Сьюзен рассмеялась. Рассмеялась! О, на ее лице появилось скептическое выражение!
От такого неожиданного коварства последний лучик его надежды погас. Эван ждал, что Сьюзен откажется, потому что считает его ниже себя по происхождению, но не потому, что не верит в его любовь.
– Я говорю совершенно искренне, – продолжил он, не пытаясь больше скрывать глубокого отчаяния. – Позволь мне привести из таверны священника, и я поклянусь на Библии, что хочу быть вместе с тобой. Более того, разве ты можешь сказать, что я…
– Ничего больше не говори, – перебила Эвана Сьюзен, прикладывая ладонь к его груди, словно желая остановить его. Однако, почувствовав, что его тело стало горячее от ее прикосновения, она поспешно опустила руку. – Даже если бы я считала, что ты способен на настоящее чувство, что именно ты мог бы мне предложить? Жизнь бродяги, постоянно переезжающего из одного городишки в другой ради того, чтобы не приходилось беспокоиться о таких вещах, как мораль и последствия нарушения закона? Да я бы ушла от тебя меньше чем через неделю! Признаться, для меня оскорбительно даже то, что ты такую чушь называешь правдой и уверяешь меня, что говоришь искренне. Почему ты говоришь «мы»? «Нас» не существует, И никогда не существовало. А теперь скажи: что ты сделал со шкатулкой?
Он ее не интересует. Она даже не хочет выслушать его, чтобы он мог облегчить душу. Все, что ей нужно, – это доказательства, которые помогут его уничтожить. Сьюзен невдомек, что ее нежелание узнать о его истинных чувствах уже уничтожило его – ощутимее, чем это сделала бы виселица.
Несмотря на то что холод так и сковал его члены, Эван призвал на помощь то, что осталось от его гордости.
– Не скажу, – ответил он.
Сьюзен его ответ только разозлил.
– Без этой шкатулки…
– Почему, по-твоему, я не хочу, чтобы шкатулка попала кому-то в руки? – деланно спокойным тоном спросил он. – К тому же это невозможно, потому что я ее уничтожил, сломал.
Ее ресницы взлетели вверх.
– Я знаю, что уничтожить ее невозможно, – заявила мисс Стэнтон.
– Нет такой вещи, – тихо произнес Эван, – которую нельзя разбить.
Как, например, его сердце, которое, оказывается, до сих пор бьется в его груди и о существовании которого раньше он даже не догадывался. Ведь он напрочь забыл о нем, когда стал выходить в море в поисках приключений. Ему было нечего терять.
До сих пор.
Но он уже потерял ее. Из-за, как красноречиво заметила Сьюзен, его собственной роковой ошибки. Она никогда не простит его. И он не сможет вернуть все обратно.
– Все это ерунда, – раздраженно сказала Сьюзен, не сводя с него глаз.
И не потому, что она сумела разглядеть его внутреннюю борьбу, разочарование и отчаяние, о которых Эван мог бы поведать ей, если бы считал, что от этого будет какая-то польза. А потому что он стоял на ее пути к шкатулке, которая могла ощутимо укоротить его жизнь. Так что если в ком-то из них двоих и была любовь, то только в нем.
Тут взгляд Сьюзен сфокусировался на чем-то за его левым плечом, а потом она ни с того ни с сего прищурилась. Ее плечи дрогнули. Другой человек, не так внимательно наблюдавший за ней, как Эван, мог бы счесть это простым подергиванием мускулов, но Эван сразу понял, что это нечто иное: Сьюзен пожала плечами. Она общается с кем-то еще!
– Ты разговариваешь с моим чертовым братцем, а не со мной? – спросил он.
Сьюзен снова перевела взгляд на Эвана.
– Нет, это он говорит со мной, – возразила она. – Он хочет знать, почему я до сих пор не всадила тебе в живот нож по самую рукоятку.
– Правда? – Эван нахмурился. Это было не похоже на Тимоти.
Сьюзен вздохнула, при этом ее плечи задели стену.
– Нет, он только что сказал, что спорить с вами всегда было бессмысленно, потому что эти споры никогда ни к чему не приводили. Про нож я сама добавила, потому что мне показалось, что в данной ситуации это лучший выход из положения.
А вот это уже больше похоже на правду. Эван все еще пребывал в уверенности, что из Сьюзен получился бы отличный пират, которому Тимоти и в подметки бы не годился.
Тимоти либо предал его с самого начала, либо не счел нужным сообщать о том, что его отношение к контрабанде резко изменилось. Эван даже не знал, что хуже. И не понимал, какие чувства у него вызвала неожиданная возможность выяснить это.
– А ты могла бы… спросить у него кое-что для меня?
Сьюзен приподняла брови.
– Он же не глухой, – сказала она. – Он отлично видит и слышит.
– О! Хорошо. – Эван посмотрел туда, куда только что смотрела Сьюзен, и взглядом попросил у нее.
Ее глаза наполнились сочувствием, и она потянулась было к нему, но тут же вспомнила о необходимости держаться холодно.
– Тебе не нужно смотреть в его сторону, он понимает, что ты его не видишь, – сказала она. – Просто задавай вопросы.
Эван кивнул, с каждым мгновением чувствуя себя все более неловко и неудобно. Он собирается говорить с умершим братом! С невидимым умершим братом. Через девушку, с которой ему бы хотелось продолжать их неудачный роман.
– Тимоти… – начал Эван и почувствовал, как запылал жаром его затылок. – Почему… – Он откашлялся. – Почему ты позвал с собой Реда вместо меня?
Эван переступил с ноги на ногу, испытывая неловкость. У него не было готовых вопросов для подобного мгновения, однако он надеялся, что для начала разговора этот вопрос вполне подходит. Он открыл было рот, чтобы пояснить кое-что, но Сьюзен уже отвечала ему.
– Он говорит: «Потому что Ред не задает вопросов».
А вот это уже похоже на Тимоти.
– Само собой, я задаю вопросы! – воскликнул Эван, раздраженный тем, как быстро его брат, даже мертвый, ставит его в неудобное положение. – И у меня их очень много. – Эван глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и начала снова: – Ты отправился в секретную поездку, не сказав мне. Почему?
Мисс Стэнтон посмотрела куда-то над его головой.
– Он говорит: «Потому что у меня не было ни единой возможности узнать, на чьей ты стороне. Я даже до сих нор этого не знаю».
Сердце Эвана дрогнуло.
– Но ты же мой брат!
Сьюзен пожала ему руку:
– Он ответил, что ты отличный актер. И он никогда не знал, о чем ты думаешь, и не был уверен, что твои слова правдиво отражают твои мысли. И еще Тимоти спрашивает, какую роль ты сыграл в его смерти, – промолвила она, стараясь ничем не выдать своего волнения:
– Что-о?! – переспросил Эван, чувствуя, как холодеет его кожа. – Да никакую! Я понятия не имел о том, что он отправился на тайное дело. Как я мог убить его, если меня не было рядом? Да я поклялся уничтожить того негодяя, который стрелял в него. И я до сих намереваюсь всадить этому мерзавцу пулю промеж глаз!
Эван замолчал, внезапно подумав, что просто ответить «никакую» было бы лучше, потому что не стоило признаваться в своих кровожадных намерениях в присутствий женщины, вера которой в него, мягко говоря, пошатнулась.
– Он говорит: «Я просто проверяю», – сказала Сьюзен.
– Тимоти усомнился во мне?! – Осознание того, что родной брат считал его способным на такой гнусный поступок, больно резануло сердце Эвана. Подумать только, оба человека, которых он любит и которым верит, считают его бессердечным!
Сьюзен покачала головой:
– Он говорит: «Больше я в тебе не сомневаюсь».
– А он сам? – спросил Эван, но потом вспомнил, что может прямо обращаться к брату. – А что же ты, Тимоти? Ты считаешь нормальным натравить предателя на своих друзей и свою семью? На меня? Тебе так хочется, чтобы родной брат отправился на виселицу? Ты же отлично понимал, что мне не избежать петли, если ты выдашь всю команду.
Сьюзен заморгала, а затем тряхнула головой, словно не хотела верить сказанному.
– Он говорит, что у него и в Мыслях не было отправлять тебя на… трехногой кобыле? – Она бросила сердитый взгляд через плечо Эвана. – Вы оба не могли бы говорить по-английски?
– Ха! Если это так, он не смог бы передать содержимое шкатулки в руки закона. – Ох, как бы ему сейчас хотелось увидеть выражение лица Тимоти, заглянуть ему в глаза и понять, что он на самом деле думает! – Д если того, что находится в шкатулке, достаточно, чтобы сдать полиции команду контрабандистов, то как я могу не пойти ко дну вместе со всем кораблем?
