— А у вас есть подозрения, что эти дела противозаконны? — очень вежливо спросил Решетников, опасаясь, что Мезин хлопнет дверцей; откровенничать с сыщиком он был вовсе не обязан.

Тем не менее Мезин не уходил, и Решетников подумал, что у него есть основания опасаться не только за карьеру.

— В девяносто первом году отца разыскала Людмила Панафидина и предложила ему хорошее вознаграждение, если он сумеет вызволить ее мужа Ямковецкого из ИТУ, — заговорил он после паузы. — Речь, по-моему, шла о трех тысячах. Позже отец смеялся над этим гонораром, но тогда были не лучшие времена для нашей семьи, и он согласился. Потом этот Ямковецкий завел свое дело. Торговал автомобилями, преимущественно дорогими. В ту пору в Москве «Линкольнов» и «Шевроле» было не густо. Фирма называлась «Арктур», название придумал отец, он же помогал оформлять документы.

— И в качестве компенсации получил этот «Форд-Эскорт»?

— Нет, почему… отец просто купил его. Потом Ямковецкий продал свою фирму и приобрел на всю сумму акции «Земли», принадлежавшей Майвину.

— Вы же сказали, что Моисей Израилевич познакомился с Майвиным два года тому назад?

— Совершенно верно. Он занимался работой в коллегии, дела его пошли в гору, появилось имя, к нему обращались очень солидные люди. С Ямковецким они не встречались до августа девяносто третьего, когда Борис Евгеньевич нашел его и попросил съездить с ним в Европу.

— В Европу? — оживился Решетников.

— Да. Они ездили в Швейцарию через Германию и Бельгию.

— Вдвоем?

— По-моему, Ямковецкий брал с собой дочь, отец показывал фотографии, сделанные ею в эту поездку, теперь их нет. Ничего нет, он все забрал с собой, а часть домашнего архива уничтожил перед отъездом.

«Вот кто снимал Илону с Ямковецким и собачкой в Магдебурге!» — догадался Решетников.

— А после Ямковецкого опять посадили — осенью того же года. Отец очень сокрушался по этому поводу, отказывался понимать, зачем благополучному бизнесмену, миллионеру понадобилось продавать угнанные машины…

— Угнанные машины? Он же продал фирму «Арктур»?

— Да… там какая-то история… Новый владелец фирмы обратился к Ямковецкому с просьбой, у него оставалась клиентура… Я не вникал, вы знаете, в подробности. Следователь прокуратуры доказал, что Ямковецкому было известно о том, что машины похищены, его подвели под двести восьмую.

— Очень интересно, — улыбнулся Решетников. — У человека на счетах полтораста миллионов, а он торгует крадеными авто. Это все равно что вы, будучи порученцем думской комиссии, станете продавать в парижской подворотне поношенные джинсы, не правда ли?

— Похоже, — едва слышно выговорил Мезин.

— Отцу никогда не приходило в голову, что Ямковецкого засадил за решетку его компаньон?

— Я не знаю, что приходило отцу в голову! — съязвил Мезин. — Я вам уже рассказывал, что у нас в семье к тому времени наметился разрыв. Отец очень изменился в последнее время. Повлияла на него новая жена, или он уже был одержим предстоящим отъездом.

— А что говорит по этому поводу ваш сосед?

— Ничего не говорит. Они состояли в деловых отношениях с моим отцом, но другом нашей семьи Майвин никогда не был, потому что фактически семьи уже не было. Кстати, новой женой отца стала секретарша Майвина. Можете себе представить отношение к нему моей матери. Она считает его виновником всех бед.

— Вы были на похоронах отца?

— Нет.

— А ваша мать?

— Тоже не была. В это время в Италии находился Майвин, собственно, они к нему ехали, когда это случилось. — Мезин нетерпеливо взглянул на часы, давая понять, что и так уделил сыщику слишком много времени. — Я могу быть вам еще чем-то полезным?

— Неисповедимы пути Господни, — вздохнул Решетников.

— Это вы о чем?

— Надо же: работал с одним компаньоном, а через два года случайно познакомился с другим. Оказавшись меж двух огней, решил уехать и попал в автокатастрофу в Италии, где как раз в это время находился Майвин, — Решетников насмешливо посмотрел на собеседника: — Не слишком ли много случайностей, Аркадий Моисеич?

В манерах адвоката резко поубавилось дипломатической вежливости.

— Casus a nullo praestantur, — жестко сказал он, посмотрев Решетникову в глаза, и взялся за ручку дверцы.

— Наше дело собачье — вынюхивать да выслеживать, — развел руками Решетников, — так что извиняйте, барин: во французском не силен.

Мезин усмехнулся:

— Это латынь, — снизошел до милицейского уровня. — Термин права: «За случайность никто не несет ответственности». Мой отец защищал воров в законе и государственных чиновников, и, насколько я могу судить, не только потому, что считал их тоже людьми. Он был умным и образованным адвокатом и имел полное право на более достойную жизнь, нежели та, которую способна предложить нищая страна дураков. Машина, квартира в центре Москвы, домик в провинции Антверпен, медовый месяц в Милане — все это, как нетрудно понять, стоило немалых затрат, но он бы никогда не опустился до уровня своих подзащитных и не стал бы продавать наркотики.

Решетников достал из кармана фотографию:

— А это что?

— А что это? — иронически взглянул на него Мезин. Бывший мент в смешном наряде начинал его веселить. — Здесь написано, что мой отец…

— Здесь ничего не написано, — согласился Решетников. — Будем считать соседство господина Мезина с вором-рецидивистом Ямковецким, наркодельцом Потоцких и агентом Федеральной службы безопасности, имевшим доступ к тоннам героина, фамилию которого я не назову по вполне понятным соображениям, очередной случайностью. Только ведь occasio facium furem, коллега: «Случай делает человека вором».

— Мой отец не был вором! — зло воскликнул Мезин-младший и вышел из машины, с силой захлопнув дверцу. Потом все же наклонился к окошку: — Понятия не имею, чего вы рыщете, но думаю, что ваши собачьи игры до добра не доведут.

Решетников улыбнулся, опустил стекло:

— Вы правильно думаете, Аркадий Моисеевич. Мне очень жаль, что не могу компенсировать время, затраченное вами на меня. Но это ведь тоже случай, за который я, согласно постулату древних, не несу ответственности. Всего вам доброго.

Он видел, как адвокат перебежал через дорогу и скрылся в подъезде. Дождь кончался, уже пузырились лужи, но солнце не проглядывало; Решетников не сразу понял, что оно уже не появится сегодня, что дело вовсе не в обложных тучах, а в «часе волка», к которому так незаметно и быстро подползло предательское время. Он развернулся, доехал до Тверской заставы, откуда еще можно было видеть приметный — голубой с белым — «Форд-Эскорт», но откуда сам он уже был недосягаем для взгляда из окна мезинской квартиры, и набрал телефон Столетника на углу комиссионного магазина электротоваров.

«Если он сейчас не ответит, брошу все к чертовой матери!» — дал себе установку Решетников.

…Куда же запропастился этот чертов мент Решетников?!

Я был близок к отчаянию. В отличие от вечно голодного Шерифа есть мне совершенно не хотелось, во рту постоянно присутствовал вкус окислившегося металла, адски болели ребра и голова. Рюмка виски принесла облегчение, хотя я знал, что это ненадолго.

Мелкий, противный дождь кончился, но тучи на западе, куда выходило окно комнаты, слились в сплошную серую пелену, стало понятно, что солнца сегодня не видать — когда слабый теплый ветер сделает свою работу, оно успеет опуститься за горизонт.

В голову лезли нехорошие мысли. Я разделся, чтобы принять душ, и в это время зазвонил телефон.

— Алло! — рванув трубку из кармана куртки на вешалке, прокричал я. — Викентий! Ты где?!

Почему-то я был на все сто процентов уверен, что это он. И на все сто ошибся.

— Евгений? — спросил незнакомый женский голос.

Только бабы мне сейчас не хватало, будь это хоть сама Валерия!

— Да! — рявкнул я.

— Это Анна.

— Кто?!