Флин сказал это таким тоном, что Фрея поежилась. «Любопытно, — подумала она, — после всего случившегося я так увлеклась лекцией по истории».

— И что же в нем особенного? — спросила она.

— Ну, это очень сложный документ. Писался, очевидно, в спешке, иератическим письмом — это вроде древнеегипетского курсива. До сих пор ведутся споры о том, как интерпретировать те или иные куски, но уже известно наверняка, что это повесть о жизни Имти-Хен-тики и рассказ о нравах того времени, своего рода автобиография, а также записка, объясняющая, почему его тела не было в гробнице, которую он для себя приготовил. Я не возьмусь переводить ее с начала до конца, так как первая часть… — Броди повел рукой налево, — не слишком важна. Там идет перечень его титулов, обязанностей верховного жреца и так далее. Вот отсюда… — Флин тронул крышку витрины там, где стоял, почти над серединой папируса, — начинается часть поинтереснее. Ни с того ни с сего Имти пускается долго и путано описывать современную ему политическую ситуацию — кстати, мало-мальски подробного отчета о последних годах Старого царства и начале междоусобиц Первого переходного периода раньше не находили.

Фрея понятия не имела, о чем он говорит, но перебивать не стала.

— Все это очень запутанно, — продолжил Броди, — и я еще сильно перефразирую, но, по существу, Имти объясняет, что государство Египта пришло в упадок. Фараон Пепи Второй постарел и выжил из ума, и немудрено — он просидел на троне девяносто три года (в истории человечества это самое долгое царствование). Верховная власть в стране пошатнулась. Пришли времена голода, гражданских войн, иноземных вторжений, беззакония. Как выразился Имти, Маат, богиня порядка и справедливости, была свергнута Сетом, владыкой пустыни, хаоса, зла и раздора.

Флин пошел вдоль витрины, следуя за повествованием на папирусе.

— Перед лицом кризиса правители страны собрались на тайный совет и приняли стратегическое решение: чтобы камень Бен-бен не попал в руки «лиходеев» и сохранился в целости, было условлено вывезти его из храма Иуну и под надзором Имти-Хентики отправить через пустыню в… — тут он замолк, нагнулся к самому стеклу и начал читать неожиданно низким и раскатистым голосом, который, казалось, шел из глубины веков: — «…сет итю-эн уэхат сештат инет-джесерет мехет уаджет эр-име-нет эр-джеру та эм-хет сехет-ша эм инеб-аа эн Сете-кех» — «Край наших прародителей, Тайный оазис, Священную долину свежей зелени, что далеко на западе, у края земли, за полями песка, в недрах Стены Сета». — Броди смущенно взглянул на Фрею. — Удивительно, не находите? Я же говорил — самое точное и подробное описание дороги к оазису.

— Это — «точное»?

— По древнеегипетским меркам — точнейшее. «Поля песка» — это Великое песчаное море, «Стена Сета» — восточный склон Гильф-эль-Кебира. Сет, кстати, был и богом пустыни. За неимением почтового индекса самое четкое описание. К тому же это не все. — Флин снова отправился вдоль папируса. — Дальше Имти переходит к описанию самой экспедиции — довольно интересному, учитывая, что все это писалось заблаговременно, то есть до ее начала. Я не буду читать все подряд, остановлюсь на последней части.

Он прошел к самому краю папируса, снова ссутулился над стеклом и начал переводить в том же звучном, низком тембре:

— «Итак, мы достигли самого края света, Западной стены, и Око Хепри было открыто. Мы миновали Уста Осириса, проникли в инет Бен-бен и очутились перед хут аат, главным храмом. Вот он — твой дом, о Камень Огня, где возник ты прежде всех вещей и куда вернулся. Вот он, конец. Врата закрыты, заклинания сокровенности произнесены, два проклятия наложены — да сокрушит лиходеев пасть Себека и да поглотит утроба змея Апопа! Я, Имти-Хентика, Величайший провидец, не вернусь из этой долины, ибо богам было угодно, чтобы моя усыпальница осталась пустой на века. Да пройду я путем праведных, да пересеку небесную твердь, да взойду к Всевышнему и воссяду за трапезой рядом с Осирисом. Восславим Ра-Атума!»

Он замолчал и выпрямился. Фрея ждала продолжения, но его не последовало.

— И это все?

Она не могла скрыть разочарования. После такого многообещающего начала, как ей казалось, впору было бы не то чтобы поражать откровениями, но хотя бы объяснить, намекнуть, что происходит и почему. А вместо этого ее еще больше запутали. Око Хепри, чьи-то там уста, змеи, проклятия… Она почувствовала себя так, словно долго шла по лабиринту, а очутилась на прежнем месте, ничуть не приблизившись к выходу.

— И это все? — повторила Фрея.

Флин пожал плечами в знак оправдания:

— Я же не обещал полную картину. Зато теперь вы знаете не меньше меня.

В зал ввалилась орава туристов под предводительством экскурсоводши со сложенным зонтиком. Они прошли через зал, даже не взглянув на экспонаты. Фрея посмотрела сквозь витрину и взяла у Флина фотографию.

— Если этот оазис так трудно найти…

— Как Руди Шмидт там оказался? — договорил за нее Флин. — Да, это вопрос финального раунда. Не последнее, что вызывает удивление во всей этой истории с оазисом, — как люди ухитряются туда попадать, если он «тайный»? — Он изобразил кавычки. — Руди Шмидт — только один из них. Да и прежде ходили слухи о том, что какие-то из бедуинских племен знают его расположение, хотя лично я так и не смог это подтвердить.

— Как же они его нашли? — спросила Фрея.

Флин развел руками:

— Бог их знает. В Сахаре порой случается удивительное. Чудаки вроде меня тратят всю жизнь, чтобы найти оазис, а потом кто-то забредает туда по ошибке. Как это объяснить? Хочешь — верь, хочешь — нет, но первое толковое слово по этому поводу я слышал от одной гадалки в Асуане. Она заявляла, что в прошлой жизни была женой Пепи Второго, царицей Нейт. Она мне сказала, что на оазисе лежат заклятия невидимости, и чем сильнее хочешь его найти, тем труднее это сделать, а те, кто не ищет, сами на него натыкаются. Этот перл мудрости стоил мне пятидесяти фунтов. — Он невесело хмыкнул и посмотрел на часы: — Пожалуй, нам пора.

Они бросили прощальный взгляд на исписанный папирус и направились к выходу. Где-то прозвенел звонок, возвещающий скорое закрытие музея.

— Алекс обо всем этом знала? — спросила Фрея, спускаясь на первый этаж. — Про оазис и камень?

Флин кивнул.

— Мы работали вместе у склона Гильф-эль-Кебира, и я временами читал ей лекции, сидя у костра. Справедливости ради, она не осталась в долгу. Так что если мне больше не доведется услышать про осадочные породы озерного происхождения, я не обижусь.

Они прошли лестницу и снова очутились в зале Старого царства. Толпы посетителей текли к главному выходу, погоняемые охранниками.

— Насколько ценен этот оазис? — спросила Фрея. — То бишь есть ли там…

— Золото и бриллианты? — Флин улыбнулся. — Очень сомневаюсь. Правда, «Китаб аль-Кануш» утверждает, что там сокрыты несметные богатства, но это почти наверняка преувеличение. Пара деревьев и много древних руин — вот и все, что скорее всего там можно найти. Очень ценных — с научной точки зрения, но для простого человека… — он пожал плечами, — ничего особенного.

— А камень Бен-бен?

— Опять-таки, яйцеголовые вроде меня сочли бы его находкой века: священный символ древних египтян… Мечта археолога. Однако если не брать историю в расчет, это просто камень, хотя и единственный в своем роде. Он не отлит из золота. С точки зрения коммерции существуют более ценные артефакты.

Флин и Фрея прошли под ротондой и теперь пересекали второй зал с гигантскими саркофагами. Фрея остановилась, поднесла к глазам снимок таинственной арки и задала вопрос, который мучил ее с тех пор, как она впервые увидела фотографию:

— Так почему, черт побери, мою сестру убили ради этого?

Флин посмотрел на нее и отвернулся. Заговорил он не сразу.

— Не знаю. Простите, Фрея. Я правда не знаю.

Они вернулись в административную секцию и поднялись по спиральной лестнице в фотографический отдел. Дверь лаборатории все так же была закрыта.