— Редкая вещь, — гордо казал паренёк. — Отпечатывающая бумага. Отец подарил перед поступлением. Он привёз её из Фегля. Сказал, что когда-нибудь пригодится. Вот и пригодилась. В Фегле делают копии рукописей с помощью такой бумаги, а также книг, используя металлические буквы и пресс. Она ведь окрашивает при нажиме.

Пока я подбирал отвисшую челюсть, этот юный вундеркинд положил межу нашими пергаментами копирку и принялся бегло писать обычным простым карандашом, периодически поглядывая по сторонам. Он исписал уже половину пергамента, когда вдруг поднялся ветер, гоня в нашу сторону тучи пыли. Непонятно откуда он дул, но серое здание без окон вдруг поднялось, закрутилось на месте и понеслось прямо на нас.

Я оцепенел. Верен поднял голову от пергамента, и закричали мы практически одновременно. При этом голос парнишки срывался на высокие ноты.

— АААААА!

— Зеркало!

— Вижу! И ничего поделать не могу. Пишите быстрее!

— Не могу, — Верен чуть не плакал, трясясь от страха, и я его понимал. Серая махина летела к нам, и от неё походу что-то отрывалось и падало.

— Бежим!

И мы побежали. Но здание упорно нагоняло нас, как будто охотилось за нами.

— Стоп!

Мы остановились, я достал зеркало и поднял над головой.

— Давай! Действуй!

— Не могу!

— Сильно не в форме?

— Нет, не умею!

— Я видел, как ты превратил замок в дыру, сможешь и наоборот!

— Нет!

— Попробуй!

— А так? — смышлёный Верен подбросил кверху пергамент с правилами…

Здание было уже над нами — безглазая и трухлявая махина. Она опускалась серой массой, грозясь прихлопнуть, смять, раздавить в лепёшки. Нам на головы сыпалась пыль и труха…

Я оглушительно чихнул, но удержал зеркало… Верен вцепился в мою рубашку и зажмурился. Сарай-призрак неудержимо падал, и вдруг резко остановился и завис. В воздухе над нами образовался прочный прозрачный волпак. Вот оказывается, что можно сделать из старого свитка и атмосферы. Мы вздохнули с облегчением.

— Спасибо, Норд.

— Не за что.

Нас облёк пылящийся вихрь, но под колпаком мы были в безопасности. Пока…

— АААА! — Верен заорал, упал на землю, сгруппировался и закрылся руками.

— Чего…

И тут я увидел. Из пылевого вихря на нас со всех сторон таращились искривлённые хари с белыми глазницами и развёрстыми ртами. Они бились о прозрачное заграждение, вились вокруг и визжали. Пронзительно и зловеще. Они вылетали из окон сарая призрака — жуткие приведения похожие на глазастые кометы. Их становилось всё больше и больше, бесконечное множество…

Верен икал от страха. Он совсем обезумел, но я несколько раз встряхнул его и заставил писать. Он потерял свои карандаши во время бегства, и я выдал ему свои. Наконец, пергамент был исписан полностью. Верен с облегчением поставил последнюю точку и… заработал стёркой… Серая пыль таяла, сарай исчезал, призраки мельтешили, и всё вокруг замелькало, потонув в белом сиянии… Вспыхнул свет, словно в разгар дня резко сорвали тёмную штору с окна. Нас кинуло на вспышку, и мы сразу очутились в каком-то помещении. За окном была ночь, но здесь ярко горели люстры. Пахло пылью, клеем и прочей канцелярией…

Как-то всё знакомо — витражи, стеллажи, книги, торчащие отовсюду свитки, будто свёрнуты в трубочку от непомерной информации уши.

— Библиотека! — радостно воскликнул Верен. — Это же научная библиотека замка. Мы в университете!

Он подскочил, стукнулся головой и поморщился, почёсывая макушку. Я щёлкнул по Зеркалу, и колпак испарился, а мне по голове прилетел пергамент с ненужными правилами. Всё равно их уже кто-то нарушил. Верен радовался как ребёнок.

— Вероятно, это отправная точка для писавшего мистерии. В научную библиотеку допускаются лишь профессора и студенты шестого-седьмого курсов. Для остальных — учебная и общественная. Значит, тот, кто писал — высокого ранга. Что ж, посмотрим, кто кого.

А я огляделся. Наверное, в этом мире точны, по крайней мере, три постулата: все дороги ведут в королевский город, все волшебные ноги растут из Фегля, и все библиотеки страны похожи друг на дружку, как близнецы-сёстры. Так или иначе, а я обрадовался этому миру, как старому знакомому и готов был целовать пол библиотеки. Вот что значит — «всё познаётся в сравнении».

— Сейчас, — проговорил Верен. — Значит так. Здесь никого нет. Мы первые, и у нас есть шанс достигнуть пергаментного зала.

— А у меня есть карта, — внезапно вспомнил я.

— Чего ж ты молчал? Давай сюда.

Мы расстелили карту прямо на мозаичном полу и, улёгшись тут же, принялись внимательно изучать хитрорасположение залов, холлов, коридоров и комнат.

— Мы находимся тут, — говорил Верен, водя пальцем по карте. — В левом крыле. Довольно далеко от пергаментного зала.

— Он помечен крестиком, — подсказал я.

— Я и так знаю, — ответил вундеркинд. — Умею читать карты… Ага, понял. Написать вот это, изменить так, и стереть здесь, и пергаментный зал будет непосредственно за этой дверью. Изменим расстояния и направления. А потом всё сотрём, и станет, как было.

— Мы можем и так дойти, — предложил я.

— Опасно. Мало ли что ждёт нас за дверью. Вдруг снова мистерии.

И он принялся за работу, поглядывая на карты и сосредоточенно заполняя словами сразу два пергамента под копирку. Не прошло и получаса, как он вручил мне мой пергамент.

— Держи и пошли. Перед дверью он вдруг остановился и сказал:

— Надо по очереди, сразу вдвоём нельзя. Я иду первым, а ты за мной, через несколько секунд после того, как я закрою дверь. Я согласно кивнул. На пороге он обернулся и сказал:

— Прости, Даффи. Ты войдёшь, но позже. Ты умный, поймёшь…

Я не успел ничего ответить, как он взялся за ручку и быстро скользнул за приоткрытую дверь. И дверь за ним бесшумно затворилась. Я подождал пару секунд и почему-то с бьющимся сердцем дёрнул ручку на себя… Передо мной выросла каменная кладка. Глухая стена? Или я рано?

Я несколько раз открыл и закрыл дверь. Всё то же самое. Теперь для меня стал очевиден смысл слов Верена. Он что-то написал такое, чтобы я не вошёл вслед за ним. Но зачем? Почему? Я спросил у Зеркала, показав ему стену за дверью.

— Полагаю, он хотел выиграть для себя время, чтобы прийти туда первым, — уверенно ответило Зеркало.

— Но зачем?

— Какая уже разница? Главное, что он чётко дал тебе понять, что ты тоже войдёшь, если подумаешь.

— Что я должен думать?

— Глянь в текст, дубина! А то умный, умный, а тупишь не по детски.

Я развернул пергамент, и почему-то у меня дрожали руки, от злости или от обиды. Это ли не предательство?

— Что там может быть? Он писал под копирку.

— А ты следил?

Действительно. Разве я смотрел, что он там пишет. Ходил по библиотеке, глазел на стеллажи.

— Читай. Я прочитал очень внимательно, обходя стёртые места, и был разочарован.

— Ничего.

— Не может быть. Этот мальчишка — «написатель», и, по всей видимости, умелый. Вся его сила в этом пергаменте.

— Но нет ничего такого! Вот послушай. Коридор совместился с…

— Дело не в содержании текста, — бесцеремонно перебило меня Зеркало. — Сдаётся мне, тут какой-то код, тайнопись, ребус, шарада..

— Ребус говоришь? — я принялся внимательно изучать каждую букву. — Шарада, значит?

— Да, в тексте настоящего «написателя» может быть сокрыто много тайных значений, контекстов, дополнительных смыслов.

— Он всего лишь первокурсник, — простонал я.

— Вспомни, что он тебе говорил об учителе. На что угодно держу пари, что это был кто-то из прежних магистров.

— А если на щелбан? — хмыкнул я.

— А мне всё равно, я его не получу.

— Ладно, посмотрим.

Я не говорил, что в детстве был специалистом по ребусам и шарадам? Выигрывал разные школьные конкурсы. Учительница меня хвалила и на олимпиады отправляла.

— Есть! — я заметил, что в третьей строчке одна буква отличается нажимом и наклоном, словно её нарочно обвели. Дальше в каждом предложении я нашёл ещё по букве и показал Зеркалу.