— Кто это? — приглушённо спросил я, ни к кому не обращаясь.

— Мракобред… По прозвищу Мракодур, — прошептал черноглазый парнишка. — Надзиратель. Я в тюрьме!?!

— Заткнитесь!

Надо мной нависло бледное лицо с крючковатым носом, а из волос и бровей Мракобреда торчали перья… Жуть! Настоящий человек-птица.

— Поручения на сегодня! — клокочущим голосом командовал он, прохаживаясь перед строем и хлопая руками. — Ты! Да, ты…

И пока он раздавал поручения, а именно — кто что моет, метёт, вытирает и протирает, мой давешний собеседник протянул мне руку и прошептал:

— Оливер… Олли. Я на секунду растерялся, а потом неожиданно брякнул:

— Кеес…

За секунду до этого в мозгах что-то щёлкнуло и замкнуло на фантастических историях связанных с попаданцами… Похоже, я таки попал. И выудил первое же пришедшее в голову имечко из одной приключенческой книжки, которой зачитывался лет в десять. Раз уж угодил в страшную сказку…

— Кеес, — уверенно повторил я и пожал руку Оливеру.

— Будем знакомы, — улыбнулся Олли.

В этот момент Мракобред уставился на нас, и мы умолкли. Ненадолго. А тем временем подошла и наша очередь. Надзиратель выдал нам задание: «Помыть…», и сопроводил его непонятной инструкцией: «… второй коридор направо после шестой двери за четвёртым поворотом налево, до лестницы и лестницу на второй этаж…». С Мракобредом никто не спорил. Точно! Исправительно-трудовая тюрьма для малолетних…

— Бежим! — Олли дёрнул меня за рукав. — А то тряпок не хватит.

Мыть полы голыми руками мне не улыбалось, и я припустил вслед за Оливером, практически не представляя, куда и зачем бегу. И почему я должен что-то мыть?!

Миновав несколько коридоров, переходов и дверей, мы спустились в промозглый подвал, с капающей водой и чадящими факелами… И нашли вёдра, швабры, тряпки в холодной, сырой коморке под лестницей. Вернее швабр нам уже не досталось. Последнюю мы грустно проводили взглядами, когда её унёс какой-то рыжий бугай, распихивая недовольную толпу и внушительно потрясая добытым орудием труда. Видимо он отбил его в нечестной схватке — двое парней отсвечивали колоритными фингалами, и морщась потирали побитые места. Связываться с бугаём больше никто не хотел.

Мы с Олли отхватили ржавое ведро и два куска рваной мешковины. Зато после нас осталось всего одно мятое корыто, два выщербленных таза и сиротливая кучка ветоши. А в подвале толпились ещё десятка два несчастных.

— Вовремя мы, — усмехнулся Олли. — Пошли быстрее.

— Успеем, — буркнул я. — Работа не волк…

— Работа может и не волк, а препод — зверь, — бесцеремонно перебил меня напарник. — Вчера такое обещал за опоздание! Неделю карцера. А занятия в девять начинаются. Надо успеть. Ждать никого не будут.

Я прикинул. Мои худшие опасения подтвердились. Это какое-то учебно-исправительно-трудовое учреждение для малолетних…

— Идём!

Я всё ещё не мог до конца поверить в происходящее. Окружающее представлялось мне каким-то диковинным сном. Вот сейчас проснусь, открою глаза и…

— Ну! Чего застыл? Идём же! Я не знал — куда и поплёлся за Олли, рассуждая на ходу:

«Вот я — нормальный парень, увлекаюсь скейтбордом и компьютерными играми, слушаю рок-музыку, знакомлюсь с девушками, мечтаю о путешествиях… Поступил на экономический. И что теперь? Вместо университета оказался неизвестно где, иду непонятно зачем за этим малолетним хулиганом, держу в руках грязную мешковину, собираюсь мыть какие-то дурацкие полы… брр… в какой-то зловещей тюрьме похожей на замок… или в замке похожем на тюрьму… Бред!». Теперь осталось только выяснить — чей именно. Мой или соседа по палате? А может всё ещё обойдётся, и я просто в коме. Или в другом измерении. Сумасшедшая мысль, но на тот момент она показалась мне единственно правильной.

По пути наполнили ведро водой в скользкой комнате с трубами, умывальниками и кабинками. Наверное, это был туалет. А когда мы дошли, наконец, до заветного поворота, я решился осторожно расспросить Оливера. Вдруг, это действительно тюрьма, да ещё в другом измерении. А то, что это другое измерение — я почему-то уже не сомневался.

— Надолго ты здесь? — спросил я, отчаянно елозя мокрой тряпкой по грязному полу. Олли делал то же самое на своей половине коридора. Он отвлёкся и удивлённо покосился на меня. Н-да, неудачный вопрос.

— На пять лет, как и ты. Или ты собираешься окончить досрочно?

— А что, так можно?

— Вроде да. Один мой знакомый за три года окончил. Но он способный был. А я так… Мне не светит. Разве что выгонят за неуспеваемость или плохое поведение.

— И такое возможно? — изумился я.

— Ещё бы! Выгонят, пинка дадут и до дому не проводят. Станешь потом подмастерьем-недоучкой, если дойдёшь. Это в лучшем случае. Вот те раз… В душу закрались сомнения.

— А в худшем?

— Не знаю. Не рассказывали, — Олли потёр нос тряпкой, сморщился, сплюнул и вновь принялся тереть пол.

Я задумался. А Оливер вдруг задал встречный вопрос, не переставая возить коленками по каменному полу:

— А чего ты спрашиваешь?

— Да так, — осторожно начал я. — Понимаешь, мне бы уйти отсюда совсем, поскорее.

Олли уставился на меня, даже тряпку бросил.

— А зачем ты сюда поступал?

— Куда? — брякнул я.

Олли хмыкнул.

— Куда-куда… На Луну!

— Куда?!

— В колледж, растяпа!

Так это колледж?! Впрочем, мне следовало догадаться. Олли и на хулигана-то не похож.

— Ну ты даёшь! С Луны свалился?

Гм, скорее она на меня… Странный, однако, колледж. Ну и дела! Надо как-то выкручиваться.

— Э-э, я… это, не хотел. То есть не я, родители хотели. Так получилось. Я вообще не сюда поступал.

Уф! Ажно вспотел.

— А куда?

— В университет, — наобум ляпнул я и не промахнулся.

— А-а, в университе-ет, — протянул Олли. — Тогда что ты здесь делаешь? Не поступил?

Я тут же вспомнил реакцию миловидной девушки, открывшей мне двери, и удручённо ответил:

— Баллов не добрал.

— Туда сложно, — посетовал Олли.

Я кивнул.

— Не переживай, — Оливер решил подбодрить меня. — Оно и к лучшему. В сто раз интереснее быть «превращателем», чем «написателем». Ну что такое «написатель»? Сидит себе, сидит и пишет, пишет и пишет. А ну как не то напишет? Магисториум Мистериума живо думалку вправит. «Написатель» — человек подневольный. Строчит только на заданную тему по своей специализации, иначе, и в тюрьму можно загреметь. А здесь — никаких тебе специализаций. «Превращатель» — свободный человек. Закончил колледж и иди куда хочешь. А чтобы свободным «написателем» стать — надо особые привилегии иметь или против Магисториума идти. Тогда ссылки и гонения. Вот мой дядя, он «написателем» был…

Он снова принялся лихорадочно тереть пол и рассказывать. Я полз рядом с ним и понемногу узнавал их семейную историю. По всему выходило, что дядя Оливера был деревенским «написателем», специалистом по урожаю, поголовью скота и хорошей погоде на завтра. Но однажды он преступил закон и написал не о том. Хотел помочь другу. В итоге, дядю-написателя взяли под стражу…

Честно говоря, слушал я вполуха. И плохо понимал, о чём речь. Я тогда ещё не знал, кто такие «написатели» и «превращатели». И не хотел знать. В голове билась одна мысль: «Домой!».

Я вертел головой во все стороны в поисках выхода. Заглядывал в узкие окна, расположенные с одной стороны коридора, слева от нас. Но ничего обнадёживающего за ними не видел. Тот же унылый пейзаж: пасмурное утро и деревья-скелеты. Тем временем Олли переключился на мечты о том, как закончит колледж с отличием, станет «превращателем» и отправится путешествовать, подрабатывая в городах и селеньях. Как его будут уважать и каким он будет «мастером превращений»…

Понемногу, за мытьём полов и разговорами, мы добрались и до лестницы. Поясница у меня разламывалась от боли, руки покраснели от холодной воды и ныли от постоянного выжимания тряпки. Да и в коридоре явно был не курорт. Изо рта при разговоре шёл пар, я продрог так, что даже труд не помогал. Олли же словно не чувствовал холода, и я виду не подавал, что замёрз, хотя время от времени меня охватывала дрожь. А в голове крутилась только одна мысль: «Благословен тот мир, в котором изобрели моющий пылесос и электрообогреватель». Дома мне не приходилось убираться, тем более в таком холодильнике… Хуже некуда! Я в сердцах шваркнул тряпкой об стену и заметил, как нахмурился Олли.