Закатный район лежал к югу от парка Золотые Ворота, и с запада его ограничивали Американское шоссе и Океанский пляж, а с востока – Вершины-Близнецы и университет Сан-Франциско. Некогда Закатный был пригородом, пока город не разросся и не поглотил его, и многие дома там были скромным одноэтажным семейным жильем массовой застройки 40-х и 50-х. Они напоминали мозаику шкатулок, какие усеивали всю страну в тот послевоенный период, однако в Сан-Франциско, где столько всего понастроили после землетрясения и пожара 1906-го, да еще в экономический бум конца XX века, они казались анахронизмом с обоих концов – времени. Чарли будто ехал сквозь эпоху Эйзенхауэра[70] – ну, пока не миновал мамашу с обритой головой и племенными татуировками на черепе: она толкала спаренную коляску с двойняшками.

Сестра Ирэны Посокованович жила в одноэтажном каркасном домике с небольшой верандой, где по шпалерам вились жасминовые лозы – они торчали дыбом, как волосы утром после секса. В остальном крохотный двор был тщательно ухожен – от живой изгороди из падуба у тротуара до красных гераней, что росли вдоль бетонной дорожки к двери.

Чарли оставил машину в квартале от дома и пошел пешком. По пути его чуть не сбили наземь два разных бегуна – одной была юная мать с младенцем в бегунках. Они его не видели – значит, он напал на след. Стало быть, надо попасть внутрь? И что потом? Если он Люминатус, одно его присутствие, быть может, решит проблему.

Он огляделся и заметил машину в гараже, но жалюзи на всех окнах в доме были опущены. В конце концов Чарли избрал фронтальный подход и нажал на кнопку звонка.

Через несколько секунд дверь открыла низенькая женщина за семьдесят, в домашнем халате из розовой синели.

– Да? – спросила она, с легким подозрением глядя на гипсовый каблук Чарли. После чего накинула защелку на сетчатую дверь. – Вам чем-то помочь?

То была женщина с фотографии.

– Да, мэм, я ищу Ирэну Посокованович.

– Так ее здесь нет, – ответила Ирэна Посокованович. – Должно быть, вы ошиблись домом. – И начала закрывать дверь.

– Разве некролога в газете пару недель назад не было? – спросил Чарли. Пока его внушительность Люминатуса не действовала на старуху как должно.

– Ой, да, кажется, был, – ответила та, нащупывая путь отхода. Она чуть приоткрыла дверь. – Такая трагедия. Мы все так любили Ирэну. Добрейшая, – щедрейшая, – любящая, привлекательная… знаете, для ее возраста… начитаннейшая…

– И очевидно, не знавшая, что если публикуешь некролог, обычная учтивость требует после этого умереть. – Чарли протянул ей увеличенную фотографию с водительских прав. Ему хотелось добавить “ага!”, но он решил, что это будет несколько чересчур.

Ирэна Посокованович захлопнула дверь.

– Я не знаю, кто вы такой, но вы ошиблись домом, – сообщила она изнутри.

– Вы знаете, кто я такой, – ответил Чарли. Вообще-то она, вероятно, не имела ни малейшего понятия. – И я знаю, кто вы такая, – вы должны были умереть три недели назад.

– Вы ошиблись. А теперь уходите, не то я вызову полицию и скажу, что ко мне ломится насильник.

Чарли несколько подавился, однако продолжал стоять на своем:

– Я не насильник, миссис Посо… Покосев… Я Смерть, Ирэна. Вот кто я такой. И вы задерживаетесь. Вам необходимо скончаться – сию же минуту, если возможно. Бояться нечего. Это как засыпать, только, ну…

– Я не готова, – взвыла Ирэна. – Если б я была готова, я бы не уехала из дома. Я не готова.

– Простите, мэм, но я вынужден настаивать.

– Я уверена, что вы ошиблись. Может, где-то есть другая миссис Посокованович.

– Нет, вот ваше имя – у меня в ежедневнике, с вашим адресом. Это вы. – Чарли поднес свой ежедневник, развернутый на странице с ее именем, к маленькому окошку в двери.

– Вы утверждаете, что это ежедневник Смерти?

– Именно так, мэм. Обратите внимание на дату. И это у вас второе извещение.

– И Смерть – это вы?

– Так точно.

– Ну, это просто глупо.

– Я не глупо, миссис Посокованович. Я Смерть.

– А вам разве не полагаются коса и длинный черный балахон?

– Нет, мы так больше не экипируемся. Поверьте мне на слово, я Смерть. – Чарли пытался вещать крайне зловеще.

– Смерть на картинках всегда высокая. – Старуха стояла на цыпочках, Чарли определил это по тому, что она все время подскакивала в окошке, стараясь его разглядеть. – А вы, похоже, ростом не вышли.

– Рост здесь не имеет значения.

– Тогда можно взглянуть на вашу визитную карточку?

– Разумеется. – Чарли достал карточку и прижал ее к стеклу.

– Тут написано “Поставщик отменной винтажной одежды и аксессуаров”.

– Вот именно! Это я! – Надо будет заказать другой набор визиток. – Где, по вашему мнению, я все это раздобыл? У покойников. Понимаете?

– Мистер Ашер, я прошу вас уйти.

– Нет, мэм, я вынужден настаивать, чтобы вы скончались сию же минуту. Вы просрочены.

– Уходите! Вы шарлатан, и вам, по-моему, нужна психологическая помощь.

– Смерть! Вы желаете смерти Смерти! С большой буквы “С”, старая сука! – Да, это было необязательно. Чарли пожалел в ту же секунду, когда слова вырвались у него изо рта. – Извините, – промямлил он двери.

– Я звоню в полицию.

– Валяйте, миссис… э… Ирэна. Вы знаете, что они вам там скажут, что вы умерли! Это напечатано в “Кроникл”. А там почти совсем не печатают неправду.

– Уйдите, пожалуйста. Я долго тренировалась, по-этому я могу прожить дольше, так нечестно.

– Что?

– Уходите.

– Это я уже слышал, повторите про тренировки?

– Не ваше дело. Забирайте кого-нибудь другого.

На самом деле Чарли понятия не имел, что станет делать, если она его впустит. Может, чтобы смертоносная способность завелась, нужно дотронуться до старухи? Он вспомнил, как в детстве смотрел “Сумеречную зону”, где Роберт Редфорд[71] играл смерть, а старуха его не впускала, поэтому тот сделал вид, что ранен, и когда она вышла ему помочь – ТРАХ-ТИБИДОХ! – она откинула копыта, и Редфорд мирно проводил ее к Дырке в Стене, где она стала помогать ему снимать независимое кино. А вдруг получится? В его пользу говорили гипс и трость.

Чарли обозрел улицу, не видит ли кто, после чего улегся отчасти на крыльце, отчасти на бетонных ступенях. Бросил тростью в дверь так, чтобы она, отскочив, загремела погромче о бетон, а затем испустил очень убедительный, по его мнению, вопль:

– Ааааааахххххх! Я сломал ногу.

Внутри раздались шаги, и в окошке Чарли заметил клок седины – он подпрыгивал, чтобы лучше было видно.

– Ой, как больно! – выл Чарли. – Помогите.

Опять шаги, занавеска в окне справа от двери отодвинулась. Чарли увидел глаз и скривился от поддельной боли.

– С вами все в порядке? – спросила миссис Посокованович.

– Мне нужна помощь. У меня нога и раньше болела, а теперь я поскользнулся у вас на ступеньках. По-моему, я что-то себе сломал. Тут кровь, и кость торчит к тому же. – Ногу Чарли держал так, чтобы старуха не разглядела из окна.

– Ох батюшки, – произнесла она. – Подождите минуточку.

– Помогите. Прошу вас. Больно. Так… больно. – И Чарли закашлялся, как ковбои, когда они умирают в пыли и все вокруг темнеет.

Затем он услышал, как откидывается щеколда, открывается внутренняя дверь.

– Вы и впрямь сильно поранились, – сказала старуха.

– Пожалуйста, – взмолился Чарли, простирая к ней руку. – Помогите мне.

Она отперла сетчатую дверь. Чарли подавил – ухмылку.

– О, благодарю вас, – выдавил он.

Старуха распахнула сетчатую дверь и шарахнула ему прямо в лицо струей из баллончика с перечным газом.

– Я смотрела эту “Сумеречную зону”, сукин ты сын! – Двери захлопнулись. Задвинулись щеколды.

Лицо у Чарли пылало.

Когда зрение наконец прояснилось настолько, что получилось идти, он заковылял к фургону, и тут прозвучал женский голос: