Микрофона я не нашел, пришлось отчитывать себя обратно — за самомнение: «Тоже мне, Джеймс Бонд! Нужен ты кому-нибудь, чтоб на тебя расходовать дорогостоящие шпионские аксессуары! Вычитали объявление в газете, проводили от места поклейки обоев до конуры Шерифа, да и дело с концом! Ищи собачку, детектив недочитанный, и радуйся, что попутный ветер занес к тебе Илону Ямковецкую, а не налогового инспектора!..»
Так, ворча, я снарядил «Ягуара». Стукнуло семь, в баке не было бензина, в холодильнике — еды, а еще предстояло привести себя в порядок, чтобы, придя на свидание с Рябчиком, не выглядеть козлом.
Преданный мой друг изволили почивать на диванчике. Ему-то что — пожрал, погулял, занял должность исполняющего обязанности хозяина в мое отсутствие и дрых себе под дождик, пока меня держали в вольере. Сны нам наверняка снились одинаковые: он провел в Париже целый год, был любимцем в доме мультимиллионера Мишеля Боннэ, дочери которого Валерия преподавала музыку. Потом им стало тяжело с ним, а мне — без него, и мы вернулись.
Паре ссадин и синяков на теле, обнаруженных мною в душевой, я значения не придал; с рассеченной кастетом скулой пришлось повозиться: тщательно обработав рану перекисью и йодом, я заклеил ее французским пластырем под цвет кожи. Потом побрился, вымылся бактерицидным «Протексом», минут десять постоял под контрастным душем. Штаны пришлось выбросить, все остальное положить в стиральную машину до лучших времен. Переобувшись в новенькие мокасины и облачившись в костюм с металлическим отливом, который Валерия мне купила в магазинчике Кардена, я почувствовал, что больше не хочу искать приключений на свою бедную голову; открыл бар и плеснул в стакан виски. Бутылка была большой, многогранной, из фирменного магазина «Уитли компани», и называлась «Кингс рансом». Ей-Богу, если бы не это первое слово на этикетке, сел бы я через пару часов в дипломатический вагон Москва — Париж, но оно напомнило мне о незавершенном поиске кавалера-кинга, и настроение сразу испортилось.
Я быстренько вывел Шерифа за гаражи, потом оставил его у гастронома, купил упаковку импортных сосисок и рис для себя, килограмм фарша и макароны — для него. Теперь на все про все оставалось минут пятнадцать — Рябчик уже наверняка проснулся на чердаке или в пдвале и опохмелился перед предстоящей встречей.
Завтрак получился на славу, заливная форель из ресторана отеля «Риц» не шла с сосисками и «Анкл Бенцем» ни в какое сравнение! Правда, перед посещением «Рица» с Мишелем и Валерией мне не приходилось брать штурмом китайские кварталы в Париже и сидеть за решеткой в обществе путан. Крепчайший кофе «Паризьен» довершил трапезу, и через минуту я уже спускался по лестнице, отягощенный пистолетом, горстью патронов, сосиской в кармане пиджака и грузом обязательства перед клиенткой.
5
За пятнадцать минут до назначенной встречи я был на АЗС, и знакомый заправщик Толя Квинт, которого я когда-то выручил из беды, заправил «Ягуар» под самую пробку. Времени хватало еще, чтобы заехать на мойку и купить «Криминальную хронику» со своим объявлением.
Оставив машину возле Театра мимики и жеста, я направился к винному отделу гастронома, у которого собрались не нашедшие в себе сил противостоять зеленому змию и посему выпавшие из жизни. В таком прикиде здесь меня еще не видели, а кроме отутюженного костюмчика от Кардена на серую водолазку и английских мокасин, ничего приметного во мне не было — рядовой владелец частного бюро расследований, мало ли таких! И все же, опасаясь быть узнанным Косым, Горбатым, Клешней, Бугаем, Джентльменом, Консультантом, Фиксатым, Петровичем, Ерофеичем, Нельсоном, Куцым, Жеребчиком, Сталиным, Васьком, Ленькой Беглым, Длинным, Карлой, Профессором, Доцентом, Будулаем или двумя-тремя десятками других своих знакомых, обретавшихся в этом районе (впрочем, Будулай, кажется, был в бегах, а Длинного посадили по 260-й за халатное отношение к службе), я прошел по противоположной стороне, встал за угол киоска «Табак» и развернул газету, высматривая поверх нее Рябчика.
— Привет, Стольник! — хлопнул меня по плечу пенсионер республиканского значения Жеребчик. — Как жисть?
— Нормально, — буркнул я, всем своим видом показывая, что обсуждение вчерашнего матча не состоится.
— Слушай, тысчонку до пенсии…
— На мели, Жеребчик. Отстань!
А когда-то мы вместе вот у этого самого киоска дожидались «часа волка»… Тогда спиртным начинали торговать с одиннадцати, а я был молод и не думал, что доживу до 850-летия Москвы.
— Зазнался, да? — недовольно проворчал Жеребчик и, заглянув по пути в урну, отвалил.
Неподалеку остановилась машина. Уже третья за то время, пока я тут стоял. Прикинутый мужичок с меня ростом, лет под пятьдесят, костюм синий, с галстуком, в руке кейс вроде черный в поле моего зрения не попадал. Прошло еще десять минут. К винному подошли Куцый с Нельсоном (оба в прошлом — 206-я, «хулиганка»); сшибал копейку Бармалей… наезжал на нищего Профессор… уж Карла близился, а Рябчика все нет…
Я передислоцировался: человек в синем костюме знал меня в лицо. Допустить, что Рябчик, презрев угрозу объявить на него всероссийскую охоту, не явится на свидание, я не мог: показать мне «синего» и отвалить или не явиться и стать объектом розыска — вещи суть разные, второе обошлось бы ему дороже. Если он, конечно, опять не решил сменить подвал на нары.
— Женька, здорово! — просиял выросший из-под земли Ерофеич. — Какими судьбами?
— Сложными, — уткнулся я в газету.
— Врезать хочешь? У меня есть!
— Я за рулем, Ерофеич. И вообще… не пью.
— Подшился, что ли?
— Угу…
— Завидую.
Поняв, что я стал неинтересным человеком, Ерофеич посеменил к отделу.
«Так я скоро всех знакомых растеряю», — вздохнул я и посмотрел на часы. Давно усвоив, что под лежащий камень вода не течет, я решил проявить инициативу. Свистнув клептомана Фиксатого, трижды отсидевшего за кражу со взломом, я пообещал ему на бутылку, если он поможет найти Рябчика.
— Рябчик… Рябчик… — наморщил лоб Фиксатый.
— Ну такой, хлипкий, с Бугаем все время ходит. Недавно откинулся! — подсказал я.
— А-а! Новенький, по первой ходке?.. Со змеей?
— Ну да! — У Рябчика на правой кисти действительно была наколка — кинжал, обвитый змеей.
— Да он здесь редко бывает. Вчера видел.
— А ночует где?
— Где-то на Верхней, за рельсами. Угловой дом возле котельной.
— Ясно, — я отстегнул ему двадцатник, хотя не очень рассчитывал найти по такой неопределенной наводке Рябчика. Тем более не надеялся, что Илона поверит в этот пункт расходной статьи и возместит убыток. Дал просто так — по старой дружбе.
Срезав угол по дворам, я поклялся, что набью Рябчику морду: из-за этой сволочи было потеряно тридцать три минуты драгоценного времени!
На углу возле пятиэтажного дома стояла милицейская машина с решетками на окнах. Предчувствуя недоброе (время от времени райотдел вспоминал о месячном плане по отлову бомжей), я вошел в прямоугольную арку и очутился в Г-образном старом дворике с традиционными песочницей и качелями посередине; в глубине двора за металлическим забором громоздилось кирпичное здание котельной в оплетке из труб — памятник отечественной теплоэнергетике. Из кустов акации выглядывала «канарейка», на углу котельной стоял зеленый «рафик» — фургон без опознавательных знаков; о чем-то вполголоса переговаривались пенсионеры у парадных. Чтобы понять, что здесь происходит и о чем переговариваются старички, не нужно было иметь больше двух извилин, а две у меня были.
Подойдя к труповозке как раз в тот момент, когда санитары загружали в нее носилки, я отдернул простыню… Синее лицо Рябчика, давно остывшее скрюченное тело, блеклые полуприкрытые глаза и глубокая странгуляционная борозда от удавки обнаруживали признаки насильственной смерти, наступившей часов шесть, а может, и все десять назад.
— Знакомый? — спросил старлей, оторвавшись от планшетки.