— Посмотри-ка, — положил я перед ним сводку ГУВД от 86-го года, в которой упоминалась его фамилия.

Он дожевал, вытер салфеткой руки, двумя пальцами взял у меня бумагу и прочитал чуть заметно шевеля губами и кивая.

— Помнишь такого? — спросил я с надеждой, когда он вернул мне документ и как ни в чем не бывало принялся за следующую ногу американского петуха.

— Смутно, — ответил он. — Но случай, конечно, помню. Я тогда впервые «ПМ» на поражение применял, как забыть. Четверо моих подопечных с участка по этому делу пошли, следователь несколько раз вызывал.

Я рассказал о Матюшине и подброшенном в яму Квинтова гаража жмурике (хотя никакой уверенности в том, что это имеет отношение к делу, у меня не было), о Рыжем, гонке за «капелькой», старухе диспетчерше, налете на контору Вали Александрова и обо всем, что мне стало известно от Новожилова. Оказалось, одно время Решетников снимал дешевую квартиру (ночлежку, он сказал) через риэлтерскую контору «Земля» в ЮЗАО. Когда же я дошел до оценки деятельности Майвина «Альтернативой», он презрительно хмыкнул и покачал головой: «Ну дают!»

Потом я сварил крепчайший «Паризьен» и набрал номер диспетчерши, но мне снова не ответили. Решетников сосредоточенно молчал, прихлебывая кофе; бисквит на блюдечке он брезгливо отодвинул подальше.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

— Майвин утверждает, что Илона видела его. А розыск не объявлен, — вслух подумал я вместо ответа.

Викентий задумался.

— Если они его выпускают под залог из общака — свиданку не дадут, — покачал головой. — Там весь оперсос прикуплен, меньше чем пол-«лимона» не канает. Откажут под любым предлогом: перевели в БУР, в ПКТ, в тубанар. Контролеры побоятся кума, и блатняки на сделку не пойдут — Ямковецкий с его капиталами там на положении авторитета.

— Значит, сведений о нем получить нельзя?

— Получить можно. Проверить нельзя. Было бы дня три — оформили бы официальную свиданку через ГУИН, но это — не раньше понедельника.

В самом деле, была суббота, тринадцатое. Хорошо, что «счастливое» число не совпало с пятницей — работать на Майвина со скидкой не хотелось.

— Преступная группировка не самолет, откуда можно катапультироваться нажатием кнопки, — философски заметил Викентий. — После того как гражданка Панафидина продала его квартирку на Третьей улице Марьиной Рощи, он обосновался в Рижском переулке по адресу, который указан в его подписке о невыезде.

— Твой участок?

— То-то и: плохо, что мой. Меня там каждая собака знает.

За окном стояла вязкая, смолистая ночь; черные клочья туч проплывали по небольшому, освещенному надкусанной луной участку неба, и ничто, кроме жестяного будильника на подоконнике, не напоминало о моих обязательствах перед клиентом.

— Кажется, ты предлагал услуги сторожа? — положил я ключи перед Викентием.

О том, что в бывшей своей вотчине он может работать разве что пугалом, я как-то не подумал.

— Это меня устраивает, — кивнул Викентий против ожидания. — Спасибо за ужин.

Он встал и, перешагнув через спящего Шерифа, пошел в комнату. Остановившись перед книжным шкафом, долго разглядывал корешки, потом снял с полки справочник «Москва. Пассажирский транспорт».

— В пять тринадцать, — произнес себе под нос, посмотрев на часы.

— Что?

— Электричка в Кимры в пять тринадцать. Езды туда два сорок, итого — в восемь я там, в десять пятьдесят обратно. Дай мне свой телефон и денег на дорогу.

Поездка в Кимры, так или иначе, была неизбежной, более того — с нее следовало начинать. Решение Викентия отправиться туда самостоятельно высвобождало массу времени, и я с готовностью выложил двести семьдесят четыре тысячи девятьсот два рубля — все, что имелось в наличии «деревянными». Кроме того, я дал ему триста долларов на расходы по делу.

— Я тебя подвезу до Савеловского, — предложил.

Он надел пальто, нахлобучил шляпу.

— Родион Раскольников, — констатировал угрюмо, осмотрев себя в зеркале. — Нет уж, спасибо! — отказался от транспорта. — Действовать будем слаженно, но автономно.

Уходить он, однако, не спешил — вернувшись в комнату, еще раз перечитал все бумаги, пересмотрел фотографии.

— Я заберу? — показав мне ту, где Ямковецкий праздновал очередное возвращение из цугундера, спрятал ее в карман.

Я предложил ему комплект запасных ключей от квартиры, но он покачал головой: — Лучше — запасной телефон. Я продиктовал номер Каменева.

— Не люблю давать советов, — произнес Викентий напоследок, — но на твоем месте я бы начал с адвоката.

Было еще слишком рано, чтобы кому-нибудь звонить, не считая 01,02 и 03. Шериф переваривал куриные косточки и вчерашние впечатления, храпя, повизгивая, причмокивая языком и перебирая лапами. Спал он так глубоко и аппетитно, что, несмотря на выпитый кофе, мне самому захотелось лечь в постель, что было бы верхом несправедливости по отношению к Викентию, ушедшему в промозглую предутреннюю неизвестность, и я решил устроить себе тренировку по полной программе: установил стрелку звонка будильника на пять утра, переоделся и принял упор лежа.

Изнуренный праздностью последних месяцев организм знавал и лучшие времена, но, с учетом отсутствия реального стимула, раненого брюха и бессонницы, мне удалось раскачать его процентов на семьдесят от потенциальных возможностей. Ледяной душ и трехсотграммовая чашка кофе сулили еще часов двенадцать активности, в которые, с учетом временного дефицита, нельзя было потерять ни минуты.

В пять восемнадцать киль «фисташки» уже разрезал паркий слоистый туман на Измайловском проспекте.

«На твоем месте я бы начал с адвоката» — всплыли в памяти слова Решетникова. Советчик нашелся! Отставной участковый из бывшей страны сплошных советов. Вот будешь на моем месте, тогда и начнешь с адвоката!..

И все-таки Викентий мне положительно нравился. Лишних вопросов не задавал, а из всех возможных функций в этом деле выбрал для себя не самую пассивную: расколоть тещу Ямковецкого будет непросто, да и времени на поездку уйдет вагон и маленькая тележка. Пожалуй, мы с ним сработаемся.

К адвокату я, конечно, собирался, но не с пустыми же руками. Судя по всему, юристом он был высококвалифицированным. Тот факт, что, начиная с 91-го, он вел все дела Ямковецкого, подталкивал к выводу об их взаимном доверии — иначе что мешало рецидивисту-миллионеру прибегнуть к услугам другого защитника? Нет, Викентий, с адвоката надо не начинать — им надо заканчивать! И толковать с ним на равных, чтобы чего-то добиться.

Дом на Савеловской, где жила Анастасия Емельяновна Балашова, определенно строился без учета розы ветров: двор приходился на юго-запад, и два примыкающих здания, расположенных перпендикулярно фасаду, рассекали воздушный поток таким образом, что, с какой стороны бы ни дуло, ветер должен был попадать в окна постоянно, а завихрения — заносить в квартиры пыль, морось и снег. От этого внутренняя стена относительно недавней постройки до половины стала грязно-серой, а по всему двору разносило бумажный мусор их контейнеров. Я припарковался неподалеку от П-образной арки и позвонил — кажется, в четвертый раз, — почти наверняка зная, что мне не ответят. Скорее всего после провала Рыжего, передавшего ложное сообщение о переселении Илоны в «Байкал», Ямковецкий перевел старушку на другую явочную квартиру или услал отдыхать по путевке куда-нибудь за линию фронта, не гарантируя благополучного перехода.

В шесть утра субботнего дня во дворе и на улице было почти безлюдно, намаявшиеся от изнурительного претворения экономических реформ москвичи отсыпались. Серый рассвет все еще не давал мне возможности по достоинству оценить окрас «фисташки» с простуженным компьютером, но уже было видно, что это не бленхейм. Водрузив на плечо сумку с рабочим инструментом, я подошел к первому подъезду и сразу же увидел табличку: «Подъезд № 1. 1—90». К счастью, домофон оказался неисправным, не было и консьержки; подсчитав, что восемьдесят первая квартира находится на четырнадцатом этаже, я вызвал лифт и поднялся на десятый, предпочтя четыре оставшихся преодолеть пешком, чтобы не будить соседей Балашовой.