глава шестая
БЕССМЕРТИЕ ПРАВДЫ
1
От сорока батарей к берегу Бодрога бегут бесчисленные нити проводов, и каждый из них мчит команду за командой. Штормовой огонь уже с час бушует за рекою. Железнодорожная насыпь, из-за которой только что били немецкие гаубицы, рассечена надвое, и рельсы ее торчком уставились в небо. Густая роща, откуда целые сутки завывали шестиствольные минометы, сметена с земли.
На месте кирпичного здания с панцирной крышей, где из слухового окна маячила стереотруба наблюдателя, — одни руины. Низколобые неприступные доты, изрыгавшие огонь, разворочены и чуть не до колен выковыряны из почвы. Зигзаги траншей, укрывавших пехоту, превращены в ухабы и рытвины. Все пригорное займище, за которым в смертельной тоске притих большой город, залп за залпом вздымается на воздух.
Шаторальяуйхей скучился у подножия приземистых гор, что нависают над ним сзади. Полк Жарова наступает на южную окраину, куда подходит железная дорога из Будапешта. Левее атакует полк Кострова.
Огонь вплотную подступил к городу. Андрею ясно, еще команда — и артиллерийские залпы сметут Шаторальяуйхей. Значит, либо разрушать город, либо искать успеха иным путем.
Как же все-таки выбить отсюда противника? Видимо, лишь угрозой с тыла. Тщательно обдумал решение, подготовил маневр. Как раз позвонил Виногоров. Он не хочет мириться ни с какой задержкой. Ломать и ломать! Даром противник не отдаст окружного центра.
Жаров вызвал Хмырова, рота которого у него в резерве. Окинул его долгим взглядом и как-то заколебался. Не лучше ли все-таки заменить? Куда надежнее послать Самохина или Румянцева. Но время, время! А потом, что за дело: как сложная задача, так подавай лишь лучших. Сегодня один, завтра другой, а послезавтра? И зачем тогда держать командира, если в нужную минуту ему нельзя доверять? Не шутки же шутим.
Хмыров ожидал молча. Долговязый, немного сутулый, с узким сухим лицом и длинными руками, чем-то он не располагал к себе. Упрямая голова! Возни с ним было немало. Тянули и подталкивали, учили и помогали. Случалось, и наказывали, а заслуживал — награждали. Пошло ли все ему впрок? Правда, стал сдержаннее. Пожалуй, и крику меньше, и порядку больше.
— Вы готовы, Хмыров?
— Так точно...
— И сможете действовать отлично?
— Изо всех сил.
Ответ Жарову понравился.
— Тогда смотрите. Видите высоту, вон ту, с часовней в ограде? Да, да, над центром города. Это ваш объект. Выйдете к подножию высоты — дадим налет реактивными. Ваша задача — занять и закрепиться, угрожая противнику с тыла... — и подробно уточнил задачу.
— Разрешите идти?
Лицо командира твердо и решительно.
— Высота, Хмыров, — ключ к городу.
— Возьмем,товарищ подполковник.
— От вас зависит успех полка, дивизии.
— Не подведем, — загорелся Хмыров.
— Тогда с честью!
Пока выдвигалась рота, сражение успело перекинуться в самый город. Но продвижение очень медленное.
Где нет немцев, венгры охотно сдаются в плен: режим салашистов их не устраивает. А где немцы и засилье салашистов, мадьяры еще не складывают оружия: их удерживает угроза расстрела.
Направляя роты, Андрей с нетерпением ждал условного сигнала у горы с часовней. Как дорога сейчас каждая минута!
— Красная ракета! — радостно воскликнул наблюдатель.
Ага, Хмыров! Грянули залпы «катюш». Синие молнии блеснули на склонах высоты. Путь теперь расчищен. В бинокль хорошо видно, как по крутому склону карабкаются вверх бойцы Хмырова. Успел все-таки. Сейчас общий натиск, и немцам деваться некуда...
2
Поздно вечером Жарову позвонил начподив:
— Слышал приказ?
— Никак нет, товарищ полковник, только что с передовой.
— Всем благодарность, салют, и в приказе твоя фамилия.
Андрей долго не мог опомниться. На всю страну прозвучал новый победный приказ, салют Москвы. В душе ничем не измеримый вихрь чувств. Это вера партии, ее знамени, с которым каждый день в бою. Он знает, все силы души, все силы его рук принадлежат ей сегодня, завтра, всегда!
Прихрамывая, вошел Березин. Подбили его в городе.
— Ты что такой сияющий, ай еще звездочку дали? — уставился он на Жарова.
— Да нет же...
— Наградили, значит?
— Есть приказ Москвы. Сейчас пришлют.
И Андрей пересказал свой разговор с начподивом.
— Тогда поздравляю! — обрадовался и Березин.
— И тебя поздравляю! — обнял его Жаров. — Твой Хмыров молодец!
— Почему же мой?
— Ладно, не скромничай. Не поддержи его ты, я бы снял...
— И считал бы себя правым?
— Конечно. Как бы я узнал, что он способен на большее?
— А командиру положено знать и предвидеть.
— Все это так, Григорий, и все не так. Тоже диалектика. Что только не мешает нам делать положенное! Тебе вот тоже положено в медсанбате отлеживаться, а ты тут. А должен бы иметь и замену, заранее. Нет, скажешь? Тоже диалектика! И кто знает, примиряясь со всем этим, мы с тобой укрепляем порядок и организованность или нарушаем. Верь не верь, а я, право, не знаю порой, как в таком случае провести грань между добром и злом.
— Все равно их не смешаешь...
Березин спешно собрал взводных агитаторов.
— Надо, чтобы каждый понял, — говорил им замполит, — это ему за его ратный труд, за подвиги в бою объявлена благодарность, ему гремел салют, его успехам радуются люди, Москва. О героях с огоньком расскажите, пусть все знают.
— Героев кругом полно — бой-то какой! — первым откликнулся Голев.
— Вот и хорошо, — одобрил майор, — а как бы, к примеру, вы рассказали, а? — приблизился он к парторгу.
Тарас чуть не растерялся от неожиданности.
— Да как было, так и сказал бы: ведь каждый человек на виду.
— Вот и расскажите, — не отступал Березин. — Пусть агитаторы послушают.
— Да хоть Закирова взять — герой! Сапер наш, — пояснил Голев. — Богатырь богатырем. Пушку везли на плоту сегодня. Бац — снаряд рядом. Плот на дыбы. Если б не Закиров, быть бы пушечке на дне. Из своей бронебойки три пулемета подбил, танк подпалил. Потом двух раненых из-под огня вынес. Разве не герой!
А пленных привел, — напомнил Максим. — Заскочил в бункер, видит — полно. Припер их и кричит в окно по-венгерски: «Сдавайся, не то всем капут!» Они — белый платок. Всех и привел.
— Герой и есть наш Закиров, — заключил Березин. — Так вот и о каждом рассказать надо. Пусть все знают.
3
Всю ночь Жаров просидел за наградными листами. Сколько отличившихся! Читая, он заново переживал весь штурм города.
«Рядовой Орлай — отважный воин, — читал в представлении. — Снял трех наблюдателей, выбил расчет орудия. Одним из первых ворвался в город. Представляется к ордену Красной Звезды».
Вот тебе и новичок. Не написали только, как, забравшись на колокольню, он вместе с Козарем всю улицу держал под огнем. И сколько пленных привели. И танк поджег. Как умолчать об этом! Нет, пусть перепишут реляцию. Да и Красной Звезды ему мало. К Отечественной Войне первой степени надо.
«Рядовой Матвей Козарь, — читал он дальше, — первым ворвался в немецкую траншею. В рукопашной схватке убил четырех и семерых взял в плен, в том числе офицера-эсэсовца. Представляется к ордену Отечественной Войны II степени».
Жарову вспомнилось, как привел Матвей свою семерку. Немцы понурые, наверно, уж тысячу раз с жизнью простились, а он орла орлее. Да, этот гуцул не раз показал себя. Огневой солдат! Что ж, ему мало, а хорошо написали.
Андрей принялся за новую пачку.
Скупые реляции Черезова не удовлетворили Жарова, и он вызвал комбата.
— Как вам нравятся эти реляции?
— Есть и слабоватые... — потупился Черезов и заерзал на стуле.
— Так зачем же подписывали их?
Отвечать тому нечего.
— Видите, нехорошо получается. Давайте-ка посмотрим вместе.
Черезов уселся рядом.