ОБЩИЙ АДРЕСАТ Памяти К. Левина Поэт Владимир Соколов читал стихи самозабвенно. В них были ревность и любовь, и постоянство, и измена. Я думал: он свои стихи читает — давние… Как странно! Но почему слова сухи и много лишнего старанья? Он дал мне общую тетрадь, где были собраны заметки про alma mater; повторять не буду; замечанья едки… Но был абзац — как Песней Песнь, почти любовное признанье… И вздрогнул я: неужто есть магическое волхвованье? Я тоже адресата знал; он мне втолковывал дотошно, что стих бывает темен, вял и дрябл, словно весной картошка. Так значит, слово не мертво, когда его хранят живые; и песенным пропето ртом оно гуляет по России. Домой вернувшись, я нашел означенную переписку. Мечтаний прежних ореол вдруг вспыхнул весело и близко. Мне было 18 лет… Как восхитительно! Как грустно! Ах, пусть потом другой поэт, разворошив вот так же чувство, поймет, что слово не мертво, когда его хранят живые; и песенным пропето ртом оно гуляет по России… 1980 — 7.04.86 ПОСЕЩЕНИЕ Арсению Тарковскому Сколько пето-перепето, только не избыто зло. Видеть старого поэта слабым очень тяжело. Он еще совсем недавно гири строф кидал, шутя; а сейчас поник так явно и бормочет, как дитя. Неужели ослабели мышц железные узлы, и огонь в усталом теле не возникнет из золы? Неужели не проглянет двух алмазных копьев блеск, а растает и увянет под осенний переплеск? Вот тебе и вышел в гости; за окном все ближе ночь; я готов рыдать от злости, что ничем не смог помочь. Неужели сердце рвется и не действует рука потому, что остается только слово на века? Не предугадать заране, попаду ли вновь сюда. У меня першит в гортани стародавняя слюда. Еле-еле до порога сам дошел — в обратный путь. Умоляю: ради Бога, помогите кто-нибудь. В телефоны позвоните. Напишите письмецо. Пусть не рвутся жизни нити, пусть разгладится лицо. Я-то знаю то, что точит, что печалит без конца, что принять никак не хочет память горькая отца… Есть еще излуки-луки, что куда согнуть рукам; есть еще такие муки, что не выразить словам. Я, наверное, не стою мига краткого его; и участие простое нас связало лишь всего. Я не знаю, кто запишет взгляд прощальный, слабый вздох; только пусть его услышит, если есть, всесильный Бог. Пусть далекому потомку доведется прочитать не кроссворд-головоломку, а его стихов тетрадь. 20.10.88 ЧИТАЮ ДЕРЖАВИНА Сегодня особенно дуют ветра. Рябины скрипят перержавленно. Сегодня небритый и трезвый, с утра читаю Державина. Судьба не баюкала в люльке меня. Бирюльки не ладила. Но все же вдохнула Господня огня и к делу приладила. Какой бы ни выпал слезливый сезон и как ни разжалован, в рацее вельможной есть счастья резон. Читаю Державина. Старик был напорист и зело учен. Восславил умеренность. Не брали завидки его, что Язон руно сбрил уверенно. Пускай беззастенчиво лжет "демократ", глумясь над державою. Поэзия держит страну, как домкрат. Читаю Державина. 26.07.95 Из книги "СЛЮНИ АПОЛЛОНА"
(РИК "Культура", Москва, 2000) Жене Анне 1989 Город мой новый — подобие улья. Память обрамить разлука слаба. 44 коварные стулья, села меж них в день рожденья судьба. В воспоминания брошусь, как в плавни; плохо я плавал, хоть был молодым. Дом мой забытый, родительский, давний, плавает тучкой над крышею дым. Что вспоминается? Солнечный зайчик, вафельный — вдоль по реке — ледоход, робкий мечтательный стриженый мальчик, истово любящий лишь Новый год. Что позабыто? Насмешек вериги, бедность, невежество, искристый снег и — как составы — несчетные книги, их перечесть не сумею вовек… Что ж, я доверился силе традиций, и да минуют ненастья и мель; я продолжаю мечтать и трудиться и умножаю апрель на апрель. 13 апреля МЕМОРИЯ О ЛЕОНИДЕ МАРТЫНОВЕ Кто не якшался, кто не чванствовал, приближен к царскому двору; с Рембо курил, с Верленом пьянствовал, с Вийоном дрался поутру… Всяк нынче бредит мемуарами, припоминая без прикрас, а все же лентою муаровой нет-нет да выглядит рассказ. Воспоминанья о Мартынове составили изрядный том, а чем так речи, эти рты новы, узнаете ли вы о том? Запомнились всем совпадения мистические неких цифр… А взлеты духа, а падения — кому доступен сложный шифр? Я тоже с ним встречался изредка (по службе), но о том молчу, ведь вызывать сегодня призрака я не могу и не хочу. Я сохранил его автографы (немногочисленные, но литературные топографы их оценили б все равно); я помню разговоры жаркие и вороха его бумаг, но все мои потуги жалкие не выразят, какой он маг. Что ж, творчество — не созерцание, порой не только дань уму… И все-таки живет мерцание, что я наследовал ему не только пресловутой книжностью и стихопрозой козырной, но — жаждой знания, подвижностью и чертовщинкой озорной. А, впрочем, бросим эти "яканья", здесь важно то, что индивид — любой из нас… Был слова лакомкой поэт Мартынов Леонид. И пусть бурлят воспоминания о нем с закваской колдовской, они всегда напоминание о свойствах памяти людской. Отбрасывается бесполезное, сгорает как в огне костра… Его стихи, его поэзия всегда, как лезвие, остра. 14 июня * * * У художника в скромной мансарде в банках кистей десятки цветут. Он цветов не разводит, не садит, но вольготно и празднично тут. В беспорядке валяются краски, мастихины, обрезки фольги, но лежит ощущение ласки на предметах и множит круги. Так порой уж покоится камень среди ила на днище пруда, а все зыблется, рвется кругами, этим камнем пробита вода. Так раненья следы иль увечья не проходят с течением лет, и не так ли душа человечья след хранит и обид, и побед. 29 июля |
