Чарли запрыгнул на диван к Джейн, Кассандре и Лили и выпрямился, но, бросив взгляд на Мятника Свежа, понял: ему все равно не стать выше исполинского Торговца Смертью, что отчасти нервировало. (Мятник же сосредоточился только на Лили. Это несколько тоже нервировало.)
– Так, ребята, я собираюсь кое-что сделать и могу оттуда не вернуться. Джейн, в том письме, что я тебе отправлял, все бумаги, которые сделают тебя законным опекуном Софи.
– Я пошла отсюда, – сказала Лили.
– Нет. – Чарли поймал ее за руку. – Ты мне тоже здесь нужна. Тебе я оставляю лавку, но с условием, что процент от прибыли пойдет Джейн и поможет ей растить Софи. И чтобы девочке хватило на колледж. Я знаю, у тебя будущее шеф-повара, но я тебе доверяю, и у тебя хорошо получается.
Лили, похоже, хотела съязвить, но пожала плечами и сказала только:
– Еще бы. Я могу управлять лавкой и готовить. Ты же торгуешь смертью и воспитываешь дочь.
– Спасибо. Джейн, тебе, само собой, отходит дом, но когда Софи вырастет, если она захочет остаться в городе, ты в любой миг должна будешь выделить ей квартиру.
Джейн соскочила с дивана.
– Чарли, хватить молоть языком, только попробуй сделать…
– Прошу тебя. Джейн, мне пора. Все это записано, я просто хотел, чтобы ты лично выслушала.
– Ладно, – ответила она. Чарли обнял сестру, Кассандру и Лили, затем направился в спальню и поманил Мятника Свежа за собой.
– Мятник, я иду в Преисподнюю к Морриган – за душой Рейчел, за всеми душами. Пора.
Дылда кивнул – очень серьезно:
– Я с вами.
– Нет, не со мной. Вы должны остаться здесь присматривать за Одри, Софи и остальными. Снаружи полиция, но, сдается мне, если Морриган явятся, фараоны не поверят своим глазам и замешкаются. А вы нет.
Мятник покачал головой:
– Ну что вы там один сможете? Давайте я пойду с вами. Будем драться вместе.
– Это вряд ли, – сказал Чарли. – Я благословен или как-то. В пророчестве говорится: “Люминатус восстанет и сойдется в битве с Силами Тьмы в Городе Двух Мостов”. Там не говорится: “Люминатус и верный его подпевала Мятник Свеж”.
– Никакой я вам не подпевала.
– Вот и я о том же, – сказал Чарли, который говорил совершенно не о том. – Я к тому, что у меня есть какая-то защита, а у вас, вероятно, нет. И если я не вернусь, вам нужно будет торговать смертью и дальше. Может, весы опять на нашу сторону склоните.
Мятник Свеж кивнул, уставив глаза в пол.
– Ну хоть моих “орлов пустыни” возьмете – как талисман? – Дылда снова поднял голову. Теперь он – ухмылялся.
– Один возьму, – ответил Чарли.
Мятник Свеж стащил наплечную кобуру и подтянул ремешки, чтобы Чарли было как раз, затем помог ему надеть.
– Здесь, под правой рукой, у вас две запасные обоймы, – сказал он. – Надеюсь, так много вам стрелять не придется, иначе какой-нибудь мудило у нас сильно оглохнет.
– Спасибо, – сказал Чарли.
Мятник помог ему надеть твидовый пиджак поверх кобуры.
– Знаете, может, вы и хорошо вооружены, только все равно больше смахиваете на учителя английского. У вас что, ничего более подобающего случаю нет?
– Джеймс Бонд всегда ходил в смокинге, – ответил Чарли.
– Да-да, я понимаю, что грань между реальностью и вымыслом у нас в последнее время немножко смазана…
– Шутка, – сказал Чарли. – В лавке есть что-то кожаное и защита для мотокросса. Мне она как раз, если найду.
– Хорошо. – Мятник похлопал Чарли по плечам, словно хотел сделать их пошире. – Увидите эту суку с ядовитым маникюром – впендюрьте ей от меня, ладно?
– Пистон у сцуки в сраке гохну, – ответил Чарли.
– А вот этого не надо.
– Извините.
Самое трудное началось через несколько минут.
– Солнышко, папе нужно кое-что сделать.
– Ты пойдешь за мамочкой?
Чарли сидел на корточках перед дочерью, и от ее вопроса чуть не сделал оверкиль. За последние два года она вспоминала о маме раз десять, не больше.
– Почему ты так сказала, солнышко?
– Не знаю. Я про нее думала.
– Ну ты же знаешь – она тебя очень любила.
– Ага.
– И я тоже очень тебя люблю, что бы ни случилось.
– Ага, ты вчера сказал.
– И я вчера не шутил. А теперь мне нужно уйти на самом деле. Посражаться с плохими парнями, и я могу их не победить.
Нижняя губа Софи выпятилась континентальным шельфом.
“Не плачь, не плачь, не плачь, не плачь, – про себя затянул нараспев Чарли. – Если ты заплачешь, я не справлюсь”.
– Не плачь, солнышко. Все будет хорошо.
– Нихачуууууууууууууу, – взвыла Софи. – Я хочу с тобой. Я хочу с тобой. Не уходи, папуля, я хочу с тобой.
Чарли прижал ее к себе и умоляюще оглянулся: где же сестра? Джейн подошла и взяла у него Софи.
– Нихачуууу. Я хочу с тобой.
– Тебе со мной нельзя, солнышко. – И Чарли вынырнул из квартиры, пока сердце снова не разорвалось на части.
Одри ждала его на площадке. С ней были пятьдесят три беличьи личности.
– Я отвезу тебя ко входу, – сказала она. – Не спорь.
– Нет, – ответил Чарли. – Я тебя уже нашел и больше не потеряю. Ты остаешься.
– Паразит! Кто тебе дал право быть паразитом? Я тоже тебя только что нашла.
– Да, но я – так себе находка.
– Ты паразит, – сказала она, кинулась к нему в объятия и поцеловала. Прошло довольно много времени, а потом Чарли оглянулся. Весь Беличий Народец взирал на них снизу.
– Что они тут делают?
– Они идут с тобой.
– Нет. Слишком рискованно.
– Значит, и для тебя слишком рискованно. Ты даже не в курсе, что там внизу может оказаться. Та тварь, что ворвалась в лавку, была не Морриган.
– Одри, я не собираюсь бояться. Там может быть и сотня разных демонов, но “Книга мертвых” права – они просто сбивают нас с пути. Мне кажется, эти твари существуют потому же, почему избран и я. Из – страха. Я боялся жить и потому стал Смертью. Их сила – наш страх смерти. Я не боюсь. Я не буду брать Беличий Народец.
– Они знают дорогу. А кроме того, в них четырнадцать дюймов росту, ради чего им жить?
– Эй, – произнес гвардеец в форме “мясоеда”[83]. Головой ему служил череп бобра.
– Он что-то сказал? – спросил Чарли.
– Это моя экспериментальная гортань.
– Поскрипывает.
– Эй!
– Извини, э-э… Мяс, – сказал Чарли. Существа, похоже, настроены были решительно. – Стало быть – вперед!
Чарли пробежал по площадке быстро, чтобы не пришлось опять со всеми прощаться. В десяти ярдах за ним строем двигалась небольшая армия ночных кошмаров, собранная из деталей сотни различных зверюшек. И так уж вышло, что не успели они дойти до лестницы, как из своей квартиры спустилась миссис Лин – посмотреть, что там за шум. Вся армия остановилась и воззрилась на нее.
Миссис Лин была – причем всегда – буддисткой, поэтому свято верила в концепцию кармы. Все те уроки, что ты не выучил, полагала она, будут преподаваться тебе вечно, пока не выучишь, иначе душа твоя ни за что не перейдет на следующий уровень. В тот день, когда Силы Света готовы были схватиться с Силами Тьмы за господство над миром, у миссис Лин, глядевшей в пустые глазницы Беличьего Народца, случилось просветление. Никогда больше не ела она мяса. Никакого. И первым актом искупления за все, что она в жизни натворила, стали слова, обращенные к тем, кого она третировала прежде.
– Закусь вам с собой давай? – спросила она.
Но армия безмолвно двинулась дальше.
Император увидел, как к ручью подъехал фургон, откуда вылез человек в ярко-желтой мотоциклетной коже. Он сунул руку обратно в фургон, вытащил что-то похожее на плечевую кобуру, в которую запихнули кувалду, и влез в эту упряжь. Если бы контекст не был столь причудлив, Император мог бы поклясться, что человек – его друг Чарли Ашер из лавки старья на Северном – пляже. Но Чарли? Здесь? С пистолетом? Нет.