— Sacre bleu![78] — завопил Наполеон, прекращая атаку. — Le Grand Nez! Avancez, mes amis, mort aux ennemis de la Republique![79]
— Жми! — гаркнула я Безотказэну в ухо.
Мой напарник получил от Наполеона лишь скользящий удар, но еще толком не очухался.
Автомобиль рванул с места в карьер, а я вцепилась в руль, обходя несущуюся навстречу банду Веллингтонов различной степени оборванности, поглощенных стремлением уничтожить Бонапартов.
— Вперед, гвардия, на них! — донесся до моего слуха рев Веллингтона, пока мы набирали скорость, проносясь мимо дымящейся артиллерии и брошенных машин, виденных по дороге сюда.
Через несколько минут лес и сражающиеся стороны остались позади, и Безотказэн притормозил.
— Все целы?
Мои спутники ответили утвердительно, хотя страх еще не улегся. На всякий случай я отобрала Безов пистолет у бледного как полотно Мильона. У Брека на скуле набухал синяк, а у меня на лице осталось несколько царапин от битого стекла.
— Как вы, мистер Шагспиф? — спросила я.
— Оглянитесь по сторонам, — мрачно сказал он, — безопасность уступает место конспирации.
Мы подъехали к воротам, покинули Сектор 21 и под темнеющим вечерним небом направились к валлийской границе, домой.
Глава 34
Святой Звлкикс и Синди
«ГАН — ВЫМЫШЛЕННЫЙ», — ЗАЯВЛЯЕТ ПАЦИЕНТ БОРНМУТСКОГО ДУРДОМА
Отставной газовщик мистер Мартин Пиффко сделал вчера смехотворное заявление: мол, любимый предводитель нашего народа — просто оживший литературный персонаж. Давая интервью из борнмутского Дома для чрезвычайно странных, куда его поместили ради его собственной безопасности, мистер Пиффко сопоставил мистера Хоули Гана с отличающимся раздутым самомнением второстепенным персонажем романа Дафны Фаркитт «Застарелая похоть». Пресс-служба канцлера назвала это «совпадением», но тем не менее приказала конфисковать книгу Фаркитт. Мистер Пиффко, которому предъявлены весьма расплывчатые обвинения, и в прошлом году появлялся на страницах средств массовой информации с возмущенным заявлением о том, что Ган и «Голиаф» финансируют эксперименты по контролю над разумом.
«Борнмутский горн», 75 марта 1987 г.
Я проснулась и загляделась на Лондэна в потихоньку заполнявшем комнату сиянии раннего утра. Муж негромко похрапывал, и в приливе нежности я прижалась к нему и обняла. Потом встала, закуталась в халат, на цыпочках прокралась мимо комнатки Пятницы, спустилась вниз и занялась кофе. Пока чайник закипал, я прошла в кабинет Лондэна, села за пианино и взяла еле слышный аккорд. В этот самый миг солнце поднялось над крышей дома напротив и пронзило комнату оранжевым лучом. Я услышала, как выключился чайник, и вернулась на кухню. Заливая кипятком молотый кофе, я уловила наверху негромкий хнык и настороженно замерла. Одиночный хнык может означать, что малыш просто повернулся во сне и тогда беспокоиться не о чем. Два хныка соответствовали Голодному Мальчику, который не прочь усвоить пару галлонов овсянки. Повторный хнык раздался спустя десять секунд, и я уже направилась к лестнице, когда сверху донесся стук и скрежет: Лондэн пристегивал ногу. Он протопал по коридору в комнату Пятницы, вернулся к себе, и воцарилась тишина. Я расслабилась, присела за кухонный стол и задумалась.
Завтра Суперкольцо. Команду я набрала, но выйдет ли из этого толк, вот в чем вопрос? Возможно, нам удастся отыскать экземпляр «Застарелой похоти», но рассчитывать на это не стоило. Шансы на успех Шагспифа в распутывании «Эльсинорских насмешниц» составляли пятьдесят на пятьдесят. Такова же была вероятность немедленного создания Майкрофтом рабочего антиовенатора. Однако в первую очередь меня занимали не вышеперечисленные насущные проблемы. Сегодня в одиннадцать утра Синди предпримет третью, и последнюю, попытку убить меня. Она потерпит неудачу и погибнет. Мысль о Коле и Бетти заставила меня снять трубку. При такой работе коллега наверняка спит допоздна. И верно, к телефону подошла Синди.
— Это Четверг.
— В профессиональном смысле ты ведешь себя неэтично, — сонно отозвалась Синди. — Который час?
— Половина шестого. Слушай, я чего звоню: может, тебе не ходить сегодня на работу? Посидишь дома, отдохнешь.
На том конце провода помолчали.
— Не могу, — сказала она наконец. — Я уже с няней договорилась и вообще. Но ничто не мешает тебе уехать из города и не возвращаться сюда никогда.
— Это мой город, Синди.
— Уезжай прямо сейчас, или родовая усыпальница Нонетотов примет еще один прах.
— Не уеду.
— Ну, — вздохнула Синди, — тогда нам больше не о чем говорить. Встретимся позже, хотя вряд ли ты меня увидишь.
В трубке послышались короткие гудки, и я тихо положила ее. Мне стало тошно. Сегодня погибнет жена хорошего друга, и радоваться тут нечему.
— В чем дело? — раздался рядом голос миссис Ухти-Тухти. — Ты расстроена?
— Да нет. Все идет как надо. Спасибо, что заглянули. Я нашла нам Шекспира. Не оригинал, но довольно точная копия — для наших целей сгодится. Он в чулане.
Я открыла дверь в чулан, и очень растерянный Шагспиф поднял голову: он писал при свете прилепленного на лысину свечного огарка. Воск уже потек по лицу, но клона сие обстоятельство, похоже, не волновало.
— Мистер Шагспиф, вот та самая ежиха, я вам про нее рассказывала.
Он захлопнул блокнот и взглянул на миссис Ухти-Тухти. Он ничуточки не испугался и не удивился: после тех тварей, от которых ему почти ежедневно приходилось прятаться в Секторе 21, шестифутовый представитель семейства ежиных казался просто небесным видением.
Миссис Ухти-Тухти присела в реверансе.
— Счастлива познакомиться с вами, мистер Шагспиф. Не будете ли вы так любезны отправиться со мной?
Чуть позже на кухню спустился Лондэн.
— Кто приходил?
— Миссис Ухти-Тухти. Забрала клона Шекспира для спасения «Гамлета» от окончательного уничтожения.
— Ты вообще когда-нибудь бываешь серьезной? — рассмеялся он, и я обняла его.
Шагспифа я протащила в дом контрабандой. Конечно, с супругом надо вести себя честно и ничего от него не скрывать, но до определенного предела, достигать которого я отнюдь не торопилась.
Пятница, взъерошенный, сонный и немного сердитый, спустился к завтраку минут через десять.
— Quis nostrud labor, — пожаловался он. — Nisi ut aliquip ex consequat.
Я выдала ему бутерброд и полезла в чулан за бронежилетом. Все мои вещи снова оказались в доме у Лондэна, словно я и не переезжала никогда. Временные отклонения порой сбивают с толку, но привыкнуть можно почти ко всему.
— Зачем тебе бронежилет?
Лондэн. Черт! Лучше бы я надела жилет в участке.
— Какой такой бронежилет?
— Да тот, что ты пытаешься напялить на себя.
— Ах, этот! Просто так. Послушай, если Пятница проголодается, дай ему чего-нибудь перекусить. Он любит бананы, наверное, надо купить еще, а если позвонит горилла, то это миссис Брэдшоу, о которой я тебе рассказывала.
— Не увиливай. Как можно ехать на работу в бронежилете «просто так»?
— Ради предосторожности.
— Предосторожность — это страховой полис. А бронежилет говорит о том, что ты идешь на ненужный риск.
— Без него я рискую еще больше.
— В чем дело, Четверг?
Я неопределенно помахала рукой и попыталась преуменьшить опасность:
— Просто киллер. Маленький такой. Даже думать о нем не стоит.
— Который?
— Да не помню я. Давить… что-то вроде.
— Доитель?! «Если ей заказали тебя, можешь сразу заказывать гроб»? Шестьдесят семь трупов?
— Шестьдесят восемь, если считать Сэмюэла Принга.
— Неважно. Почему ты мне не сказала?
— Я… я не хотела тебя волновать…
Он потер лицо руками, мгновение смотрел на меня, затем глубоко вздохнул.