– Он говорит… – Сьюзен осеклась, ее глаза широко распахнулись.

Эван замер.

Лошади.

Если стало слышно стук копыт и шум колес, значит, карета не дальше полумили от города. А если учесть, что на много миль вокруг другого города нет, то нетрудно догадаться, куда направляются незваные гости. Но почему сейчас, почему так быстро? Неужели этот невыносимый подхалим Форрестер сумел-таки найти какого-то важного человека, который выслушал его повествование о контрабандистах в Борнмуте?

Сьюзен бросилась к двери, выглянула во двор и прислушалась.

– Полиция приехала. – Она прижала руки к груди.

– Полиция? – выдавил из себя Эван.

Мисс Стэнтон повернулась – медленно, с виноватым видом, но ее плечи были расправлены. Вынув сложенный лист из потайного кармана юбки, она протянула его Эвану.

Он молча прочитал письмо и отбросил его в сторону.

– Полиция с Боу-стрит приехала по твоей просьбе? – недоверчиво спросил Эван. – Но тогда откуда у тебя это письмо?

– Я его нашла, – призналась Сьюзен, избегая смотреть ему в глаза. – На мертвом теле.

Окровавленная перчатка!

Эван старался сохранять спокойствие.

– Кто же его убил?

Мисс Стэнтон наклонилась, чтобы поднять письмо.

– Уверена, что это сделал один из твоих дружков, – ответила она.

– И ты написала другое письмо? – спросил Эван. «После того как мы занимались любовью, ты приговорила меня к смерти?»

Сьюзен поежилась, словно смогла прочесть его не высказанные вслух мысли. Потом кивнула:

– Кажется, я написала: «Пришлите сюда армию». Но о тебе речь не шла, – добавила она поспешно, словно какое-то оправдание могло унять его боль. – Я написала ради кузины Эмелины, ради ее матери, ради твоего брата и…

– Нуда, и ради меня, – пробормотал Эван, глядя на открытую дверь. Сколько у него времени, если они направляются прямо сюда? Десять минут? Пять? Его экипажи готовы, но подняться по утесу или спуститься с него можно только по одной дороге. То есть он надежно прикован, к месту. А причина его нынешнего затруднительного положения, которая всего несколько мгновений назад держала его за руку, искренне поддерживала его в, возможно, последнем в его жизни разговоре с младшим братом.

Явно не понимая того, какой переполох она устроила в его душе, Сьюзен вышла на тропинку и повернулась лицом к ветру.

Стук копыт был все ближе, каждый удар о землю был достаточно силен, чтобы уничтожить его. Впрочем, возможно, это был неистовый стук его сердца.

Эван сжал кулаки.

– Даже не думай о том, чтобы убежать со мной, – процедил он сквозь зубы. – Сомневаюсь, что ты захочешь отправиться туда, куда направляюсь я.

Но Сьюзен уже не было рядом. Скорее всего мисс Стэнтон захотела помочь Тимоти найти побольше гвоздей для его гроба.

Сьюзен бежала всю дорогу до Мунсид-Мэнора.

Правда, она толком и не понимала, куда направляется, просто делала всё возможное, чтобы не отстать от мертвого мистера Ботуика, которого было дьявольски сложно не потерять из виду. Дело в том что он, как и она, безумно хотел увидеть полицейских. А может, его желание поглазеть на них было даже сильнее. И это при том, что Сьюзен жаждала встречи с представителями закона для того, чтобы те наконец вызволили кузину Эмелину из тюрьмы, а в его мечте отправить Эвана на смерть не было ничего привлекательного.

Сьюзен была ненавистна мысль о том, что третьего варианта им не дано: либо она направит полицейских к доказательству, спрятанному в шкатулке, и тем самым освободит кузину Эмелину, но приговорит и Эвана и тех, кто держит кузину в плену… либо позволит доказательству остаться «потерянным». В таком случае она, конечно, спасет Эвана – и всех пиратов – от виселицы, но Эмелина будет обречена страдать до конца жизни от рук собственного мужа.

У Сьюзен не было ни малейшего желания смотреть, как Эвана ловят, судят, осуждают и вешают. Она любила его, несмотря на героические усилия скрыть правду. Однако она была вынуждена признаться, что он виноват в своих преступлениях. А вот кузина Эмелина – нет. И если единственный способ освободить кузину – это привлечь всех пиратов ответственности, преданность Сьюзен невинной женщине, которую так долго пытали, должна взять верх над боязнью одиночества, которое разорвет ей сердце.

Мисс Стэнтон замедлила шаг, когда в поле зрения появился белый особняк. Повсюду ходили люди и, похоже, что-то искали.

Олли Гамильтон. Его дворецкий. Дюжины две горожан. Даже – прости, Господи! – мисс Девоншир и мисс Грей. Что, черт возьми, происходит? Олли заметил Сьюзен одновременно с Салли – хозяином «Акульего зуба». Только последний побежал ей навстречу, чтобы поздороваться.

– Мисс Стэнтон! – закричал Салли. – Мы решили, что вас похитили.

Какого дьявола ее должны были похи… Ах да! Сьюзен взглянула на Олли. Он-то считал, что запер ее в спальне, не так ли? Как, должно быть, он удивился, когда утром не застал ее в комнате!

Тут очень кстати за углом прогрохотал первый из экипажей и вскоре появился у них на виду. Или приехала всего одна карета? И она принадлежит не полицейским с Боу-стрит.

Сьюзен тихо вскрикнула. Крест на дверце принадлежит… ее родителям.

После недолгого шока Сьюзен бросилась вперед и перегородила дорогу приближающейся карете. Какое чудовищное совпадение! Если она уговорит родителей позволить ей вернуться, то спасет себя. При этом не останется никого, кто будет бороться за леди Эмелину. А ее муж-злодей и бесполезный судья скроются безнаказанными, причем вместе с остальными пиратами.

Сьюзен горько усмехнулась: подумать только, как судьба играет ими! На прошлой неделе она готова была заложить душу дьяволу, лишь бы уговорить родителей позволить ей вернуться домой. И вот теперь, когда они приехали сюда и она может с глазу на глаз потолковать с ними, ей нужно совсем другое.

Хотя… не совсем. Для начала она должна позаботиться еще кое о чем.

Кучер спрыгнул на землю. Сьюзен его, правда, не узнала, но это ее ничуть не удивило. Несмотря на то что Стэнтоны неплохо платили своим слугам, те надолго не задерживались в их доме.

Сьюзен ждала, когда кучер отворит дверцу кареты и поможет выйти матери.

Но он этого не сделал.

– Вы разве не хотите помочь родителям выйти из кареты? – спросила Сьюзен.

– Кому помочь? – удивился кучер. А затем, поморщившись, посмотрел на нее с таким видом, словно она была распоследней крестьянкой, а он – членом парламента:

Сьюзен совершенно забыла о том, что выглядит не лучшим образом.

– Лорду и леди Стэнтон, – ледяным тоном ответила она, указывая на закрытую дверцу. – Они ведь в карете, разве нет?

Кучер опустил на нее глаза.

– Вообще-то нет, – ответил он. – Но они послали меня за своей дочерью. Она должна немедленно вернуться в Стэнтон-Хаус. Вы не будете так добры передать мисс Стэнтон записку?

Сьюзен смотрела на него, не веря своим ушам.

Новый кучер не признал в ней дочь лорда Стэнтона? (Хотя, по правде говоря, она сомневалась, что сама узнает себя, если посмотрит в зеркало.) Понятно, что родители получили ее последнее письмо, но по-прежнему не сочли нужным в первую очередь узнать, что происходит с дочерью. Как это в их духе!

– Ну? – спросил кучер.

– Погодите минутку, – пробормотала Сьюзен.

Она должна подумать, причем сделать это как можно быстрее. Если она просто так отпустит его, то родители никогда больше не отзовутся на ее просьбу вернуться в Лондон и не обрадуются ее возвращению, если она приедет сама. Понятно, что у нее не было желания оставаться в Борнмуте, но совесть ей не позволяла бросить кузину.

Кучер кашлянул.

– Мисс?…

– Погодите минутку! – раздраженно повторила она.

«Думай, думай, думай!» Она написала письмо родителям через несколько часов после того, как отправила послание в штаб-квартиру полиции на Боу-стрит. До этого полицейские отнеслись к ней – и к мертвому мистеру Ботуику – настолько серьезно, что сочли нужным прислать в Борнмут одного дознавателя, который не вернулся и не дал о себе знать. А это означает, что ко второму ее посланию они должны отнестись еще серьезнее. Стало быть, их можно ожидать с минуты на минуту.