Броди сильно отстал от спутников и теперь старался их нагнать, двигаясь как можно быстрее. Земля под ногами стремительно уходила вниз, лестница скрипела и стонала под его весом. Фрея то и дело поглядывала вниз, перегибаясь за край ступеней. Флин успокаивающе махал ей рукой и карабкался выше, стараясь не замечать дрожи утеса и сближения каменных челюстей. Горло и мышцы горели, но Броди сосредоточил все силы на том, чтобы не останавливаться до конца.

На первых тридцати метрах лестница шла вертикально — один пролет над другим, так что усилия археолога быстро окупились. Выше, над восьмым отрезком, ступени прерывались, и влево, вдоль карниза не шире сигаретной пачки, тянулась веревочная опора к подножию следующего пролета. Еще через пятнадцать метров беглецы уперлись в тупик и были вынуждены забрать вправо по еще более узкому карнизу. Следующий участок подъема тоже оказался недолгим. Так они и поднимались — зигзагами, то и дело перебираясь туда-сюда над пропастью. Переходы соединялись тремя-четырьмя лестничными пролетами, не больше, так что недолгие минуты подъема перемежались леденящим кровь ползанием по скале вдоль трещин и выступов.

Почему древние египтяне устроили подъем таким образом, вместо того чтобы протянуть по скале сплошную лестницу, Флин не знал. Быть может, им приходилось таким образом обходить непригодные участки, в которых бронзовые костыли не держались? Как бы то ни было, из-за всей этой эквилибристики скорость подъема англичанина заметно упала.

Зато уничтожение оазиса как будто набирало обороты. От храмовой платформы в одночасье осталась только груда пыльных камней. Прежде величественные здания обратились в развалины, среди которых Бен-бен продолжал выстреливать вверх лазероподобными пучками рубиново-красного света, похожими на разряды молнии. Апокалиптическая получилась картина, точно Ад с полотна средневекового живописца. Впрочем, Флину было не до сравнений — он целиком и полностью сосредоточился на прохождении опасных участков, то и дело соскальзывая и теряя опору, как будто в стремлении опередить смыкающиеся скалы позабыл об осторожности.

Один раз Флин оступился во время перехода и на несколько секунд повис на веревочном поручне над головокружительным стометровым обрывом: пришлось заново нащупывать опору и добираться до следующей ступеньки. В другой раз древняя доска треснула под его весом, и острая щепка пропорола икру. Броди взвыл от боли, чувствуя, как кровь стекает по ноге в самый ботинок.

Археолог почти отчаялся, решив, что его попросту раздавит в каменной пасти — нет никаких шансов преодолеть подъем вовремя и выбраться на безопасную высоту. Тем не менее Броди продолжал упрямо, из последних сил лезть вверх, отбрасывая боль, усталость и головокружение, от которого спирало в груди. Дно долины осталось где-то далеко внизу, скрытое тучами пыли, вершины скал нависли над головой. Наконец отчаяние отступило — Флин одолел последний короткий карниз и увидел прямую как стрела лестницу из пяти пролетов, ведущую к свободе.

Сайд и Фрея старались не торопиться, чтобы англичанин не слишком от них отставал, а теперь повисли на последних ступеньках у самой вершины и подбадривали его по мере сил. Флин закричал на них, велел скорее убираться, а сам на секунду остановился, набрал воздуха в грудь и начал последний бросок. Между каменными челюстями оставалось всего метров тридцать, и от этого делалось жутко.

Первый из пяти пролетов Флин преодолел, чувствуя, как негодующе протестует каждый мускул. Второй и третий пролеты дались легче, а на середине четвертого, всего в пяти метрах от края, он ощутил прилив адреналина. «Почти добрался, еще чуть-чуть», — сказал он себе.

— Давай-давай, всего немного осталось! — воскликнула Фрея.

В этот миг скалу тряхнуло. Флин вцепился в лестницу, переждал, пока пройдет тряска и снова полез наверх, как вдруг почувствовал, что теряет опору: костыли, которыми лестница крепилась к скале, расшатались от толчка. Броди замер, затем сделал еще два шага. Пролет снова просел. Бронзовые шипы креплений дюйм за дюймом выползали из гнезд, а верхушка лестницы медленно отходила от стены. Археолог судорожно бросился наверх, но это не помогло: не успел он ухватиться за нижнюю перекладину следующего пролета, как костыли напрочь выскочили и удерживать ступени стало нечему. На краткий, безумный миг все как будто застыло, и Флин ощутил себя героем немого кино вроде Гарольда Ллойда или Бастера Китона, в одном из тех эпизодов, где они отчаянно балансируют над землей. Верхушка лестницы сделала леденящий душу нырок вниз и по дуге оторвалась от стены. Флин кувыркнулся в пропасть, а над головой у него раздался истерический визг.

Надо было Фрее заранее сообразить: если все идет тихо да гладко — жди беды.

Едва они с Саидом добрались до плоского края обрыва, Фрея взглянула вниз — посмотреть, как успехи у Флина. Ущелье сжалось до ширины двух теннисных кортов, дно потерялось в темноте… чего там, все потерялось, кроме алого зарева Бен-бена, который до сих пор продолжал выстреливать алый луч на сотни метров вверх, пронзая облака. Зрелище завораживало своей абсолютной фантастичностью, но сейчас Фрея неотрывно смотрела на Флина, который напряженно преодолевал пролет за пролетом. С каждым шагом Броди в девушке крепла уверенность, что он справится.

— Давай, давай! — крикнула она, ощутив прилив надежды: Флин был почти рядом. — Еще немного, всего чуть-чуть! Ты почти вылез!

Не успела она договорить, как земля резко содрогнулась и лестница, по которой карабкался Флин — Господи, ведь оставалось-то всего ничего! — начала отрываться от скалы. На какой-то миг Фрее показалось, что Броди успеет, выберется на безопасную высоту, но крепежные костыли разом выскочили из стены, словно пробки из бутылок, и вся конструкция завалилась назад, увлекая археолога с собой.

— Флин! — закричала Фрея и уткнулась лицом в ладони. — Боже, Флин…

Его падение ошеломило и потрясло девушку до глубины души. Она не могла поверить, что конец будет таким неожиданным и внезапным — после всех после опасностей, которые они пережили вместе за последние дни! Ведь спасение было так близко… Фрея совсем пала духом, и, когда до нее долетело приглушенное «Эй!», она отмахнулась, подумав, что воображение играете ней злые шутки. Сквозь грохот сталкивающихся скал крик повторился. Сайд схватил ее за плечо, и она изумленно сообразила, что ей не померещилось. Фрея отняла руки от лица и выглянула за край пропасти.

— Флин! Ты жив!

Прямо под ней, в каких-то десяти метрах, Броди держался за веревку предыдущего пролета. Оборвавшаяся лестница повисла рядом, будто сломанная рука. Фрея тут же поняла, что случилось: нижние костыли каким-то чудом удержались в скале, и Флин остался висеть даже после удара. Удивительно, что он не сорвался, пролетев несколько метров вниз, и сумел вскарабкаться выше, на относительно безопасный нижний пролет. Краткий миг бурной радости прошел так же внезапно, как начался, потому что картина происходящего раскрылась перед фреей во всей полноте. Флин выжил, это верно, однако жить ему оставалось недолго.

Дело было даже не в том, что стены ущелья сближались с каждой секундой, словно ладони, спешащие прихлопнуть муху — нет, времени на подъем у археолога оставалось достаточно, вот только опора исчезла. Между верхней перекладиной, на которой стоял Флин, и низом следующего пролета возник зазор в пять метров отвесной стены. На краткий миг Фрея задумалась о возможности как-то закрепить выпавшие костыли, но у нее на глазах последний вывалился из гнезда, и кусок лестницы ухнул в пыльное облако на дне ущелья.

— Вот зараза!

Они застыли на местах, замолчали. Никто не знал, что делать. Флин тряхнул головой — мол, дело — дрянь, ничего не выйдет. Шансы на спасение, без того мизерные, таяли с каждой секундой. Фрея не выдержала и полезла вниз с края пропасти, уже понимая, что ничего не добьется. Сайд попытался ее задержать, твердя «ты уходить первая», но она знала: из всех троих ей в горах выжить проще. Поэтому она отмахнулась и стала спускаться навстречу Флину.