— Мисс Лоуренс? Пожалуйста, подождите…
Анна обернулась. Красивые серые глаза Виктории Тэтчер покраснели от слез. В руках она сжимала маленький черный молитвенник.
— Я хотела поблагодарить вас за то, что вы пришли. Внезапно Анну охватила злость. «Он тебя не любит! Той ночью он хотел встретиться именно со мной! Он позвал, и я пошла. А сейчас он заперт в подсобке! Меня дожидается… Он не умер, а жаль! И тебе должно быть жаль…»
— Ваше участие так много для меня значит, — сбивчиво заговорила Виктория. — Я… мой отец уехал в Хартфорд, закончить какие-то дела, связанные с Элиотом. А у меня здесь совсем нет друзей. Отец Элиота бесконечно добр ко мне, но он плохо себя чувствует, и я… Спасибо вам, что пришли. Пожалуйста, не откажите мне в еще одной любезности: приходите как-нибудь на чай.
— Я…
Виктория закусила губу, на мгновение запнулась и уверенно посмотрела Анне в глаза.
— О смерти Элиота ходят всякие слухи, но я им не верю. Я знаю, что вы не… — она запнулась и снова опустила голову. — Я знаю, что вы, как и я, молитесь о спасении его души.
«У него нет души, — подумала Анна. — Лучше молись о душе его отца, да и о своей собственной. И во что, интересно, ты не веришь? В то, что я убила его? Или в то, что я была в ту ночь на острове?»
Глаза Виктории наполнились слезами.
— Я прошу вас… Если вы любили Элиота, то для нас это повод подружиться. Теперь, когда его с нами нет…
«Но он здесь! — в отчаянии подумала Анна. — Он сидит в комнатушке и смеется над нами, представляя наш разговор. Как жаль, что он не умер… Ради твоего же благополучия. Ради нашего общего благополучия».
— Спасибо за приглашение, — сдержанно ответила Анна и быстро удалилась.
После ужина она вернулась в церковь с пакетом из коричневой бумаги, в который были завернуты несколько кусков ветчины и пирога. Элиот сидел в темноте.
— Все поужинали, — сказала Анна, зажигая свечу, — и я сбежала. Тайком.
— Тебе не привыкать, — усмехнулся Элиот.
Она аккуратно положила пакет с едой рядом с подсвечником.
— Тебе нельзя здесь оставаться. Он развернул пакет.
— Почему это? Тут, по крайней мере, сухо. Холодновато, конечно, но в остальном — очень уютно. Голод мне не грозит, а ты исполнишь любой мой каприз. Если я воскресну, вряд ли прольются счастливые слезы. Мне и здесь хорошо.
— Твой отец слег.
— От радости? А что, безутешная невеста тоже слегла? Кстати, в мою постель она «слечь» не захотела…
— Виктория ухаживает за твоим отцом. Ее отец отправился в Хартфорд, устраивать какие-то твои дела. Ты не можешь обманывать их и дальше…
— Еще как могу. Даже должен. По крайней мере, пока отец Виктории не расплатится со всеми моими долгами. И пока ты, милая, не заплатишь мне за то, что не пришла на свидание.
— Элиот, так нельзя. Я всем расскажу правду.
— Не выйдет! Я объясню, что ни тебя, ни меня на реке не было; что мы просто сбежали и спрятались вместе. И что станет с моим бедным слегшим отцом и с богатенькой Викторией? Ты даже не представляешь…
— Я больше не вернусь сюда, — твердо сказала Анна. — Не буду носить тебе еду.
— И священник обнаружит мои истлевшие кости? О нет, ты вернешься, милая Анна!
— Нет. Не вернусь.
Надеясь, что Элиот передумает, она не стала запирать дверь, но ключ взяла с собой. «На всякий случай», — подумала она, не совсем представляя, на какой именно случай. Просто на случай, если понадобится.
В дверь постучали, и отец пошел открывать. Анна застыла на середине лестничного пролета. Отец вздрогнул всем телом, уши и шея стремительно покрылись алыми пятнами.
«Элиот!» — подумала Анна.
Третий день подряд она тайком бегала в церковь, носила «пленнику» еду и свечи, а накануне отнесла шаль, потому что Элиот беспрестанно жаловался на холод. Ее неубедительные увещевания он пропускал мимо ушей. Отец Виктории провел утро в банке и снова уехал. Сама Виктория каждый день навещала отца Элиота, и таяла, таяла на глазах. От ее брата по-прежнему не было вестей. На третий день после похорон она прислала Анне записку, напомнив свое приглашение на чай.
Анна показала записку Элиоту.
— Отчего ты к ней так жесток?
— Говори, что думаешь. Я жесток по отношению к тебе. Приглашение, насколько я понимаю, принято? Забавное будет чаепитие…
— Я отказалась. Элиот, подумай, что ей придется пережить!
— А что пришлось пережить мне? Утлая лодчонка посреди бурной реки, ночью, в ужасный шторм! Не помню, как добрался до берега. Полдороги до Хэддама брел пешком, пока на постоялом дворе не разжился лошадью. Только представь, что я перенес по твоей милости, Анна! И все потому, что ты не захотела со мной встретиться. Что ж… а теперь я не хочу встречаться с ними.
Он неловко прикрыл колени шалью.
Спорить с Элиотом не было никаких сил. Анна молча положила сверток с едой на скамью рядом с подсвечником и отвернулась.
— Дверь оставь открытой, — попросил Элиот. — Мне не нравится сидеть взаперти, как в склепе. Да, и дай знать, когда отец Виктории вернется, оплатив все мои долги.
Анна пришла в отчаяние. «Он никогда не выйдет из этой комнатушки», — решила она. Но сейчас, стоя на лестнице и глядя на напряженную спину отца, ей показалось, что Элиот передумал и покинул пределы своей темницы.
Анна сбежала к подножью лестницы. Отец обернулся и тоном, в котором явственно сквозило осуждение, изрек:
— Мисс Тэтчер пришла с визитом.
И, не прибавив ни слова, оставил их наедине.
— Мне не следовало приходить. Мое появление; здесь неуместно, — сказала Виктория. — Теперь ваш отец сердит на меня.
— Нет, он сердит на меня. В вашем появлении в этом доме нет ничего дурного. Доброта и отзывчивость не бывают неуместными.
С улицы дул ледяной ветер.
— Может, зайдете? — предложила Анна. — Я приготовлю чаю.
Виктория осторожно коснулась ее руки.
— Я не с визитом пришла. Я… я хотела попросить вас об одолжении.
Перчаток на Виктории не было, и сквозь рукав шерстяного платья Анна почувствовала холод ее ладони.
— Входите же, — повторила Анна. Элиот, должно быть, покинул свое убежище, и речь пойдет о нем. Гостья прошла в холл, отказалась снять черное пальто и шляпку, и собралась с силами.
— Я не могу остаться. Меня ждет доктор Сойер. Он… его… В реке нашли тело. Недалеко от Хэддама. Надо удостовериться… Возможно, это Элиот.
Злоба на Элиота сжала горло железными тисками. Анна хотела сказать: «Он жив! Он сидит в подсобном помещении при церкви!», но Виктория, похоже, не могла остановиться.
— Отец уехал в Хартфорд. Говорят, после Элиота остались карточные долги, которые нужно оплатить. Брат в море. О его корабле ничего не известно. А отец Элиота слишком болен и слаб. Собственно, он собирался ехать в Хартфорд, но в его состоянии… И на опознание… некому пойти. Я не сказала отцу Элиота про найденное тело. Это убьет его… Я хотела обратиться к вашему отцу за помощью, но, кажется, он на меня сердит, и не осталось никого, кто бы…
— Я пойду с вами, — решительно перебила Анна, накидывая серую мантилью. В такой холодный день, конечно, следовало надеть что-нибудь потеплее, но Анна боялась, что Виктория не дождется и убежит: бедная девушка пребывала в полном смятений.
«Хватит! Я не позволю Элиоту шутить с невестой такие жестокие шутки, — думала Анна. — Я все ей расскажу».
Но сказать правду по дороге к доктору ей так и не удалось. Виктория шла быстро, Анна с трудом поспевала за ней. Слова лились из безутешной невесты болезненным, пульсирующим потоком, будто кровь из вспоротой вены:
— Странно, что брат до сих пор не приехал. Из Нью-Лондона, где должен был пришвартоваться его корабль, по-прежнему нет вестей. В порту его задержать не могли. Море так часто штормит… Страшно за корабль! Я написала брату, как только пропал Элиот. Я Знала, что мой любимый погиб, знала с первой минуты… Отец уговаривал меня не беспокоиться, уверял, что Элиот где-то задержался, что не следует терять надежды… А теперь пропал и мой брат, Роджер, и рядом никого не осталось…