Литмир - Электронная Библиотека
A
A
ПОЛЕМИЧЕСКОЕ
Барокко — не порок.
И я не вижу прока
отстаивать порой
в поэзии барокко.
Но кое-кто не раз
с гримасой ортодокса
твердил, что хлебный квас
питательнее морса.
Усматривал резон
в спасительной рацее,
мол, вреден нам озон
латинского лицея.
Мол, за народ болит
ретивое, и косо
следил: кто индивид
патлатый? Что за космы?
Рычал: "Космополит!"
А клички нет страшнее.
Когда подобный тип,
как с ним сидеть в траншее?!
Уж космос покорен,
а все его корежит…
Явись к нему Харон,
он и его — по роже.
"Откель и кто таков?
Сомнительное имя.
Средь здешних мужиков
не встретилось доныне".
Не буду докучать
сопоставленьем стилей.
К чему права качать!
Меня-то окрестили.
20.08.1978
* * *
Переполненный автобус
мчит по скользкой колее;
и Земля скрипит, как глобус,
на ракетном острие.
Примостившись на подножке,
я с другими вместе мчу.
В запотевшее окошко
что-то высмотреть хочу.
Эх, поездить бы беспечно,
на сиденье развалясь,
чтобы стекла бесконечно
не захлестывала грязь.
Но по-прежнему автобус
мчит по скользкой колее;
и Земля скрипит, как глобус,
на ракетном острие.
3.01.1979
ХРУСТ

Памяти В. Г.

Наверное, был безутешен
вписавший в новейший завет
о том, что бывает повешен
на нерве спинальном поэт.
Не знаю, насколько по-русски
себе уготовить венец,
но близких своих перегрузки
сломали немало сердец.
Так в зале хрустальная люстра
нужна, чтобы ярко светить;
и часто сжигает искусство
людей, как вольфрамову нить.
Пиши ж посветлей, полуночник!
Спеши осветить пол-Земли…
Лишь хрустнет впотьмах позвоночник,
когда достают из петли.
27.07.1980
ЗИМНЕЕ
От тех ли судеб, от других ли
мгновенно я заново слеп
от новорожденной Юдифи,
зовущей кровавый рассвет.
Прииди в мое государство
молю — и повергни стопой…
Ты скажешь: "Забрал бы ты дар свой!
ведь мы же простились с тобой.
Взгляни, как повсюду метели
изъяны земли замели…
И только ночные мотели
чернеют еще изнутри".
15.10.1981
ОТКАЗ
Отказываюсь! Больше встреч
не будет… Продолжай свободно
игру бровей, ресниц и плеч…
Живи, с кем хочешь, как угодно.
Лети по улицам, кося
надменно шаловливым глазом,
как расшалившийся рысак,
узду сорвавший с коновязи.
Пусть солнце в выцветшем зрачке,
как в тусклом зеркале играет…
И — обожгись на новичке,
который сразу оседлает.
19.07.
УЗОР

Ф. И.

Причудливый узор
камней на побережье.
Смотри, смотри в упор,
протри очки, приезжий!
Здесь моря витражи
колышет ветер странствий.
Не так ли наша жизнь
пестра в непостоянстве?
Не так ли каждый час
дробит, шлифует душу,
как море без прикрас
обгладывает сушу?
Швыряя голыши,
гремя о гальку галькой,
волна взбежать спешит
на каждый холмик жаркий.
Бессмысленный напор,
но им и создается
причудливый узор,
хранящий с жизнью сходство.
Вмешаться не берись,
верь в предопределенье.
Не блажь и не каприз
прилив, отлив… Сцепленье
раскрученных планет.
Космические всплески.
Непознанный секрет
механики вселенской.
Но внятен стал прибой
с его прибрежной пеной,
как разговор с собой
о чем-то сокровенном.
Глухой и ровный шум
невидимых насосов.
Ответный рокот дум
на множество вопросов.
А если будет смыт
узор шальной волною,
тем очевидней смысл
в согласье быть с судьбою.
6.08. Гульрипши
ВИД С МОРЯ
Гульрипши… К названию
прислушиваюсь… Соловей
как будто вьет стальною нитью соло.
И, крыльями махая, из ветвей
летит стремглав трепещущее слово.
На солнце зеленеет моря гладь
и переходит в синь у горизонта.
Как хорошо подальше заплывать
и вглядываться в берег зорко!
Садов густая зелень и лесов
окутывает мантиею горы.
Немного в жизни сладостных часов,
когда с самим собою не в раздоре.
Белеет слева зданьями Сухум,
вдоль моря выгнутый, как половинка лука.
Стреляй в меня, не целясь, наобум,
приятельница давняя, разлука!
Я столько раз прощался и страдал,
влюбленный в города, как в женщин.
И драгоценных слов металл
бросал в года, как в воду, боль уменьшив.
Сейчас совсем другой исход,
мне ясен поворот событий.
Я верю: будет новый год
лететь по заданной орбите.
И я еще не раз с женой
и с дочерью сюда приеду…
И будет черноморский зной
над грустью праздновать победу!
Веселый, загорелый и худой,
кивая головой непоседелой,
я встречусь с черноморскою водой
и обниму ее умело.
Плыви, плыви! Смывай печалей груз.
Над опасеньями своими смейся.
Здесь чувств и мыслей сладостный союз
еще не раз затронет сердце.
Еще я съезжу и в Зугдиди, и в Батум,
в Тбилиси, может, напоследок…
Куда влечет свободный ум,
как завещал вольнолюбивый предок.
И трепетная флейта Гюль-муллы,
когда-то тешившая персиянок,
и моря изумрудные валы
еще не раз разбудят спозаранок.
А позже, проследив по карте след
метаний, поисков и странствий,
пусть кто-нибудь вздохнет:
"Ведь был же белый свет
хорош в своем непостоянстве!"
А вечером гуляет молодежь
и, плечи загорело обнаживши,
вдруг повторит сквозь хохот и галдеж:
"Гульрипши!"
За это и люблю тебя, страна,
и потому несет стальная птица
туда, где черноморская волна
о берег не устанет биться.
Я этот шум подслушал и несу
как в сердце шорох крови…
Наверное, вступил я в полосу
незатухающей любови.
Не прекращайся, яростный прибой!
Не бойся о скалу разбиться!
Как нужен спор с судьбою, и с собой,
и с равнодушьем очевидца!
Преодолеть разноречивость сред
и выстоять, и настоять на праве
самим собою быть на склоне лет
и не бездельником в державе.
Запомнится не местное вино,
а — речи, где одна сквозит забота
о мире… Единение одно
людей братает — их работа.
И пусть запомнит на прощанье взгляд
не только рыночные фрески,
не только море и соседний сад,
но взгляд ответный, радостный и резкий.
9.08. Гульрипши
5
{"b":"139382","o":1}