– Ну и дура! – Ритка, как всегда, безапелляционна. – А кто тебе мешает любить и испытывать, как ты говоришь, яркие чувства?

– Вообще-то никто, – растерялась я.

– Ну и влюбись.

– Но... а в кого? – Наверное, это самый глупый вопрос в моей жизни.

– Можешь влюбиться в столб, в диван, в автомобиль, – отозвалась Ритка. – А лучше все-таки в мужчину.

– А где его найти? – Это второй самый глупый вопрос в моей жизни.

– Где угодно, даже в мужском туалете. И еще они, кстати говоря, встречаются на улице, в компаниях, в офисах, ресторанах.

– Слушай, Ритка, не морочь мне голову, – разозлилась я. – Я говорю о любимом человеке, а не просто о мужчине.

Ритка достала сигарету, смачно затянулась, глотнула любимого ею коньяка, как-то вся подобралась, растопырила свои сумасшедшие глазищи и стала читать лекцию на тему «Любовь своими руками».

– Ты что, думаешь, эти особи способны любить? Иллюзия. Та часть мозга, которая отвечает у них за это чувство, атрофирована еще при рождении. Что у них на первом месте? Футбол, пиво, автомобили и секс, желательно бесплатный.

– Меня неандертальцы не интересуют.

– Да? А ты что, встречала других? – искренне удивилась Ритка.

– Ритка, не притворяйся, что не понимаешь, я говорю об интеллигентных, воспитанных мужчинах, а ты про футбол и пиво...

– Каждый из интеллигентных, воспитанных мужчин думает в первую очередь именно о футболе, пиве и бабах. Вслух, конечно, он может рассуждать о театре и книгах. Но в башке у него все тот же футбол и пиво, – безапелляционно отрезала Ритка.

– Допустим, – кивнула я, хотя и мысли такой не допускала. – Но иногда и они влюбляются.

– Именно! Но делают они это не по собственной воле. Их надо влюбить в себя, ясно тебе?

– И как ты себе это представляешь? – Я опешила.

– Для чего бабам мозги дадены? – лукаво улыбнулась Ритка. – Думай. У каждой из нас свои методы. Найди себе подходящего симпатичного мужичка и действуй.

– Чепуха!

Этот разговор давно бы выветрился из моей головы, если бы не Антон.

Нет, сначала я пыталась наладить наши отношения, делала приятные сюрпризы. Например, красивый ужин на двоих, роскошное портмоне к годовщине свадьбы (он радовался, как ребенок), пробовала интересоваться его делами. Но дальше этого не шло, на ночь он запирался в кабинете и все чаще не ночевал дома, ограничиваясь одним словом: «Дела».

И однажды я все-таки решилась, утром за завтраком.

– Антон, нам надо поговорить.

Его лицо выражало бесконечную озабоченность и раздражение.

– О чем?

– О наших отношениях.

Говоря это, я могла надеяться только на чудо, но его не произошло.

– Давай вечером или... лучше завтра, сегодня приду поздно. – Он направился к двери. – Нет, завтра не могу, мы с Максимом выезжаем в... не важно, в одно место. Давай на днях.

– Антон, ты давно..., я ... даже не знаю, как сказать..., но мы живем не как муж и жена..., ты понимаешь меня?

– Я был уверен, что тебя... э-э-э... устраивает сложившееся положение, – отозвался Антон. – Я действительно тороплюсь. Извини.

Дверь, в который уже раз, захлопнулась перед моим носом.

Не буду скрывать, надежду на улучшение наших отношений давало то обстоятельство, что Антон и папа стали чаще встречаться. Антон после этих встреч приходил довольный, радостно потирая руки. Как-то раз он взялся разъяснять мне азы общественного устройства.

– В стране формируется элита. Президент не может опираться только на аппарат, как это было при коммунистах. Аппарат – всего лишь машина, а элита – другое дело. Именно ею формируется общественное мнение, национальная идея. Но откуда ей взяться, элите? Только на основе старой. И твой отец как раз из таких. Но, спрашивается, что может сделать такая старая элита, без свежей молодой крови? Поэтому они подтягивают нас. Должна быть преемственность. Получается, мы – новая элита страны! – Мой муж парил в облаках собственных иллюзий.

– Кто это «мы»?

– Я, например, ну и, естественно, Максим. Но не такие, как, скажем, Олег. Пойми меня правильно, Рима. Деньги здесь не играют ключевой роли. Я не зря говорил о преемственности. Почему возрождается дворянство, ты не задумывалась об этом? В Европе аристократы признаны и уважаемы обществом, даже наши соседи воссоздают ханство. Общество без элиты обречено. Но это должно быть в крови.

– Я знаю о твоем происхождении, – Антон тысячу раз рассказывал о своих предках. – Но разве Максим тоже из «аристократов»?

Антон испугался, даже съежился.

– Не надо говорить об этом вслух, Рима.

– Мы одни дома, – удивилась я.

– Я понимаю, но будь, пожалуйста, осторожна.

– Хорошо, обещаю.

– А что касается Максима, то скажу по секрету, лучшие ученые, историки-архивисты работают над этим вопросом, и не только у нас в стране. Ищут родовые корни. И будь уверена, найдут.

– Куда они денутся, – не удержалась я. – Только ума не приложу, при чем здесь мой отец?

– Как «при чем»? – поразился Антон. – Он тоже элита, как и ты, между прочим. И дает мне бесценные рекомендации.

– Какие же советы он может дать?

– Пойми, Максим метался, не знал, чем себя занять, но теперь, опираясь на элиту, перед ним выстроилась четкая и ясная цель. Я рядом с ним. У нас великое будущее!

Только, похоже, мне в этом будущем места нет.

Дни тянулись своим чередом, ничем не омрачая и не радуя. Мужа я практически не видела. Если он и появлялся дома, то очень поздно, когда я уже спала. Вместе мы бывали только на важных приемах и презентациях. Ненавижу эти мероприятия, скучные и чопорные.

Наташа в один из обычных, тягучих, серых, противных, тоскливых, удручающих дней вдруг решила поговорить со мной о нашем бизнесе.

– Рима, необходимо подумать о рекламе, так дело не пойдет.

Вообще-то наша реклама регулярно появляется на страницах городских газет; иногда мы устраиваем презентации новых коллекций, и этим ограничиваемся. Бюджет не позволяет большего.

– Мы упускаем богему, свой потенциальный контингент. А для них одежда очень важна, особенно вечерние наряды, ты согласна? – продолжала настаивать Наташа; мы уже давно перешли на «ты».

– В принципе, да.

– Вот именно, а теперь скажи, ты можешь представить себе балерин или художников, читающих свежие газеты, выискивающих последние международные новости и натыкающихся при этом на нашу рекламу?

– Честно говоря, нет. Но я не уверена, что у большинства из них есть деньги на наш товар.

– Рима, видно, что ты плохо знаешь эту среду. – Наташин напор иногда утомляет. – Они будут жить впроголодь, не оплатят коммунальные услуги, но ради новой престижной тряпочки пойдут на все.

– Короче, что ты предлагаешь? – Ее пропаганда достигла цели.

– Хочу познакомить тебя с удивительным человеком, владельцем известной в городе картинной галереи. Он просит, чтобы мы спонсировали вернисаж.

Мне не понравилась идея. Нет ничего удивительного в том, чтобы владеть галереей, это раз; во-вторых, спонсировать малопосещаемое мероприятие экономически нецелесообразно; а в-третьих, я подозревала, что Наташа нашла себе очередного жениха и изо всех сил пытается ему угодить.

– Поясняю, – не унималась Наташа. – Просит он совсем немного, мы можем себе это позволить. А подобные мероприятия с удовольствием освещают пресса и телевидение. Кроме того, у нас появится прекрасная возможность завести знакомства в богемной среде и затянуть их в наш магазин. И последнее. – Наташа изобразила оскорбленное самолюбие. – Если ты думаешь, что я в этом заинтересована лично, то глубоко ошибаешься. Он не в моем вкусе. Меня не влечет к мужчинам, нуждающимся в спонсорской помощи.

– Ничего я такого не думаю. – Она еще заставляет оправдываться.

Наташу мое заявление вполне устроило, и она продолжила:

– Зато тебе он точно понравится, я знаю.

– Чем же? – опешила я.

– Он интеллигентный, эрудированный и такой, не знаю даже как сказать, вальяжный что ли. С бородой.