«Не думай об этом, иначе снова захочется забраться в постель», — одернула она себя, закручивая свою пышную кудрявую гриву в узел на голове. Она замерла на миг и, подставив лицо ласковому солнцу, впитывала в себя душистый утренний воздух.

Бассейн в солярии на крыше отеля был почти пуст, если не считать Бернси, устроившейся в шезлонге, видимо, с зачитанным, а потому растрепанным томиком нового вестерна на коленях.

Ей трудно было представить, что через несколько недель ее «время» закончится. «Я буду по тебе скучать, Бернси», — подумала Мэг, сбрасывая шлепанцы.

Пора пошевеливаться, скомандовала себе она, быстро взбираясь вверх по лестнице на вышку; ее босые ступни ловко охватывали металлические прутья. Ей пора уже было подумать о юридической практике, о приобретении учебников и вообще переходе к оседлой жизни в университетском городке после целого года разъездов. Неплохо было бы задуматься и об амурных делах. О том, чтобы рядом был преданный настоящий мужчина, а не чудаковатая Бернси или Старая Пуделиха.

Если бы кто-нибудь сказал маленькой Маргарет Хансен, когда они жили в пригороде небольшого городка Темпе штата Аризона, что в один прекрасный день она станет «Мисс Америка», она посмеялась бы над этим прорицателем, да и прогнала бы его со двора. В десятилетнем возрасте Маргарет Хансен была козявочкой в коротком платьице, с тонкими косичками и вечно содранными коленками. Однако она уже тогда отличалась пристрастием к разным фокусам. Она могла заговорить ящерицу и выманить ее из-под камня, а тем, кого ей удавалось заставить слушать себя, она сообщала, что, когда вырастет, станет женщиной-полицейским и будет сажать в тюрьму плохих людей, вроде тех, кто ограбил и убил ее родителей, чтобы негодяи не причинили больше никому зла.

В отличие от своей сестры Кэтрианы — та была старше на три года и думала лишь о мальчиках, вечеринках, косметике, танцах — Мэг никогда не мечтала о новых нарядах, не говоря уже, конечно, о том, как она пройдется по помосту в роскошном вечернем платье и сверкающей короне. От нее пахло не духами, а скорее хлоркой, так как все свободное время она проводила в бассейне Христианской молодежной ассоциации. Тренер по плаванию сказал ее бабушке, что у нее хорошие данные, и если Мэг постарается, то сможет попасть в олимпийскую сборную.

И она в течение целых восьми лет участвовала во всех соревнованиях, которые проводились в Аризоне. Совершенствуя спортивное мастерство, она в мечтах уже видела себя обладательницей золотой медали, гордо стоящей на высшей ступеньке пьедестала под звуки американского гимна.

Олимпийская золотая медаль была ее мечтой. Шли годы, костлявая и угловатая девочка превратилась в высокую стройную и очень пластичную девушку. Теперь у нее появилась еще одна мечта. Ей уже не хотелось стать женщиной-полицейским, ловить и наказывать негодяев, вроде тех, кто убил ее родителей. Она решила стать юристом, желательно прокурором, и закончить Гарвардскую юридическую школу, потому что эта школа считалась самой лучшей.

Мэг ходила на тренировки и, плавая, мечтала о будущих победах на соревнованиях. Годы шли, ее мечты становились все более осуществимыми, казалось, еще чуть-чуть — и они сбудутся. Золотая медаль принесет ей не только славу; с ней придут деньги, которые она внесет на оплату колледжа и юридической школы. Гарвард обойдется ей в целое состояние, однако контракты на коммерческую рекламу должны покрыть расходы на обучение.

И вдруг все лопнуло. Буквально накануне своего девятнадцатилетия она проиграла в нескольких заплывах и тут же лишилась возможности попасть в сборную США.

Для Мэг это было ударом. Все ее мечты рухнули. Теперь она никогда не попадет в Гарвард. У нее была небольшая сумма на учебу, кроме того, она немного скопила, работая летом на ранчо «Кружащийся хоровод», но этого оказалось слишком мало. Охваченная горем, она проплакала дома целых пять дней. После чего решительно отбросила в сторону все свои надежды, словно купальник, потерявший цвет от хлорки, и внушила себе, что штат Аризона — вполне подходящее место для тихой, домашней девушки из Темпе.

Затем, как раз перед началом последнего учебного года, у Джордан возникла блестящая идея. Кэт сделала несколько снимков сестры, и все удалось как по мановению волшебной палочки.

«Если Бог закрывает дверь, он открывает окно» — любимая поговорка бабушки. Что ж, на этот раз он настежь открыл ей окно, широкое, как сама Америка.

Дальше все было невероятно, как в чудесной сказке.

Мэг слегка покачалась на доске трамплина. Необыкновенное ощущение. Протяни руку — и вот-вот прикоснешься к безоблачному синему небу. Она и впрямь вытянула над головой руки, чуть подпрыгнула и, грациозно изогнувшись, понеслась вниз.

Лишь щебет пересмешников нарушил покой нового дня — это все, что она услышала, пока не врезалась в теплую воду бассейна и не сделала первые пятьдесят гребков. Оказавшись у зеленой кафельной стенки, она оттолкнулась от нее ногами, а мысли ее уже унеслись к той жизни, которая ожидает ее, когда закончится этот безумный год. Она снимет себе в Гарварде маленькую квартирку и будет вести размеренную, тихую жизнь в университетском городке. Мэг представилось: жизнь эта охватит ее, как тот уютный фланелевый жакет, какой она носила зимой в Аризоне. Как раз то, что доктор прописал, то, что ей сейчас нужно.

«Я должна приспособиться к студенческой жизни, слиться с ней, как и все остальные студентки, стать как бы одним из многих осенних листов». Мэг почти ощутила запах этих осенних листьев, запах новых учебников, некоторую затхлость старых аудиторий, наполненных призраками студентов минувших столетий. Она с нетерпением ждала, когда наконец извлечет на свет свои костюмы и туфли-лодочки, когда наденет шерстяной свитер и старые джинсы. Она пройдет мимо увитых плющом зданий в стайке новых подруг, будет участвовать в разговорах с ними, наслаждаться холодным пивом и жареным мясом с острым соусом. А может быть, не с подругами, не одна, а с парнем. «И чтобы этот парень даже не подозревал, что я была «Мисс Америка», чтобы знал меня лишь как чертовски крутую студентку-первокурсницу с юридического».

«А еще я по полдня буду торчать в книжной лавке», — сказала себе Мэг, выходя из бассейна. Сверкающие капли воды скатывались по ее стройному телу, покрывая кафель, когда она потянулась за своим махровым халатом.

«А еще, — поклялась она сама себе, — весь первый семестр никакой косметики».

Еще три недели, и все будет позади.

— Посиди тут пока, а я пойду завтракать. Встретимся в аэропорту, — с усмешкой крикнула она Бернси и направилась к лифту.

— Обманщица! — воскликнула Бернси, вскакивая с шезлонга и едва не налетела на семью из четырех человек, усаживающуюся рядом. — Ты меня уже достала. — С поразительной ловкостью она прошмыгнула мимо них и засеменила вслед за Мэг.

Ни Мэг, ни Бернси не обратили внимания на двух мужчин, вкативших тележку с бельем в служебный лифт.

Рыжеволосый мужчина по имени Фрэнк ткнул в цифру «семь» на табло лифта. Он был коренастый, с рыжими бачками. Пока лифт двигался вверх, он пытался натянуть рукава коричневого пиджака на мясистые запястья.

«Дьявол, и почему я не нашел себе пиджак побольше? Этот был бы впору парню, легче меня фунтов на двадцать, — который не носит одежду пятьдесят четвертого размера. Ну, да фиг с ним», — подумал он. Через четверть часа работа будет закончена, и он избавится от этого тряпья.

Его напарник — высокий блондин со спортивной стрижкой, нордическим лицом и узкими небесно-голубыми глазами, дождавшись, когда закроются створки лифта, произнес в микрофон, который был спрятан в воротнике рубашки:

— Джей Ди — время подавать червячков. — Голос Бремсона казался ровным и спокойным. Фрэнк всегда завидовал людям, обладающим таким голосом, его вкрадчивым и обволакивающим интонациям. — Ранняя Пташка возвращается в свое гнездо.

Когда в ухо Бремсону прозвучал ответ, он сдержанно кивнул Фрэнку: