Синхронно они полоснули кинжалами по верхней части груди.

Порез, сделанный Зейдистом, был самым глубоким.

Мэри была внизу в бильярдной, обсуждала с Фритцем историю дома, когда ухо доджена уловило звуки, которых она слышать не могла.

— Должно быть, это вернулись хозяева.

Эскелейд затормозил, остановился и из открывшихся дверей вышли мужчины. На их головы были накинуты капюшоны, но она узнала их по той первой встрече, когда приехала с Рейджем в поместье. Парень с эспаньолкой и татуировкой на одном из висков. Мужчина с потрясающими волосами. Само воплощение ужаса и вояка. Она не встречала раньше только одного: с длинными черными волосами, в темных очках.

Все они казались очень мрачными. Может быть, кого-то ранили.

Она пыталась разглядеть Рейджа, стараясь не поддаваться панике.

Все столпились около заднего сидения внедорожника, когда кто-то вышел из дома, стоящего у ворот и придержал дверь. В нем Мэри узнала парня, который прибежал за мячом в фойе тогда, в первый день.

Все они плотно окружили машину, и сложно было понять, что же там происходит. Но создавалась такое впечатление, что они поднимают какой-то тяжелый предмет…

В свете луны блеснули волосы…

Рейдж. Без сознания. И его тело несли к открытой двери.

Мэри выбежала из поместья раньше, чем поняла, что вообще начала двигаться.

— Рейдж! Стойте! Подождите! — Холодный воздух полоснул по легким. — Рейдж!

Он дернулся на звук ее голоса и выбросил слабую руку по направлению к ней. Мужчины остановились. Кто-то из них чертыхнулся.

— Рейдж! — Она резко остановилась, щебень разлетелся в стороны из-под ее ног. — Что… о… Господи.

На его лице была кровь, глаза заволокло болью.

— Рейдж…

Его рот приоткрылся. Он попытался что-то сказать, но ничего не вышло.

Один из мужчин заговорил:

— Черт, теперь мы с тем же успехом можем отнести его в его комнату.

— Конечно, именно туда вы его и отнесете! Он поранился в бою?

Никто не ответил. Они просто сменили направление и пронесли Рейджа через вестибюль и фойе и стали поднимать по лестнице. После того, как они положили его на кровать, парень с эспаньолкой и татуировкой пригладил его волосы назад.

— Брат, может, дать тебе что-нибудь от боли?

Прозвучал сильно искаженный голос Рейджа:

— Ничего. Лучше так. Ты знаешь правила. Мэри… Где Мэри?

Она подошла к кровати и взяла его слабую руку. Поцеловав костяшки его пальцев, она вдруг поняла, что его накидка была в идеальном состоянии: ни разрыва, ни пятнышка. Это означало, что ее на нем не было, когда его ранили. Кто-то снова надел на него накидку.

Мучаясь ужасными подозрениями, она потянулась к широкому кожаному ремню на его талии. Она ослабила его и распахнула накидку. От ключиц до бедер его тело было покрыто белыми бинтами. Сквозь них продолжала сочиться кровь, яркая, красная.

Она боялась смотреть, но должна была знать, поэтому осторожно развязала один бинт и приподняла край.

— Боже милостивый. — Она покачнулась, и кто-то из братьев поддержал ее. — Как это случилось?

Мужчины продолжали молчать, и она, оттолкнув того, который поддерживал ее, мрачно посмотрела на них. Они не двигались и не сводили глаз с Рейджа. Казалось, они испытывают ту же боль, что и он. Господи Боже, они не могли…

Парень с эспаньолкой встретился с ней глазами.

Это сделали они.

— Вы это сделали, — прошипела она. — Вы это с ним сделали!

— Да, — сказал тот, что был в солнцезащитных очках. — И это не твое дело.

— Вы ублюдки.

У Рейджа вырвался какой-то нечленораздельный звук, и он прочистил горло.

— Оставьте нас.

— Мы придем проведать тебя, Голливуд, — сказал парень с длинными разноцветными волосами. — Тебе что-нибудь нужно?

— Кроме пересадки кожи? — Рейдж слабо улыбнулся и вздрогнул, подвинувшись на кровати.

Когда мужчины выходили из комнаты, она со злостью смотрела им в след.

Эти проклятые… животные.

— Мэри? — Прошептал Рейдж. — Мэри.

Она попыталась собраться с силами. Ее чувства по отношению к этим убийцам никак не помогут Рейджу.

Она посмотрела на него, пряча свою ярость, и сказала:

— Ты позволишь мне позвонить тому врачу, о котором рассказывал? Как его звали?

— Нет.

Она хотела сказать ему, что пора прекращать это дерьмо в стиле «я-большой-мальчик-я-буду-терпеть-боль». Но она знала, что он начнет спорить, а это уж точно было ему ни к чему.

— Хочешь снять накидку или останешься в ней? — Спросила она.

— Снять. Если ты выдержишь меня в таком виде.

— Не волнуйся об этом.

Она развязала кожаный пояс и начала стаскивать с него черный шелк. Ей хотелось закричать, когда он, перекатываясь назад вперед, чтобы помочь, морщился от боли. К тому времени, как они, наконец, сняли накидку, простынь под ним пропиталась кровью.

Прекрасное покрывало будет испорчено, без особого интереса подумала она.

— Ты потерял много крови. — Она свернула тяжелую накидку.

— Я знаю. — Он закрыл глаза, голова утонула в подушках. Его тело несколько раз содрогнулось, дрожь в животе, бедрах и икрах заставляла матрас шевелиться.

Она бросила накидку в ванную и вернулась.

— Они промыли раны прежде, чем перевязать?

— Я не знаю.

— Возможно, мне стоит проверить.

— Дай мне час. К тому времени кровотечение остановится. — Он глубоко вздохнул и поморщился. — Мэри… им пришлось.

— Что? — Она наклонилась вниз.

— Им пришлось сделать это. Я не… — Следующий вздох пришел со стоном. — Не злись на них.

К черту. Это.

— Мэри, — сказал он громче, пустой взгляд сфокусировался на ней. — Я не оставил им выбора.

— Что ты сделал?

— Все кончено. И тебе не нужно злиться на них.

Ясность снова ушла из его взгляда.

А она могла испытывать к этим ублюдкам все, что хотела.

— Мэри?

— Не беспокойся. — Она погладила его по щеке, желая смыть кровь с лица. Он вздрогнул от этого легкого прикосновения, и она отпрянула. — Тебе что-нибудь принести?

— Просто разговаривай со мной. Почитай мне…

На полках рядом с его коллекцией DVD стояло несколько современных книг, и она подошла поближе, чтобы рассмотреть обложки. Она взяла «Гарри Поттера», второй том, и поставила стул около кровати. Поначалу было сложно сосредоточиться, потому что она постоянно следила за его дыханием, но, в конце концов, они оба нашли нужный ритм. Его дыхание замедлилось, спазмы прекратились.

Когда он уснул, она закрыла книгу. Его лоб был сморщен, бледные губы плотно сжаты. Ей была ненавистна сама мысль о том, что боль не оставляла его в покое даже во сне.

Мэри почувствовала, как годы утекают сквозь пальцы.

Она вновь увидела желтую спальню своей матери. Запах дезинфекции. Услышала затрудненное хриплое дыхание.

Вот все и вернулось, подумала она. Другая постель. Другие страдания. Беспомощность.

Она оглядела комнату, задержавшись на картине «Мадонна с младенцем», висевшей над комодом. В подобной обстановке картина была произведением искусства, а не иконой, частью коллекции, по своему качеству сравнимой с музейной, использующейся только как украшение.

Так что ей не нужно ненавидеть чертову картину. И она не пугает ее.

Статуя Мадонны в комнате матери была другим делом. Мэри презирала ее, и в тот же момент, как тело Сисси Льюс покинуло дом, этот кусок душеспасения оказался в гараже. У Мэри не хватило смелости разбить ее, но ей очень этого хотелось.

На следующее утро она отвезла статую к Деве Милосердной и там ее и выкинула. Тот триумф, что она испытывала, выезжая с церковной парковки, то настоящее «да пошел ты!», обращенное к Богу, опьяняло: это была единственная приятная эмоция за долгое время. Впрочем, удовольствие было недолгим. Когда она вернулась домой, она увидела тень от креста на стене и то место на полу, где стояла статуя: оно не было покрыто пылью.