Воздух стал таким же острым, словно в мороз. Завиток тумана закружился, и появилось бледное лицо. При этом зрелище он почувствовал шок, развалилось его жизненное убеждение в том, что призраки не существуют.

— Помоги мне, — его мольба вырывалась клубами ледяного пара с его губ. — Она потерялась, и я должен ее найти.

Маленький призрак поднял голову, удерживая его взгляд пустыми глазами. Ты любишь ее.

— Боже, да.

— Меня любили. Очень любили. Ее голос задрожал, как сорванные цветочки вереска. Да, я умерла. Была проглочена морем.

Каждый инстинкт в нем требовал, чтобы он продолжил поиски Софи, но он не мог не обратить внимания на грусть маленького привидения. — Расскажи мне, что с тобой случилось.

— Папа взял меня с собой в море. Был мой день рождения. Мы направлялись во Францию. Мы отправились в море, и я умерла. — Да, но… как?

— Разразился шторм. Судно пошатнулось. А люди…. они убрались оттуда, чтобы спасти груз. Все ушли прочь. Я кричала и кричала. Никто не пришел. Даже папа. Корабль был проглочен…. Проглочен волнами.

— Какие люди? Кто спас груз, но позволил тебе умереть?

Она слабо покачала головой, и ужас, настоящий ужас ее последних минут, заставил его упасть на колени. — Прости. Я бы спас тебя, если бы мог. Если бы знал.

Ты можешь спасти ее. Зло ее убивает. Убивает ее душу.

— Я сделаю всё, что должен. Просто помоги мне. Проведи меня к ней, к часовне. Я уверен, что она там.

Она покачала головой. Сейчас она в безопасности.

— Я не понимаю. Как она может быть в безопасности? — Есть еще кое-кто.

— Кто еще? — озадаченно закричал он. — Что ты пытаешь сказать?

Она не может видеть меня. Не может слышать меня. Ее душа умирает. Ты должен помочь ей.

— Кому я должен помочь? — он поднялся, стоя прямо, несмотря на неустойчивость, которую он чувствовал в своих ногах. — Я сделаю всё, что ты просишь. Просто скажи мне, кто это — она?

Мама.

— Этого недостаточно. Она может быть кем угодно. Как ее зовут? Как тебя зовут? — он прошел вперед в ледяной туман. — Черт, не уходи.

Дух исчез. Луч лунного света проник сквозь тучи, едва освещая покатые холмы, гранитный скалы и гребешок одинокого шпиля.

— Софи!

Ее фигура в плаще прижималась к винтовой, железной лестнице. С облегчением он бросился мимо надгробий. Она не двигалась, едва подняла голову, глядя на него сквозь влажные пряди волос.

Он опустился на колени на ступеньку ниже и обнял ее, радуясь, что она не воспротивилась ему. Его рот накрыл ее губы и упивался ими, словно теплым счастьем для человека, затерянного в море. Она пальцами зарылась в его волосы, причиняя некоторую боль, которая, каким-то образом успокаивала его, держала на месте. Снова и снова он ее целовал, облизывал ее губы и язык, пока совершенно не окунулся в чувство облегчения от того, что нашел ее.

Он сдавил ее в своих объятиях, и почувствовал, как желание охватило его чресла. Даже здесь. Даже сейчас. Он не мог ее обнимать и не хотеть ее, не желать рая внутри нее.

Он отступил, но всё так же остался вблизи их разделенного тепла, исходящего от их губ. — Что ты здесь делаешь? Почему бы тебе не зайти внутрь, подальше от холодного дождя?

Эти вопросы вырвались, его голос стал хриплым от ужасного страха потерять ее, поверив, что он уже потерял ее.

— Я не могла заставить себя войти одной, без тебя, — ее рыдания передались в его грудь, коснулись чего-то в глубине его души.

— Это место — наше, где мы всегда были в безопасности.

— Ты теперь в безопасности; я клянусь в этом.

— Правда? — она отклонилась, в ее глазах было отчаяние, от которого застыли его сердце, дыхание, кровь в венах. Ее руки соскользнули вниз, и спиной прижалась к двери часовни с глухим стуком завершения, который отдался внутри него. — Доминик сказал…

— Я знаю. Келлин рассказала мне о его обвинениях. Я могу объяснить.

— Можешь? — она почувствовала тяжесть в груди; ее ноздри расширились. — Сколько раз я просила тебя сделать именно это? Объяснить твое внезапное хмурое настроение, молчание и темноту, которая так часто отражается в твоих глазах. Ты всегда меня отталкивал. Ради моей безопасности, так ты говорил.

— Это было ради твоей безопасности. Ты должна в это поверить.

— Правда должна? — она поднялась на ноги, проблеск надежды проглядывал сквозь гнев смущения на ее лице. — Скажи мне, что я могу тебе доверять. Скажи мне, что я не была дурой из-за того, что настолько верила в тебя.

— Ты не дура, Софи, — он встал и снова потянулся к ней.

— Разве? — она прошла мимо него по ступенькам. Затем, она развернулась лицом к нему, руки по бокам сжались в кулаки.

— Доминик сказал, что ты знаешь тех бандитов на ферме. И что ты не только дал средства, чтобы снарядить тот корабль, который я видела причаливавшим к берегу в ту ночь, но и то, что ты также ответственен за украденный груз, который на нем был.

В окружающей тьме ее покрытые слезами щеки блестели призрачно белым, а в глазах сиял вызов и негодование. И он осознал, что его Софи исчезла, исчезла, как дух. Та Софи, которая могла бы принадлежать ему: красивая, улыбающаяся графиня, которую он представил там, на кухне в доме ее родственников. Она никогда не будет его.

Отступив от крыльца, он вдохнул полные легкие влажного ночного воздуха. — Доминик ошибся в том, что я знаю этих людей, — уныло ответил он. — Я никогда прежде их не видел. Не узнал я и корабль, который ты видела, или людей, плывущих на нем. У меня было только несколько контактов, что было сделано для того, чтобы ни один человек не знал достаточно, чтобы разрушить всю операцию.

Он подошел ближе к ней, остановившись при отвращении и тревоге в ее лице, когда она отшатнулась. Он засунул руки в карманы брюк, чтобы убедить ее в том, что угрозы он не представляет. — Но, да, я, скорее всего, снарядил это судно. В течение двух лет, после того, как я унаследовал почти прогоревшее поместье, я предоставлял свои склады и частную собственность в распоряжение контрабандистов. Я давал средства, чтобы подкупить таможенных инспекторов, которые подписывали документы о погрузке. Так, чтобы они совпадали с местами назначения, и власти не обращали внимания, когда не совсем легальные или украденные товары проскальзывали через склады вместе с законными товарами.

Она прищурилась. — А кораблекрушение?

Она подразумевала намеренное утопление судов. Убиты из-за груза. Его вина хлестнула его по вискам, заставив его испытать головокружение.

— Да, — прошептал он. — Это случилось, хотя не от моей руки, и я в то время об этом не знал. — Он прижал кулак к груди. — Я клянусь в этом.

— Боже мой, — ее хриплый шепот холодил его душу. И вот тот самый взгляд, которого он боялся, язвительное отвращение было заметно в изгибе ее губ, в стальном блеске в ее глазах.

Он потянулся к ней. — Софи…

— Нет. — Он отошла. Мрачно рассмеялась. — Каждый раз, как я подходила слишком близко к открытию, ты приходил мне на помощь, как я думала. А на самом деле, ты просто отвлекал мое внимание. О, какое неудобство я тебе доставляла.

— Я бы жизнь отдал, лишь бы ты была в безопасности. И сейчас отдал бы.

— Я не хотела твоей жизни, лишь твое сердце.

Если бы только он мог сказать ей, что его сердце принадлежало, и всегда будет принадлежать ей. Но что хорошего предлагать именно то, что она презирала?

Мрачное молчание растянулось между ними. Воздух стал холоднее, церковный двор — темнее, и на мгновение он испугался, что маленький призрак вернулся. Но по своим дрожащим рукам, он понял, что вовсе не внешняя температура понизилась, а каменный холод внутри него поднялся от его конечностей и потом охватил его всего.

Софи шла мимо надгробий, остановилась и снова развернулась лицом к нему. — Туннели. Они слишком хорошо спрятаны, чтобы кто-то мог просто на них наткнуться. Ты, должно быть, знал, где они всё это время. Я полагаю, что, открыв их мне, ты мог продолжать пользоваться ими под предлогом расследования.