Чарли отчасти уже стала нравиться скандальная известность папаши-одиночки, у которого есть хорошенькая девочка и две гигантские собаки. Если приходится вести тайную жизнь, хочешь не хочешь, а захочешь какого-нибудь внимания общества. Так он и наслаждался, пока однажды в переулке на Русском холме их с Софи не остановил бородатый дядька в длинном хлопчатобумажном кафтане и вязаной шапочке. Софи к тому времени уже достаточно повзрослела и ходила самостоятельно, однако Чарли по-прежнему носил с собой слинг, чтобы таскать ее за спиной, когда дочка устанет (правда, чаще он просто держал ее за ручку, а она ехала верхом на Элвине или Мохаммеде).

Бородатый прошел как-то слишком близко, Мохаммед зарычал и быстро вклинился между мужчиной и ребенком.

– Мохаммед, на место, – сказал Чарли. Выяснилось, что адских псов все-таки можно дрессировать, особенно если приказывать им то, что они и так собирались сделать. (“Ешь, Элвин. Вот хороший мальчик. Теперь какай. Отлично”.)

– Почему ты зовешь собаку Мохаммед? – спросил бородатый.

– Потому что его так зовут.

– Не нужно было звать собаку Мохаммед.

– Не я ж ее так назвал, – ответил Чарли. – Когда он мне достался, его уже звали Мохаммед. Так на ошейнике написано.

– Это богохульство – звать собаку Мохаммед.

– Я пытался звать его иначе, но он не отзывается. Смотрите. Стив, откуси дяде ногу? Видите, никак. Тузик, откуси ему ногу. Ничего. Хоть на фарси ему долдонь. Понимаете?

– Ну так а я звал свою собаку Иисус. Нравится?

– Ох, простите, я не знал, что вы еще и собаку потеряли.

– Не терял я никакую собаку.

– Правда? Я видел, листовки по всему городу рас-клеены: “Вы Нашли Иисуса?” Должно быть, это его тезка потерялся. А награду назначили? Награда очень помогает, знаете? – Чарли в последнее время все чаще замечал, что ему трудно удержаться и не отыметь кого-нибудь в мозг, особенно если публика упорствует и ведет себя как полные дебилы.

– У меня нет собаки, ее не зовут Иисус, но тебе все равно все равно, потому что ты безбожный неверный.

– На самом деле нет, собаку нельзя звать как угодно, и мне при этом будет все равно. И да, я – безбожный неверный. По крайней мере, так я голосовал на последних выборах. – И Чарли ему ухмыльнулся.

– Смерть неверному! Смерть неверному! – заявил бородатый в ответ на неотразимое обаяние Чарли. После чего затанцевал вокруг, маша кулаком под носом у Торговца Смертью, и тут Софи испугалась так, что закрыла глаза руками и заплакала.

– Прекратите, вы пугаете мою дочь.

– Смерть неверному! Смерть неверному!

Мохаммеду и Элвину быстро наскучило смотреть – такие танцы, и они сели и стали ждать, когда кто-нибудь прикажет им сожрать этого парнягу в ночнушке.

– Я серьезно, – сказал Чарли. – Хватит, а? – Он огляделся – ему было неловко, – но в переулке больше никого не наблюдалось.

– Смерть неверному, смерть неверному, – тянул свое борода.

– Вы заметили, каких размеров у меня собачки, Мохаммед?

– Смерть… эй, а как ты знаешь, что меня зовут Мохаммед? Неважно. Ничего. Смерть неверному. Смерть не…

– Ух, вы и впрямь храбрый, – сказал Чарли. – Но моя дочь еще маленькая, вы ее пугаете, и лучше, если вы – немедленно прекратите.

– Смерть неверному! Смерть неверному!

Софи отняла ручки от глаз, показала на бородатого и сказала:

– Киска!

– Ох, солнышко, – вздохнул Чарли. – Я надеялся, что без этого можно будет обойтись.

Чарли закинул Софи на закорки и двинулся дальше, уводя адских псов от бородатого покойника, мирной кучкой лежавшего на тротуаре. Вязаную шапчонку Чарли засунул в карман. Она тускло светилась красным. Странное дело, но имя бороды возникнет у него в ежедневнике только на следующее утро.

– Видишь, как важно иметь чувство юмора, – сказал Чарли, через плечо скорчив дочери дурацкую рожу.

– Папуля глупый, – ответила Софи.

Потом Чарли стало неловко, что его дочь “киску” использовала как оружие, и ему показалось, что приличный родитель на его месте попробовал бы сделать из происшедшего какой-то вывод – преподать урок. Поэтому он усадил за крохотный сервиз с невидимым чаем и тарелкой воображаемого печенья Софи, двух плюшевых медведей и двух адских псов и завел свой первый серьезный воспитательный разговор по душам. Как отец с дочерью.

– Солнышко, ты понимаешь, зачем папа велел тебе никогда больше так не делать, правда? Почему людям не стоит знать, что ты так умеешь?

– Мы не такие, как все люди? – ответила Софи.

– Правильно, солнышко, потому что мы не такие, как все люди, – сказал Чарли умнейшей и прекраснейшей на свете маленькой девочке. – И ты знаешь, почему так вышло, правда?

– Потому что мы китайцы и Белым Бесам нельзя – верить?

– Нет, не потому что мы китайцы.

– Потому что мы русские и у нас в душах много – тоски?

– Нет, у нас в душах тоски немного.

– Потому что мы сильные, как медведь?

– Да, миленькая, именно. Мы не такие, потому что мы сильные, как медведь.

– Я так и знала. Еще чаю, папуля?

– Да, еще чаю было бы очень мило, Софи.

– Итак, – сказал Император. – Я вижу, ты сполна испытал, как разнообразно жизнь человеческая может обогатиться от кумпанства доброй своры гончих.

Чарли сидел на задних ступеньках лавки, вынимал из ящика целых мороженых цыплят и швырял их по очереди Элвину и Мохаммеду. Цыплята исчезали на лету с таким резким лязгом, что Император, Фуфел и Лазарь, сидевшие через дорогу и с подозрением глядевшие на адских псов, вздрагивали всякий раз, словно где-то рядом палили из пистолета.

– Разнообразное обогащение, – сказал Чарли, меча еще одного цыпленка. – Именно так я бы это и описал.

– Нет лучше и преданней друга, чем хороший пес, – сказал Император.

Чарли сделал паузу и вытащил из ящика не цыпленка, а портативный электрический миксер.

– Каковы дружки, – сказал он, – таковы и пирожки.

Мохаммед цапнул миксер в полете и даже не стал его жевать. Из угла пасти свисали два фута шнура.

– Ему не больно? – спросил Император.

– Грубые корма, – объяснил Чарли, швыряя мороженого цыпленка на закуску Мохаммеду, который заглотил птицу вместе с остатком проводки. – Но они вообще-то не мои. Хозяйка у них Софи.

– Ребенку нужна живность в доме, – согласился Император. – Товарищ по играм, вместе с которым можно расти… Правда, этим ребятам, похоже, расти уже некуда.

Чарли кивнул и закинул генератор от “бьюика” 1988 года Элвину в нетерпеливо распахнутую пасть. Раздался скрежет, пес рыгнул, но хвост его заколотил по мусорному баку – собачке хотелось добавки.

– Да, они к ней очень привязаны, – сказал Чарли. – Сейчас мы хотя бы приучили их только охранять то здание, куда она зашла, а раньше ни на шаг не отходили. Купать ее было трудновато.

Император ответил:

– Полагаю, это поэт Билли Коллинз написал: “Никому тут не нравится мокрая собака”?[53]

– Да, но я почему-то уверен, что ему никогда не приходилось извлекать из ванны с пузырьками непокорную двухлетку и пару четырехсотфунтовых псов.

– Но ты говоришь, они стали повадливей?

– А куда они денутся? Софи начала ходить в садик. Воспитательнице не нравятся две гигантские собаки в группе. – Чарли кинул Элвину автоответчик, и пес хрумкнул машинкой, будто собачьей галетой. С челюстей его градом посыпались осколки пластика, все в слюнях.

– И как ты их приучил?

– За несколько дней – им многое пришлось растолковывать, но в конце концов я их убедил просто сидеть у входа в садик.

– И дирекция не возмущалась?

– Я каждое утро их обрызгиваю фактурной крас-кой под гранит и велю сидеть очень смирно по бокам от дверей. По-моему, их никто не замечает.

– И они слушаются? Хватает на весь день?

– Ну, пока она ходит всего на полдня, это младшая группа. А собачкам надо посулить печенья.