На тылы немецкой дивизии Жаров обрушился в точно назначенный срок и отрезал ей пути-дороги. А Думбадзе с Костровым ударили с фронта. Немцам ничего не оставалось, как капитулировать или погибнуть. На этот раз победил здравый смысл, и вот они скучились, хмурые и испуганные.
Разместив роты в горном селении, Никола заспешил к Жарову. Но отыскать его в сутолоке после такого боя не так просто.
Приняв рапорт, Андрей по-братски обнял Николу, тепло поздравил с успехами в боях за Буду и пригласил на обед.
Никола направился в штаб полка, обосновавшийся с одной из рот в охотничьей вилле какого-то словацкого министра из правительства Тисо. Вилла походила на небольшой старинный замок на высоком каменном фундаменте с двумя башнями по краям.
На просторном резном крыльце Никола увидел Олю, возившуюся с одним из отводов антенны, поднятой над высокой башней. Узнав комбата, девушка со всех ног кинулась вниз, порывисто сжала его локти и припала к груди офицера. Потом, схватив его за руку, потащила к крыльцу. А правда, было трудно, правда, их не хотели отпускать? Они с Верой извелись, ожидаючи.
— Как Вера? — с трудом прервал он поток Олиных фраз.
— Сама сейчас расскажет, услышишь... — и вдруг запнулась.
— Тут она?
— Тут, тут, только, знаешь, у нее... — Оля опять запнулась, не зная, как объяснить. — Забруцкий у нее.
— Чего ему нужно? — закипая, сжал кулаки Никола.
Оля провела его наверх и, указав на дверь, остановилась.
Со смешанным чувством раздражения и недоумения Никола открыл дверь и остолбенел у порога. Ни Вера, ни Забруцкий даже не обернулись. Полковник взял ее под локти, пытаясь притянуть к себе. Она, откинувшись, противилась. Николу словно обожгло. Задохнувшись, он не мог вымолвить ни слова.
А Вера, отступив между тем от Забруцкого, сказала ему резко:
— Нет, нет!
— Но почему? — упорствовал полковник. — Вам же лучше будет.
Никола шагнул за порог и с силой прикрыл за собой дверь. Не успел он открыть рот, как Вера рванулась к нему:
— Никола! Ника! Ты! — И, не стесняясь, горячей щекой с силой прижалась к его обмерзшему небритому лицу.
В душу Николы закралось вдруг подозрение. Что за встреча? Что за объяснение? Зачем она подпускает его к себе? Огонь, запылавший в груди, застилал все, лишал возможности правильно видеть и соображать. Но порывистость Веры, ее горячая ласка, ее дыхание как-то непроизвольно смирили гнев, и офицер сдержался. Ей он все простит, все, все. Но ему, ему ни в коем случае.
Осторожно отстранив Веру, он сделал еще шаг и подчеркнуто официально сказал Забруцкому:
— Товарищ полковник, только что звонил комдив, вам приказано прибыть в штаб. Немедленно! — добавил он, глядя ему в глаза.
— Что, сам генерал? Вот как!.. — с дрожью в голосе спросил Забруцкий. — Что ж, придется... — он обиженно заметался по комнате в поисках бекеши, папахи, рукавиц.
— До свидания, Вера, — сказал он тихо и сдержанно.
— Прощайте, товарищ полковник, не обижайтесь.
И, не обращая больше внимания на Забруцкого, она потащила Николу в комнату, стала торопливо снимать с него перчатки, шапку, расстегивать ремень на полушубке.
Забруцкий завистливо поглядел на обоих, крякнул с досады и, громко топая, пошел к двери.
Не смея заикнуться о случившемся, Никола вдруг растеряйся и нахмурился. Что же теперь делать? Может, догнать Забруцкого и объяснить сейчас же? Да ну его к черту, пусть летит! Лучше сказать все Жарову. Комбат схватил полушубок, быстро оделся и, ничего толком не объяснив Вере, помчался к командиру полка.
— Погоди, я быстро вернусь, — сказал Вере.
— Что ты затеял? — всполошилась она.
— Слово даю, головы не потеряю.
Вера кликнула Олю и все пересказала подруге.
— Зря отпустила, — расстроилась Оля. — Знаешь же, какой он динамитный.
Пришлось обоим отправиться на розыски. Но едва они спустились с крыльца, как их остановил смеющийся Никола. Он стоял наверху.
— Куда вы помчались?
— Куда, — усмехнулась Вера, — за тобой! Оля говорит, ты такой динамитный... Вот и боялись, взорвешься.
— Эх вы, сороки пуганые, — ласково засмеялся он, протягивая им руки. — Полковник всех нас приглашает обедать.
— Забруцкий? Ни за что! — рассердилась Вера.
— Дался вам этот Забруцкий! — с досадой отмахнулся Думбадзе. — Мало у нас других полковников?..
Выскочив за несколько минут до этого от Веры, Никола заспешил к Жарову. Его штаб размещался на верхнем этаже виллы. Командир полка сразу же потащил комбата в одну из соседних комнат, где уже накрыт стол. Там оказались Березин, Самохин и Румянцев. Но Думбадзе взмолился обождать и выслушать его сейчас же. Вняв его мольбам, Андрей выслушал комбата, еще никак не понимая, чем он взволнован. Вера и Забруцкий? Ерунда. Ах не в том дело? В чем же тогда? Что, комдив не вызывал Забруцкого, Никола все выдумал? Отелло несчастный! С ума сошел!
— Ты знаешь, — загорячился Жаров, — Виногоров не терпит мальчишеских выходок. А ты что сгородил, чучело ревнивое?
Комбат молчал, потупив голову. «В самом деле, чучело, Отелло», — честил он самого себя. Жаров задумался и тоже молчал.
— Ладно, будь что будет, — заговорил наконец Андрей. — Возьму все на себя. Скажем, напутали, генерал побушует, но поймет. Только смотри мне, горе-Отелло, станешь дурить — отберу Веру. До конца войны не увидишь.
«Не наказывать же в самом деле комбата после стольких дней разлуки».
Никола засмеялся:
— Клянусь, не буду.
— А теперь иди к ней. Стой, стой! — закричал Андрей, видя, как комбат сорвался с места. — Не к ней, а за ней: зови обедать.
Думбадзе схватил Жарова и стиснул его в своих объятиях. Потом все так же молча кинулся к порогу и скрылся за дверью.
«Чем не Отелло!» — позавидовал Жаров его мальчишескому озорству, на которое, казалось ему, сам он не был способен ни сейчас, ни пять лет назад, когда ему было столько же, сколько Николе теперь.
5
В бою за Попрад в руки Жарова попал свежий номер газеты «За свободне Ческословенско». Принес Березин из политотдела дивизии. Черт возьми, это же газета чехословацкого корпуса! Радостно изумленный, Андрей вертел ее в руках, вчитывался в заголовки, искал подписи под статьями и заметками. Нет ли знакомых имен, с кем встречался еще в Бузулуке? Знакомых, однако, не попадалось. Не рота тебе и не батальон, а корпус!
Части его действуют очень близко. Они тоже наступали на Попрад, только с другого направления. Жаль, не пришлось ни с кем свидеться. Полк быстро покинул город. Зато сразу нахлынули воспоминания.
Военная судьба не раз сводила Андрея с чехословаками. Сначала в Бузулуке. Его послали туда в первые же дни формирования их батальона. Декабрь сорок первого выдался суровый, и время было грозное, опасное. Враг еще стоял у Москвы. Зарубежные прорицатели зло вещали о скором падении советской столицы. В Бузулук тогда прибыли Людвик Свобода и Ярослав Прохазка. Они стали сколачивать первый чехословацкий батальон.
В Бузулуке Андрей пробыл тогда с месяц и вновь прибыл туда почти через год, на заключительное инспекционное учение. Батальона он не узнал. Одет и обут с иголочки, в английскую форму. Форма как форма, ничего особенного. Лишь до смешного Андрея смущали пуговицы с гербом Букингемского дворца английских королей. Зато все оружие — советское, самое добротное. Учение показало: год не прошел даром. Чехословаки стали опытными воинами.
На долю Андрея выпало тогда инспектировать роту Отакара Яроша. Командир ему сразу понравился. Молодой, энергичный, упорный. Знающий, умный офицер, с очень красивым волевым лицом. Таким он и остался в памяти до сих пор. Жаль, погиб в боях под Харьковым. Ему первому из иностранцев было присвоено звание Героя Советского Союза.
Настоящими солдатами стали даже те, кто вовсе, как думалось раньше, не приспособлен к войне. Помнится, был у Яроша рядовой Гуго Редиш. Андрею казалось, из такого не сделать солдата. Был он остроумен, образован, немало повидал свет. Жил во Франции, Греции, бывал в Испании, Англии. Свободно говорил по-французски и по-английски, по-немецки и по-русски. Настоящий полиглот. А стрелять не умел. Переползать, отдавать честь — для него нож острый. Было ему уже под пятьдесят. Но он пришел сюда добровольно, чтобы стать солдатом. Был предан делу, смел, отважен. Истый коммунист. Где он теперь, Гуго Редиш?