— Коваля я, собственно, знаю, — лицо незнакомца просветлело, и Коваль заулыбался ему доверчиво, как бывает, когда люди встречаются вновь после минувших тяжких испытаний.

— Толковал с ними? — спросил Семена Кузьмича незнакомец.

— Да тут сейчас обо всем и договоримся.

Кудь подозвал молодых рабочих:

— Прошу присаживайтесь — разговор серьезный.

— Павла с Ивановки знаешь? — спросил незнакомец Тимоша. Руденко отозвался не сразу:

— Знаю.

— Мотору-гончара знаешь?

Тимош нерешительно глянул на Кудя.

— Ну, чего смотришь, отвечай. От партийного комитета секретов нема.

— Знаю.

— В военном городке бывал?

— Бывал.

— Подмога требуется в одном важном деле, — пояснил незнакомец. — Ткач говорил с тобой насчет вооружения заводских дружин?

Тимош утвердительно кивнул головой.

— Говорил, что Временное правительство против создания рабоче-крестьянских боевых сил, что оно всячески препятствует нам?

— Это мы и так знаем.

— Потому и позвали вас, что знаете, — кивнул головой незнакомец. — Мы тут советовались, обсуждали, решили вам одно дело доверить. Комитет поручает всю операцию товарищу Павлу, ему и подчиняйтесь. Проведешь его группу в военный городок к человеку, у которого ты бывал. На железнодорожной ветке всё уже подготовлено. Люди помогут вам погрузить оружие в вагон. Вы, ребята, будете сопровождать груз до города, — представитель комитета вынул из ящика стола наган и протянул его Тимошу.

— Понятно, — принял оружие Тимош.

— Дальше порядок такой: железнодорожники отцепят вагон, загонят на запасный путь. Там будет ждать вас товарищ Кудь с дружинниками. Ночью трамвайщики подгонят к переезду трамвайную платформу со шпалами, и на этой платформе доставите всё к заводам. Помеченные ящики сбросите для шабалдасовского, на остальное найдутся хозяева. Уговор?

— Уговор! — воскликнул Тимош: дело принимало подходящий оборот. — Когда выезжать?

— Сегодня к ночи. Только еще уговор: чтобы всё по-рабочему, чтобы чужой никто носа не совал. Не для господина губернского комиссара стараемся.

Когда вышли из комитета, Коваль подтолкнул Тимоша:

— Ну, дворовая бригада, что теперь скажешь?

Тимош стиснул рукоятку нагана:

— Бригада подходящая.

— А ты понял, что Кудь про грамотных говорил? — спросил вдруг Коваль.

— Понял, Антоша. Я сам об этом давно думаю. И знаешь, что думаю? Как нам в партию идти, если мы нуль круглый, пустое место, никакого настоящего веса нет. В партию идти, это знаешь… Совершить что-нибудь надо, доказать. Согласен, Антоша?

Коваль удивленно взглянул на товарища:

— Нет, не согласен… — тихо проговорил он.

— Не согласен? — негодующе уставился на друга Тимош. — Не согласен, что оправдать себя надо?

— Не знаю, — неохотно отозвался Коваль, — мне не в чем оправдываться…

— То есть, как не знаешь? Разве ты никогда не задумывался о том, что значит быть партийцем?

— А разве ты не рабочий человек? — вопросом на вопрос ответил Коваль.

Тимош продолжал нетерпеливо поглядывать па товарища, ожидая, что он скажет еще, но Ковалю нечего было прибавить, и они вошли в цех, не возобновляя разговора.

— Где шатались, прогульщики? — встретил их Растяжной. Перед приходом Тимоша и Коваля они с кладоискателем о чем-то жарко спорили. Растяжной держал еще в руках колоду карт, перебрасывая и перетасовывая. Он всегда теперь таскал с собой карты и вечно трепал их в руках, просто уж такая привычка появилась у человека — с кем ни встретится, непременно вытащит из кармана карты и перебрасывает.

— Ну, как там мой братец Семен, успокоился? — в свою очередь с тревогой осведомился Савва. — На каком градусе кипения?

Коваль, не отвечая, отошел в сторону, примостился на упаковочном ящике, достал из кармана аккуратно сложенный листок, развернул, извлек из него столь же аккуратно сложенный чистый лист, вынул из кармана огрызок чернильного карандаша, принялся что-то обдумывать.

Тимош заглянул в желтые глаза Растяжного:

— И верно, пока вы завод поднимали, мы гуляли.

— А ты слыхал, что на заводе делается?

— А что?

— Винтовки везут! Не слыхал? Кидай станки, берись за винтовки. Скоро нас всех за Советы погонят воевать.

— А ты против Советов?

— Зачем против? Я не против. Любовь да совет — чего лучше. Если люди приличные. А если горлохватов наберут? Тот — гав: а тот еще громче, а третий себе, это что — жизнь? А где заработок? Где твои рублики, спрашиваю? Что на них купишь? Тебе про винтовки говорили? — вплотную придвинулся он к Тимошу:

— Про какие винтовки? — глазом не моргнул Руденко.

— Ну, не прикидывайся. Красную повязку нацепил, а дурочку строишь. Зачем в комитет вызывали?

— А ты у Савки спроси. Он лучше знает. Ему родной брат объяснил…

Савва Кудь метнул на Руденко злобный взгляд, повернулся и вышел из цеха.

— Не думай, что умней всех, — так же злобно глянул Растяжной и последовал за Саввой.

Тимош подошел к Ковалю. Не обращая на него внимания, не теряясь, Антон продолжал писать:

Он поставил точку, задумался, подправил ногтем карандаш и приписал:

— Ты откуда его знаешь? — спросил Тимош.

— Кого? — рассеянно глянул на Руденко Коваль.

— Товарища представителя комитета.

— Не знаю, а встречались. Он в соседней камере сидел.

Коваль бережно сложил листок, завернул аккуратно во второй лист и спрятал на груди.

— В комитет? — ревниво спросил Тимош.

— Нет. Пока со мной поедет. Пошли собираться, Тимошка. Цеха гуляют, а нам свое.

На проходной они столкнулись с троицей: впереди, заложив руки в карманы, выступал Растяжной, за ним плелся, понуря голову, Савва, отряд замыкал Кувалдин, шел, переваливаясь с ноги на ногу, покачивая головой, точно говорил каждому встречному: «правильно, правильно, правильно»…

— Эх, мальчики, заворачивай к «Спаси господи». Самогонку привезли! — крикнул Растяжной и, видя, что мальчики не заворачивают, озлился: — Без людей не проживете, шпана!

— Не подходи к ним, — шепнул Коваль.

— Я-то не пойду. Савка уже подошел. Слыхал, про винтовки натрепался?

— Жаль старика… — задумчиво проговорил Антон. — Смотри, — оглянулся он. — Кувалдин отошел от них.

Кувалдин и впрямь откололся от приятелей и забирал в сторону, помахав на прощание шапкой, бочком-бочком забирал в сторону.

Коваль внезапно рассмеялся:

— Баптист. Христосик! — проговорил он, провожая глазами понурую фигуру Саввы, и снова нахмурился. — Жаль старика. Думаешь легко Семену Кузьмичу!

— Да, разошлись все, каждый в свою сторону… — не сразу откликнулся Тимош, — а я всегда думал: собрать всех!

— Где собрать? — с неожиданной ожесточенностью воскликнул Коваль. — В «Спаси господи»? Пора уже знать, где рабочих людей собирают. Либо там, либо… — Коваль не договорил, а Тимош не стал продолжать разговор — порученное дело мало-помалу завладело всеми его мыслями. До вечера остались считанные часы.

— Пойдем ко мне, Антоша. От меня и поедем. Когда ж тебе домой добираться?

— Пожалуй, — согласился Коваль.

До самой Моторивки они не говорили о полученном задании, и только уже подходя к хате Моторы, Коваль попросил Тимоша:

— Если что случится, не забудь про мое заявление.

Павел уже ждал их. Убедившись, что присланные комитетом товарищи усвоили всё необходимое, коротко приказал:

— Пошли.

Ни слова о домашних, об Агнесе, Иване, как будто они с Тимошем встречались впервые, заново узнавали друг друга.

С Павлом было еще два человека таких же сосредоточенных и молчаливых. Они курили короткие цыгарки, спрятанные в рукаве, и только изредка окликали Павла:

— Пора! Чего время терять, товарищ Павел?