Кузница душ
Не знаю, как они это все начали, но они коснулись душ детей, и за это я ненавижу их. Гисхильда не любила говорить о годах, проведенных в Валлонкуре. Она знала, что никто не сможет понять, что с ней там происходило. Она сомневалась даже во мне, хотя в остальном доверяла, почти так же, как только одному человеку в мире. Случаи, когда она рассказывала о своем послушничестве, можно пересчитать по пальцам. Это было в бреду… в те дни, когда я еще колебался, делать ли то, что было неизбежно. Нарушить ее приказ и спасти ее.
В самый тяжелый для нее час его не было рядом, хотя он обещал ей. Мне кажется, что иногда, когда я сидел у ее ложа и охлаждал ее лоб, она считала, что я — это он. Она разговаривала доверительно, с намеками, которые понять мог только тот, кто жил с ней.
Мне кажется, что она долго сопротивлялась своим магистрам. Некоторые говорят о ней строго и не могут понять ее. Но она была еще ребенком. И она была одинока, так одинока! Она все время говорила о том, как сильно надеялась на Сильвину и на белого посланника.
Много говорила она и об игре. Я не совсем понял, в чем там дело, но, кажется, это что-то значило для нее… Пять лет пробыла она в Валлонкуре. Время, за которое из ребенка она превратилась в женщину. И она гордилась тем, чего достигла за это время. Она доказала всем это в тот день, когда выбрала себе герб.
Когда сегодня я вспоминаю о ней, то считаю, что самыми выдающимися ее качествами были мужество и гордость. Многие говорят о морали, когда говорят о жизни Гисхильды. Легко им говорить… Перед моим взором постоянно стоит ребенок, росший среди врагов. Они умны, эти рыцари Древа Крови. Они сумели взять ее… и соблазнить. Не так, как соблазняет любовник свою красавицу. Они соблазнили ее душу. Они сумели добиться того, что она больше нигде не могла чувствовать себя полностью дома.
Что может получиться из ребенка, которого воспитывали люди и эльфы и который потом попал в кузницу душ рыцарей ордена? Может ли он надеяться на счастье в жизни? Я знаю, что там, в Валлонкуре, она обрела любовь. Но это было худшее, что с ней могло случиться. Когда-то она была счастлива. На этом она и сломалась. Больше, чем на войне, во время которой она родилась.
В бреду она рассказывала о первом поцелуе там, где летают чайки. О летних ночах в высокой траве. О постели над могилами. Об украденных мгновениях. Я узнал такие вещи, которые она никогда не рассказала бы мне, будучи в сознании. И они тронули меня до глубины души, потому что я ведь знал, что ждет ее. Иногда я думаю, что она была бы счастлива, если бы стала одной из них. Но вы, которые так любите говорить о морали и треплете языками имя Гисхильды, потому что она была такой непохожей на вас, — намного сильнее вас, намного свободнее! — вы должны помнить, что она отдала все за Фьордландию. И именно это сделало ее тем, что выше вашего представления о порядочной жизни.
Пусть годы, проведенные в Валлонкуре, останутся ее тайной. Годы, когда рыцари ордена учили ее наносить раны и лечить раны, вести войны, хладнокровно приносить жертвы, чтобы достичь победы, а также делать плодородной пустыню и оберегать свой народ от голода. Столь же полной противоречий, как и ее нелюбимые магистры, была и она. Даже в любви она была такой, но об этом я промолчу, равно как и о времени, проведенном ею в Валлонкуре, вы больше ничего от меня не узнаете. Потому что теперь я расскажу о том, в чем я сам принимал участие. Я не хочу отнимать у Гисхильды ее последнюю тайну, после того как все остальное у нее и так уже отняли.
Цитируется по: «Последняя королева»,
том 2 — Подкидыш,
страница 43 и далее.
Написано: Брандаксом Тараном,
Повелителем Вод в Вахан Калиде,
полководцем хольдов
Рапира
Песок тихо поскрипывал под его ногами. Эльфийский князь шел по полевому лагерю так, будто его место было здесь. На Тирану был белый орденский плащ и шлем рыцаря. Но что гораздо важнее — у него на лице была написана самоуверенная гордость рыцаря Древа Праха. Это была лучшая маскировка в этой ночи во вражеском стане.
Прошло почти пять лет с тех пор, как рыцари ордена похитили Гисхильду и убили ее отца. Война в Друсне еще продолжалась — жестокая и суровая. Хотя все знали, что в конце концов церковь Тьюреда победит.
Тирану поднял голову и посмотрел на холодные звезды. Луна была почти полной и висела низко над землей. Огни погасли. Сотни воинов и гребцов лежали на берегу, закутавшись в плащи.
Тирану кивнул одному неспящему, гревшему руки над тлеющими углями. Мужчина ответил на приветствие.
— Что за чудесная ночь!
— Да, — коротко ответил эльф.
Большего он сказать не решился, акцент непременно выдал бы его, хотя он достаточно хорошо овладел языком людей.
Воин и не собирался продолжать разговор. И Тирану двинулся дальше к срубу, стоявшему в центре лагеря.
Это была одна из первых теплых весенних ночей. Воздух полнился ароматом цветущих яблонь. Шумел камыш у близкого берега. Поднимались темные тени галер и зафрахтованных судов над светившимся серебром озером. Они отвезут припасы войску, расположенному в более чем сотне миль к югу. Войско рыцарей ордена было чересчур сильно, чтобы встречаться с ним в открытом бою. Можно надеяться лишь на то, чтобы отрезать его от снабжения.
Перед дверью сруба стоял на страже один-единственный рыцарь. Отделенные сотнями миль леса и болот от войск Альвенмарка и Фьордландии, люди чувствовали себя в полной безопасности.
— Чего тебе надо?
Эльф поднял запечатанный кожаный свиток.
— Срочные приказы от эрцрегента. — Заметил ли рыцарь акцент? Еще три шага — и он совсем рядом с часовым.
— Что-то случилось? Была битва?
Еще один шаг. Тирану улыбнулся.
— Всего один убитый. — Его закованный в броню кулак устремился вперед.
Удар пробил рыцарю дыхательное горло. Тихо захрипев, стражник опустился на пол, обхватил шею обеими руками, будто пытаясь освободиться от удушающей хватки.
Эльфийский князь открыл двери. В нос ему ударил удушливый запах. Несло плохими духами, жареным салом, красным вином, давно нестиранной одеждой и переполненными горшками. И это — лучшие из них, цинично подумал эльф. Офицеры, которые однажды собираются покорить Фьордландию и Альвенмарк! Для этого сброда нынче все мечты завоевателей закончатся.
Тирану закрыл за собой дверь. Он мог хорошо видеть и в темноте, но ему хотелось, чтобы они видели его, прежде чем отправятся в путешествие к своему кровожадному богу. Он хотел насладиться ужасом на их лицах, когда они поймут, кто перед ними. Он немного потянет. Как только начнется атака на корабли, на шум битвы и крики здесь, в срубе, уже никто не будет обращать внимания.
Он переступил через пьяного, которого вино уложило на пол, подошел к большому столу, занимавшему весь центр единственной комнаты, и повернул фитиль в масляной лампе. Вдоль стен находились мешки соломы, служившие постелями. На полке прямо возле входа, валялись четыре пистолета с поворотным затвором. Здесь же к стене были прислонены все рапиры и длинные кинжалы. Тщательно смазанные шлемы и стальные нагрудники довершали воинственную картину.
Стол был уставлен множеством бутылок из-под вина. У Тирану возникло чувство, будто дети людей еще не закончили свое пиршество. На мешках соломы развалилось семеро мужчин. Восьмой — на полу. У погасшего камина он обнаружил бабу, которая, завернувшись в шафрановые одежды, растянулась на ложе из плащей. Когда он увидел ее, то эльфу показалось, будто среди всех прочих запахов он ощущает мускусный запах ее лона. В отвращении он сжал губы. У них совершенно отсутствует стиль!
Выстрел нарушил ночную тишь. Началась пляска смерти. Тирану отступил к двери.
