Дымков вздохнул, изобразил на лице мировую скорбь и поднял глаза к потолку, но Афанасий в ответ лишь пожал плечами:

— Мое дело маленькое, старик велел тебе это передать, я и передаю. Не хочешь этим заниматься — сам ему звони и отказывайся.

Отказываться от задания вожака Борис, естественно, не собирался, тем более, что Макеев еще две недели назад сказал ему, это не столько приказ, сколько просьба. Но о том, как ему общаться с новичком, он все равно пока имел крайне расплывчатое представление.

— Ладно, — кивнул он, в конце концов, — поехали к нему прямо сейчас. Если дома не застанем, то хоть попробуем что-нибудь о нем выяснить.

Афанасий скорчил еще более недовольную физиономию, но тоже не стал спорить и неохотно поднялся со стула:

— Хорошо, сейчас, только куртку возьму.

Он зашел в единственную комнату своей маленькой квартирки и принялся копаться в сваленной на кровати куче разной одежды. Борис заглянул в распахнутую дверь и усмехнулся — беспорядок в жилище Ликина был в точности таким же, как и у него самого, да и по всей видимости, как вообще у любого вервольфа. Вот только у Дымкова, да и у всех остальных членов его стаи, у которых он бывал в гостях, еще висели на стене огромные лунные календари с ярко отмеченными датами полнолуний, а у Афанасия этой «детали интерьера», как ни странно, не наблюдалось. Интересно, куда он его дел?

Ликин вытащил из-под груды старой одежды помятую, но красивую и модную куртку и, на ходу натягивая ее на себя, вернулся в прихожую. Вдвоем они выбежали на улицу и, пройдя через детскую площадку, свернули в узкий замусоренный переулок. Афанасий указал Борису на окна одного из домов, расположенные на первом этаже и плотно завешенные темными шторами:

— Вот здесь он живет. Четвертая квартира. Попробуй туда позвонить, а я здесь буду караулить.

— Нет уж, пойдем вместе, — потянул его за собой Дымков. — Если что-то пойдет не так, отсюда ты мне ничем помочь не сможешь. Покараулишь в подъезде, за дверью.

Афанасий последовал за ним с явной неохотой. Они вошли в темный подъезд, встретивший их классической смесью «ароматов» жилого дома. Только здесь эти запахи были, пожалуй, даже еще более сильными, чем в подъезде у Дымкова или его знакомых. Оба приятеля, не сговариваясь, поморщились и начали дышать ртом.

— Эта квартира? — спросил Борис, тыкая пальцем в обитую старым исцарапанным дерматином дверь, на которой блестела металлическая цифра «4». Ликин, к его удивлению ответил не сразу — он завертел головой по сторонам, протянул руку к лестничным перилам, и только после этого указал второй рукой на ту же самую дверь:

— Вот эта, четвертая.

Борис подошел поближе к двери и прислушался. Без сомнения в квартире кто-то был — оттуда слышались тихие шаги и доносился запах чего-то пригоревшего. Афанасий, тоже подошедший к двери вплотную, неуверенно взглянул на своего товарища:

— Ну что, попробуем позвонить?

— Конечно, — Дымков потянулся к звонку. — Разве не чуешь — он там.

— Да насморк у меня, — поморщился Ликин, отходя от двери в дальний угол лестничной площадки.

Борис нажал на кнопку звонка и несколько долгих минут ждал, когда же подозрительный Василий решится подойти к двери и спросить: «Кто там?» А потом выглянуть в глазок и увидеть уже знакомое ему лицо Дымкова — увидеть, несмотря на то, что на лестнице было слишком темно, и обычный человек смог бы разглядеть в глазок только силуэт незванного гостя.

— Уходи, я тебе не открою! — воскликнул из-за двери его срывающийся голос.

— Нет, Василий, тебе придется мне открыть, — почти ласково возразил ему Борис. — Это очень важно, и в первую очередь для тебя.

Он не сразу поверил, когда услышал щелканье замка и скрип открывающейся двери. На пороге стоял Василий — бледный, испуганный и все еще ничего не понимающий. Но, по крайней мере, теперь уже готовый разговаривать.

— Еще кто-нибудь дома есть? — спросил у него Дымков, входя в квартиру. Хозяин дома покачал головой:

— Нет, все ушли… Проходи. Я не буду от тебя убегать. Только скажи, объясни мне, что мне теперь делать?

В его глазах застыло отчаяние. Однако в целом он выглядел очень даже неплохо. Борис отметил про себя, что прокушенная правая рука у парня действует совершенно нормально — за то время, что они не виделись, она полностью зажила. Наверное, его это здорово удивило. А возможно, он уже заметил за собой и другие странности вроде возросшей физической силы и многократно обострившихся чувств. Впрочем, пока все это было выражено не слишком ярко, пока его новая звериная сущность еще спала — до ближайшего полнолуния, которое даст ей возможность проявить себя в полную силу.

— Как ты себя сейчас чувствуешь? — с фальшивой улыбкой спросил Борис, проходя вслед за Василием в одну из комнат. Тот в ответ беспомощно развел руками:

— Странно. Курить не могу, пиво пить — тоже, водяру — и подавно… Такой гадостью все это кажется! А вчера обнаружил, что в темноте могу видеть…

— Так и должно быть, — серьезно кивнул Дымков. — Скоро ты еще много чего сможешь делать. А я тебе помогу всему этому научиться.

— А если я не захочу? Если мне все это нафиг не нужно?!

— К сожалению, ты должен будешь меня слушаться, — сочувственно объяснил ему Борис. — Иначе хуже будет, прежде всего, тебе самому. Через две недели полнолуние. Ты понимаешь, что это значит? В эту ночь ты превратишься в волка в первый раз, и если это случится здесь, обязательно загрызешь всех своих соседей.

Василий смотрел на него со все возрастающим страхом, но уже не спорил, а только молча слушал разъяснения своего нового «учителя». А Дымков осторожно, тщательно обдумывая слова и стараясь, с одной стороны, не пугать новичка лишний раз, а с другой — не утаивать от него ничего неприятного, продолжал рассказывать ему о том, что значит быть оборотнем. И по тому, как стоящий перед ним парень то мрачнел, то с любопытством вскидывал голову, Дымков понимал — теперь Василий ему верит.

— Но ведь это не навсегда? — с надеждой спросил он Бориса. — Тот, другой парень, который до тебя приходил — он сказал, что если мне повезет, я смогу вылечиться?

— Ликин так сказал? — удивился Борис. — Зря он это сделал, не стоило… — он глубоко вздохнул и продолжил. — Нет, Василий, вылечиться в нашем случае уже невозможно. Афанасий, видимо, хотел, чтобы ты поскорее ему открыл, но он тебя обманул.

— Но тогда… Что же мне все-таки теперь делать?! — повторил молодой вервольф свой самый первый вопрос. Борис слабо улыбнулся и нарочито-небрежно пожал плечами:

— Жить. А что нам еще остается?

Василий еще раз прошелся по всей комнате, остановился напротив висящих на стене фотографий, выглянул в окно и, наконец, присел на диван — единственный предмет мебели, оставленный в этом помещении. Вид у него был не столько испуганный, сколько растерянный, и хотя молодой вервольф тщательно старался это скрыть, Борис отлично понимал, что он сейчас чувствует. Усевшись рядом, он заботливо протянул своему подопечному две таблетки и стакан воды. Василий взял их в руки, но глотать не спешил.

— Борь, скажи, — заговорил он, пытаясь хоть немного оттянуть неизбежное, — а в следующие разы я что, тоже буду по чужим домам прятаться? Летом ведь хозяева наверняка здесь будут жить…

— До лета мы еще десять раз что-нибудь придумаем, — заверил его Дымков. — Уж на одну-то ночь найти свободный дом всегда можно. А потом, наверное, придется скидываться и выкупать у кого-нибудь дачу — раньше мы всегда так делали.

— Что же, и тебе здесь дачу купили?

— Да, и мне. Давай-ка, пей и ложись, пора уже.

— Да, сейчас, — Василий с сомнением смотрел на два белых кружка у себя на ладони. — Слушай, я только сейчас подумал, а почему вы таблетками пользуетесь? Разве нельзя наркоз какой-нибудь организовать?

— Нельзя, — покачал головой Борис. — Это слишком сильная нагрузка на организм — после полнолуния можно и не проснуться.