– Но он совершил кражу в музее Амхерсте. За это его посадили в тюрьму в Нью-Йорке.
– Совершенно верно. Один из воров, что вломились в Гарднер, спланировал и операцию в Амхерсте. Энтони взял на себя его вину, когда его поймали с картинами.
– Но не сдал его?
– В этом на него можно положиться. Полагаю, вашему приятелю Чэпмену с ним приходится трудно.
– А Дениз Кэкстон?
– Думаю, теперь-то вы уже знаете, что Энтони и Омар провели какое-то время в одной камере. Омар занимался этой идиотской перепиской с богатыми разводящимися дамочками. Он начал хвалиться этим перед Энтони. Рассказал о Кэкстонах и об их связях в мире искусства. Бейлор тут же вышел на меня. Я был знаком с Дени и Лоуэллом – все в нашем бизнесе их знали. Мы с Энтони использовали Омара, чтобы подобраться поближе к Дени.
– Она действительно наняла его убить Лоуэлла?
– Она не желала смерти мужа. Просто хотела его припугнуть.
По моему мнению, пуля, оцарапавшая череп, – неплохой способ запугивания.
– В него стрелял Омар?
– Нет, он перепоручил это Энтони. Тот куда более умело обращается с оружием. Что ж, Алекс, вижу, тебе уже лучше. Ты практически готова идти, – он посмотрел на мои руки, которые я стиснула, чтобы унять дрожь.
– Но как же картины из музея? Ведь все это из-за них?
Ренли не ответил.
– Я знаю, что вы показали одну из них Марко Варелли.
Он посмотрел мне прямо в глаза, чтобы понять, не блефую ли я.
– Эти картины прятали все десять лет, с того момента, как вынесли из музея. Всем известно, Алекс, – всем в моем кругу, – что ворам было трудно сбыть их с рук. Менее существенные работы, конечно, разошлись…
– Но не Рембрандт и не Вермеер.
– Вот почему Энтони попросили связаться со мной задолго до того, как он познакомился с Омаром.
– Воры?
– Я предпочитаю называть их хранителями. Понятия не имею, кто были те филистимляне, что совершили кражу. Их с трудом можно назвать любителями искусства – они оставили нетронутыми многие ценные картины – из-за собственного невежества, полагаю.
Например, «Похищение Европы» Тициана, полотно во всю стену и по ценности превосходящее Рембрандта и Вермеера, вместе взятых.
– Я пытался найти способ продать их и получить брокерское вознаграждение. Мне доводилось слышать о фантастической частной коллекции Лоуэлла, и я знал, что Дени – темная лошадка. В то время они еще были вместе. Я подумал, что смогу уговорить ее купить одно из этих полотен для их коллекции. Без лишней шумихи. С украденными шедеврами такое происходит сплошь и рядом.
– И вы позвонили ей незадолго до того, как она должна была выехать в Англию вместе с Лоуэллом? Вот почему она отказалась с ним ехать, да?
Рано или поздно нам предоставят распечатку, и там будет звонок Фрэнка Ренли Дениз Кэкстон. Если бы мы получили эти данные чуть раньше…
– Она была сама не своя от предвкушения, когда я рассказал ей о картинах. Как ни странно, но она захотела купить их для Лоуэлла. Это было бы величайшем достижением ее жизни – подарить ему нечто, чего у него не было и чего он не нашел бы нигде в мире. Она отправила его в Англию одного из лучших побуждений.
– А потом отнесла Вермеера Марко Варелли, чтобы убедиться, что это оригинал? – спросила я. Я вспомнила наш разговор с Доном Кэнноном, который стал свидетелем этой сцены.
– Я никогда не хотел становиться любовником миссис Кэкстон. Это не входило в мои планы. Но все сложилось как нельзя лучше! Она испугалась, когда Варелли поднял крик, поэтому решила поехать к Лоуэллу в Бат. Хотела сделать ему потрясающий сюрприз, а застала его в койке с молодой англичанкой. В общем, Дени вернулась домой, где я принял ее с распростертыми объятиями.
– Вы убедили ее не отказываться от картин, хотя она знала, что они краденые?
– Скажем так – это в ней говорил голос бунтаря. Решив расстаться с Лоуэллом, она стала более плотоядной, стала бояться потерять жизнь, к которой привыкла. Иногда на нее накатывала безумная страсть ко мне. Тебе известно о награде?
– Федералы обещали пять миллионов долларов, не облагаемых налогом, тому, кто поможет вернуть картины.
– Время от времени она пыталась убедить меня сдать картины в обмен на отказ от судебного преследования за хранение краденого. Предлагала забрать пять миллионов и уехать с ней… не могу сказать, куда именно. Я все еще надеюсь, что сам завтра окажусь там. Вне вашей юрисдикции, мисс Купер. И никакого соглашения об экстрадиции.
– А как же второй мужчина, с которым она встречалась? Престон Мэттокс?
– Ну почему некоторые женщины так любят печальные любовные истории? Да, у меня был соперник. Дени еще не была готова к прочным отношениям после того, что сделал Лоуэлл. Но ее самомнение поднялось до заоблачных высот уже через несколько месяцев общения со мной.
Дело прояснялось с каждой минутой. Я вытянула пальцы рук, чтобы посмотреть, дрожат ли они. Ренли наблюдал за мной.
– Отлично, Алекс. Уже намного лучше.
Я сжала кулаки и посмотрела на него.
– Тогда почему она умерла? Ведь картины были у нее, да? Вы испугались, что все потеряете, если она вас бросит?
– Небольшая поправка. Одна картина. Мы собирались стать партнерами, поэтому я отдал ей Вермеера. Он менее ценен, чем Рембрандт, но ей нравилась милая семейная сценка. Я же предпочел морской пейзаж. Я позвонил ей и сказал, что, пожалуй, она права. Мы должны вернуть картины музею и получить награду. Ее имя не будет замешано в скандале, я просто отдам ей половину суммы. Мы и раньше совершали сделки вместе, поэтому она мне поверила. Чтобы доказать ей свою добрую волю, я пригласил ее в ресторан «Жан-Жорж» и попросил принести картину – завернутую, разумеется, – туда же. Встреча на публике. Без шума и пыли. Она принесет ее в пакете и отдаст мне, чмокнув в щеку. А взамен получит чек на два с половиной миллиона.
– Но вы, очевидно, придумали, как оставить все пять миллионов себе.
– За исключением скромного гонорара, причитающегося Энтони.
– Вы знали, где она хранит картину?
– Если бы знал, то не стал бы предлагать ей два с половиной лимона. Энтони должен был следить за Дени от самого дома. Он одолжил машину Омара. Предполагалось, что он похитит Дени, отвезет в укромное место и украдет ее сумочку и все прочие вещи, что будут при ней. Он знал, что искать следует картину, но ограбление должно казаться случайным, будто вор напал на дамочку в машине, рассчитывая на обычный улов: деньги, драгоценности и так далее.
Я закрыла глаза и прикрыла рот ладонью, пытаясь удержать слова:
– Но вы же знали, что он насильник. Как вы могли позволить ему напасть на Дени?
– Я не знал, что Энтони сидел на изнасилование. Не очень популярная статья среди зэков. Он всегда говорил о себе как о вооруженном грабителе. Это тоже правда, разумеется. И как о воре, нападающем на людей в их же машинах. Тоже чистая правда. Он просто умолчал о том, что еще и насиловал своих жертв. Ему всего-то и нужно было – забрать Вермеера. Разумеется, Дени не стала бы заявлять о краже. Это был краеугольный камень моего плана. Если бы она пошла в полицию, то поставила бы под угрозу благополучный исход бракоразводного процесса. Ни один судья не отписал бы ей и полушки из закромов Лоуэлла, ни единого полотна из его коллекции, если бы ее поймали с краденой картиной. Тем более с Вермеером, исчезнувшим более десяти лет назад! Как можно прийти в участок и сказать, что ты просто захватила его с собой в пакетике на встречу с приятелем? Иными словами, ей пришлось бы иметь дело со мной. Она бы очень расстроилась из-за того, что не сохранила для меня такую ценность, а я бы надавил на ее чувство вины. В итоге она оказалась бы должна мне два с половиной миллиона, потому что из-за ее беспечности пропало бесценное полотно.
– Плюс у вас была бы сама картина. Или даже обе?
– Voilà![35]
– Но план сорвался?
– Дениз разозлила Энтони, – от бесстрастного голоса Ренли у меня мурашки побежали по коже. – Сначала он рассказал, что у нее не было с собой картины. Много наличных, достаточно драгоценностей, чтобы ослепить меня за обедом, – по нашему уговору все это он мог оставить себе, – но никакого Вермеера. Хочу признаться вам, мисс Купер, что этот момент все еще остается яблоком раздора между мной и моим другом Энтони. Я не исключаю, что он пудрит мне мозги. Короче говоря, он на нее разозлился. А затем… ну… дальнейшее полиции известно лучше, чем мне. Что движет мужчиной, когда он решается изнасиловать женщину? Злость? Похоть? Жажда власти? Или как у Уилли Саттона[36] – просто потому, что она оказывается рядом?
