Когда архитектор талантлив, он умеет в этой обнаженной простоте, путем пропорций и удачного использования нового материала — железобетона и стекла — создавать вещи, не лишенные некоторой импонирующей рационалистической силы. В большинстве случаев, однако, эти «функциональные» здания представляют собой безотрадные коробки, жалкое и ненужное подражание жилых зданий — фабрикам, и чем скорей они будут стерты с лица земли и забыты человечеством, тем будет лучше для всех.

<…> Тем не менее надо прямо сказать, что эллинские архитектурные формы в целом для нас неприемлемы. Во–первых, у нас совсем другой климат; нам нужны совершенно другие перекрытия. Во–вторых, тамошняя демократия, не исключая афинской, была значительно миниатюрней, да еще и обнимала только «свободных граждан», то есть меньшую часть населении. А нам нужны здания несравнимо большей величины — уже это одно меняет положение. Еще важнее то, что самая сущность нашей демократии, конечно, иная, притом значительно более высокая, чем древнегреческие демократии.

Меняется положение также и вследствие развития за последнее время строительной техники, вследствие огромного значения, которое приобрело железобетонное строительство, и вследствие громадных возможностей, которое оно дает. Поэтому было бы полной нелепостью, если бы затеяли строить здания на манер Акрополя у нас в Москве.

Наши эпигоны классицизма — люди чрезвычайно талантливые и ученые, — может быть, именно в силу вышеуказанных причин не шли к первоисточнику классики, то есть великой эллинской архитектуре, а остановились на не менее великой, по–своему, архитектуре итальянского Возрождения.

В этом отношении проект академика Жолтовского был превосходен. Это очень красивое и грандиозное здание, которое, конечно, нашло бы одобрение многих.

Но выражало ли оно действительно наше миросозерцание? Соответствовала ли вся его конструкция той идее, которая должна быть положена в основу создания Дворца Советов? Нет.

Тов. Жолтовский невольно исходил из тех принципов строительства, которые были свойственны аристократии. У него сперва имелась более или менее гостеприимная колоннада, потом — первый двор, упиравшийся в маленькую преграду, еще доступную, а затем — второй двор, упиравшийся в совершенно недоступную стену (к зданию, которому принадлежала эта стена, ход имелся с другой стороны).

Каждому, смотревшему проект академика Жолтовского, не могло не прийти в голову, что его здание хорошо было бы для олигархии, которая, конечно, готова пустить к себе толпу для того, чтобы она, ликуя, приветствовала своих господ — но в случае надобности может и преградить путь толпе, защищаясь от нее на разных этапах своего, в конце концов, укрепления.

Талантливый французский архитектор Ле Корбюзье прислал своего рода шедевр в стиле функционализма.

Действительно, вопрос о колоссальных залах, которые должны быть размещены в здании, был им решен как нельзя более просто. Здание оказывалось, так сказать, одноэтажным. Оно все поднималось, даже без лестниц, снизу вверх и необычайно логически представляло чреду необходимых помещений.

Но как перекрыть все это? Кровля этого грандиозного и простого комплекса гигантских пространств висела. Это была искривленная, чудовищной величины покатость, которую на особых великанских тросах извне держал колоссальный каркас. Скелет здания был, так сказать, выброшен наружу и отсюда, снаружи, держал кровлю, позволяя осуществить это остроумнейшее техническое упрощение художественной задачи.

Нельзя не аплодировать остроумию и смелости такой концепции.

Но что в конце концов, получилось? Получилось, что над всей Москвой должна была стоять какая–то машина, какое–то голое, громадное сооружение, назначения которого сразу нельзя было даже понять и которое поддерживало, в конце концов, весьма невзрачное здание — нечто вроде огромного ангара для необъятных цеппелинов *. <…>

(Статья печатается по рукописи.)

Тезис I

Социалистическое строительство ставит особые задачи перед архитектурой. Должен быть создан новый тип социалистических городов путем перестройки старых и создания новых. Рядом с разрешением строительства индустриального характера необходимо разрешить также задачу строительства жилищного н задачу сооружения зданий, отвечающих социальным потребностям масс. Конечно, все это строительство должно быть прежде всего целесообразным, считаться с состоянием современной техники, удовлетворять четко формулированным потребностям масс, как они уже сейчас проявляются. Но этим задачи пролетарской архитектуры не исчерпываются. Архитектура как искусство должна праздновать свое величайшее возрождение и рост. Социалистическое строительство приводит к целому ряду вопросов художественного порядка, ибо новые здания и их комплексы должны стать материализованным выражением подлинных тенденций пролетарской общественности, источником того чувства крепкого коллективизма и той творческой бодрости, которые являются основной психологической окраской рабочего класса.

Тезис II

Создание Дворца Советов имеет с этой точки зрения колоссальное значение, поскольку здесь впервые пролетарская архитектура должна сдать крупный экзамен. Дворец Советов должен ознаменовать собой начало новой архитектурной эры.

В постановлении Совета строительства даны важные оформляющие принципы по линии архитектуры. Там сказано, что «проект сооружения должен соответствовать: а) характеру эпохи, воплотившей волю трудящихся к строительству социализма; б) специальному назначению сооружения и в) значению его как художественно–архитектурного памятника столицы СССР».

Оставляя совершенно в стороне практическое утилитарное разрешение задания, которое с большей или меньшей полнотой определено в условиях конкурса, и ограничиваясь в этом отношении проверкой выполнения этих условий, Комиссия технической экспертизы должна была наметить новые пути в деле архитектурного оформления согласно с указаниями Совета строительства.

В настоящем докладе мы не будем говорить о задачах архитектуры во всей их сложности, а исключительно о тех сторонах, которые относятся к Дворцу Советов. Но здесь же приходится оговориться, что при построении Дворца Советов необходимо принять во внимание связь Дворца Советов с площадью и со всей Москвой в смысле удобного транспорта, доступности здания, легкости прохождения демонстраций, а также с общим рельефом Москвы, которая должна много выиграть от сооружения колоссального Дворца и имеет в нем, так сказать, центральный пункт всего вида на Москву.

Тезис III

Комиссия располагала чрезвычайно значительным материалом. В общем на конкурс было представлено… (пропуск в рукописи. — Сост.) и, кроме того, русским и иностранным архитекторам были заказаны отдельные проекты. После внимательного рассмотрения этих проектов со всех сторон — конструктивной, транспортной, сценических установок, освещения, акустики, а также их архитектурной значительности и действительного совпадения разрешения задач архитектурного оформления с теми тенденциями пролетарского искусства, какие уже сейчас, естественно, намечаются из общего характера социалистического строительства, Комиссия разбила весь материал на определенное количество групп и распределила между ними премии.

Тезис IV При этом Комиссия решила, что она не может признать ни один проект принадлежащим к первой категории, разумея под этой категорией только такие проекты, которые могли бы быть взяты за основу немедленного осуществления. Так как такого проекта не оказалось, то наивысшей категорией оказалась вторая, куда зачислены относительно лучшие решения, между которыми и распределены основные премии (13). Кроме того, по второй, отчасти третьей категории распределена часть разрешенных условиями конкурса поощрений.