— Позвони, Вадим.

— Не раньше завтрашнего утра.

Мы договорились. Если Майвин — владелец акционерного общества, то информацию об этом обществе я получу.

Следующий звонок был Каменеву, но Старый Опер отвалил на вызов. Потом я позвонил в частную нотариальную контору своему однокашнику и попросил изготовить доверенность на управление автомобилем «Опель».

В телефонном справочнике были перечислены все Ямковецкие, кроме Илоны Борисовны и Бориса Евгеньевича. Это наводило на размышления: если квартиру на Сиреневом она снимала — зачем было заказывать визитку? Майвин Анатолий Ильич проживал на улице Лесной, в самом центре, и хотя мы с ним не договаривались, телефон и адрес я все же выписал.

Звонки в Аэрофлот и «Эр Франс» успехом не увенчались, хотя я достаточно убедительно объяснил, что жена купила билет в Брюссель, а сама уехала к маме, не сказав, на какое время. Возможно, это была другая авиакомпания. Или не на четырнадцатое. Наконец, Европа большая — Майвин мог отправиться в Магдебург через Берлин, в Будапешт через Варшаву и в Жмеринку через Киев. В «Пан-Америкэн» я звонить не стал — разделся, завел будильник на восемь часов и завалился спать.

Мне все время грезилось мое бюро в его конечной стадии развития. Будто являюсь я на работу в лакированных штиблетах и галстуке, а меня встречает перебежавшая ко мне от Пэрри Мэйсона секретарша Делла Стрит и подает чашечку кофе. Я раскуриваю трубку, перелистываю заказы на детективные услуги, и выбираю те из них, которые сулят общественный резонанс. Например, найти пропавшую из Государственного Эрмитажа вазу из темно-розового орлеца с крупными черными дендритами. Позволив заказчику уломать себя за полцены разыскиваемого предмета, я вызываю нескольких сыщиков и приказываю им отыскать вазу к завтрашнему утру. Они идут в аналитический центр, получают необходимую информацию о коллекционерах и отбывают в Лондон, а я сажусь в «Линкольн» в стиле ретро и говорю водителю: «Прямо!»

…Сколько же грязи я перемесил! Сколько раз меня били по всем частям тела, отчего оно болит по ночам, особенно в непогоду! Сколько раз в меня стреляли, пытались взорвать, били стекла в моей квартире и взламывали двери; сколько раз я побывал в каталажках у своих бывших коллег! Я искал всякое отребье в Приморске и Зарайске, в Воронеже и Смоленске, бывал на волосок от скамьи подсудимых и от смерти, болтался без крова, уходил от погони, сам гонялся за какими-то миражами. Я ломал кости киевским бандитам и московским рэкетирам, устанавливал адреса каких-то женщин, непонятно зачем кому-то нужных, будто мало других. Целый год просидел в жэковской юридической консультации, изучал право в институте, присутствовал на вскрытиях и провел несколько сот часов в засадах, ходил по пятам за какими-то шмарами, работал приманкой и подсадкой, учился картежной игре у катал, вскрывал замки, проникал в чужие квартиры, прикидывался то дипломатом, то идиотом, все время отказывал себе во всем, чтобы купить что-нибудь для дела — например, штаны или кроссовки, потому что все, что я покупал, предназначалось для дела. Ну, спроси меня кто-нибудь: на хрена тебе все это нужно? Раньше бы я ответил: нравится. А теперь не знаю.

Не знаю, зачем мне все эти папки с вырезками из газет — о новых авто, о «крестных отцах», банках, наркотиках, жертвах киллеров, бригадах, командах, «стрелках» чеченцев и бауманцев, переходах кафе от люберецких к таганским и наоборот, старые оперсводки и копии отработанных литерных дел, списки пенитенциарных учреждений, спецподразделений МВД, ФСБ, телефоны, справочники, фотографии «законников» и «развенчанных», большая часть которых давно пущена в расход, сотни знакомых — добрых и недобрых, карты Москвы с обозначениями казино, игральных автоматов, игорных домов, ресторанов: зеленый флажок — у чеченцев, желтый — у китайцев, красный — у солнцевских, синий — у химкинских… Да на кой ляд мне знать устройство винтовки «аншутц» или джипа «Опель-Монтеррей», если я ни того, ни другого в глаза не видел? Все спикизи и притоны наполовину контролируются бандитами, а на другую половину — отделом по борьбе с бандитизмом, а когда наступает трупное окоченение, скажет любой фельдшер.

Интересно, у кого сейчас ресторан «Бомбей»?..

А оперативно-поисковый отдел МУРа уже нашел «Вольво», угнанный одинцовскими у кемеровских?..

А спецотдел по расследованию особо тяжких преступлений задержал киллера, который по заказу кунцевских замочил сутенера Марины Длинная Нога?..

Я мог работать в МУРе и прокуратуре, в ФСБ и Интерполе, двадцать раз выгодно жениться, а женившись, остаться в Париже, мог бы сделать шикарную спортивную карьеру и тренировать сборную Новой Зеландии по таэквондо…

Мне вдруг стало не по себе от того, что я не спал, а всерьез размышлял над своим образом жизни и искал ему оправдание. Кто-то невидимый, отделившись от меня, настойчиво и грозно требовал изменить этот образ, повторяя одну и ту же формулу, как заклинание: «Пока не поздно… Пока не поздно… Пока не поздно…» Но он опоздал: я уже основал бюро детективных услуг.

Позвонил Саня Каменев.

— Ты меня искал? — спросил он.

— Искал. Мне нужны данные на Ямковецкого Бориса Евгеньевича, 1949 года рождения, в 1993 году осужденного по статье 208, отбывавшего в КЩ-1354 Владимирской. Можешь узнать?

— Могу, но не буду, — ответил он.

— Почему?

— Потому что я на частных сыскарей не работаю.

Старый Опер вернул мяч, который я забил вчера в его ворота, только вместо Лелиного смеха я услышал мат и чей-то нервозный хрип: «В глаза смотреть! В глаза, падла!»

— Ты где? — спросил я.

— В Сандунах. Слышишь, ребята парятся?

Он позвонил сразу после возвращения. Ему передали, что я его искал, и он тут же перезвонил. Это стоило дорогого. Интересно, каким бы был мой образ жизни, не будь Каменева и Нежина, Илларионова и Петьки Швеца, не повстречай я на пути Кима Челя, Хоботова, Валерию, Нику?..

«… из чего стреляли, мать… перемать?!. Отвечай!.. В глаза мне!.. — парились ребята. — Последний раз спрашиваю!..»

— Чего замолчал? — совсем рядом раздался голос Каменева.

— Думаю. — О чем?

— Зачем нам все это нужно? Мне, тебе, Вадиму…

В трубке грохотала мебель, орал благим матом задержанный, звенели осколки графина, стреляла резиновая палка в столешницу, и все эти звуки объединяло протяжное, тоскливое соло: «Су-у-у-уки-и-и, бля-а-а!!.»

— Повтори, — дождавшись паузы, сказал Старый Опер.

Я прокашлялся и тоном вокзального диктора произнес:

— Повторяю! Ямковецкий Борис Евгеньевич, 1949 года рождения…

В голове стояла муть от недосыпания. Еще год назад мои нервы были крепче канатов. Распахнув окно, я отжался сотню раз от пола, столько же присел. А год тому отжимался тысячу.

К черту общественный резонанс, но вот о лакированных штиблетах пора было подумать. Не сегодня-завтра возрастные ограничения заставят перейти на аналитическую работу.

Десятиминутный контрастный душ вернул меня в реальность. Растеревшись грубой холстиной, я вышел из ванной как раз в тот момент, когда зазвонил телефон.

— Это Квинт. Просканировал я твою «пантеру». Ничего там нет, все чисто. Может, у тебя в телефоне что?

В телефоне у меня ничего не могло быть, потому что Майвин не засек моей связи с карабинерами, а ведь Каменев мне звонил, когда я прогуливался с Шерифом. Во время прогулки за мной никто не следил — следили за машиной.

— Нет так нет. Что с машиной?

— Машина «Понтиак-Протоспорт-4», заднеприводной восьмицилиндровик, двести пятьдесят «лошадок». Профессор говорит, появилась где-то в начале девяностых, в Европе была на автосалоне-93, в Швейцарии. В Штатах распространена, у нас мало — очень дорогая, можно поискать. Но угнать нельзя: бортовой компьютер откроет дверь только владельцу по отпечатку его пальца.

— Спасибо, Толя, не стоит.

Возможно, в «БМВ» стояла система перехвата автомобиля по сотовому телефону. Разложили неслышные контрольные сигналы между телефонами и станцией, настроились на частоту и вели по импульсам, но, если «жучка» в «ягуаре» не было, разговоров не слышали: на трубке стоит цифровая защита. Система дорогая, как этот «Понтиак-Протоспорт», зачем она Майвину? Если он банкир, у него может быть служба безопасности с отделом экономической разведки.