Что «очищение от старой скверны» в искусстве и после свержения капиталистического строя будет долгим и трудным — это Луначарский знал и до Октября. Но еще в то время он писал, что это очищение может и должно быть делом художников, борющихся против буржуазного упадка. В Советской России положительная сторона этого процесса выдвинулась на первый план, притом предстала в принципиально повои форме. До этого она осуществлялась исключительно в деятельности немногих художников и небольших разъединенных групп; теперь творчество, сохраняя свой индивидуальный характер, вместе с тем обретало осознанное всеобщее социальное содержание.
Речь шла не об «отмене» личных творческих устремлений и не о нивелировании художественных объединений и групп с их особыми поисками стиля и техники, но о другом — об изменении социальной основы искусства в целом, о возвращении на этой почве искусству идейной значительности. В этом смысле искусство не могло не стать коллективным художественным делом.
Сразу же после Октября перед Советским государством встала задача — привлечь художников к участию в жизни страны. Это нужно было обществу ради его политических и культурных целей. И это убеждало художников в том, что новое общество ценит их труд, уважает сто и открывает перед художниками простор для их творческой работы.
Мы не будем здесь говорить о мерах, принятых нашим государством в 1918 1919 годах и направленных к достижению этих целей, — читатель прочтет об этом во 2–м томе сборника, где помещены статьи Луначарского па тему о «советизации» художников и об их консолидации. Остановимся на роли в этом процессе Луначарского и прежде всего — его художественно–критической работы.
За немногими исключениями, русские художники до 1917 года были аполитичны, в лучшем случае держались общедемократических либеральных взглядов. От подлинного знания социализма, тем более революционного пролетарского социализма, они были далеки — даже те, чей протест против дореволюционного буржуазно–феодального государственного строя России был достаточно силен. Если они и не были апологетами капитализма, то их социально–политические взгляды, сложившиеся стихийно, силой самой жизни в буржуазном обществе, были ограничены буржуазными представлениями. После Февраля и свержения царизма освобождение русского народа казалось им поэтому окончательно достигнутым, и Октябрь большая часть из них встретила с непониманием и неприязнью, частью и враждебно — антибольшевистская агитация имела на них влияние, которое необходимо было как можно скорее преодолеть.
В разрушении реакционных легенд первенствующее значение имели такие меры правительства, как охрана памятников искусства, улучшение материального положения художников (тяжелейшего в условиях военной разрухи), организация широких государственных закупок и заказов, заменивших собой частный рынок, устройство выставок, забота о постановке художественного образования.
Нет сомнения, что Луначарский как народный комиссар по просвещению, проводник этих мероприятий и нередко их инициатор, постепенно завоевывал все большее доверие. Его частые выступления на собраниях художников с докладами о художественной политике Советской власти, о положении искусства и его новых задачах рассеивали реакционные предрассудки и заставляли увидеть в Советской власти большую культурную силу. В самом Луначарском художники неожиданно для себя вынуждены были признать человека искусства, знающего искусство, его историю и современную жизнь, человека широко образованного и талантливого. Это немало помогло сближению между художниками и Советской властью.
Надо сказать также, что для многих художников старшего поколения Луначарский не был с самого начала незнакомцем — они знали его как художественного критика, читали его статьи в дореволюционной русской печати, слышали его публичные выступления за границей в годы его эмиграции, были с ним лично знакомы. Если им были далеки его политические убеждения и марксистский подход в суждениях об искусстве ими и не разделялся, если не для всех были приемлемы его взгляды на художественный реализи, то, во всяком случае, они не сомневались ни в его любви к искусству, ни в его компетентности в эстетических вопросах *.
* К сожалению, еще не учтены, не собраны, не исследованы хранящиеся в различных архивах документы, отражающие связь Луначарского с отдельными художниками — как наркома и более личную: переписка с ними, протокольные записи выступлений Луначарского на заседаниях художественных жюри, па собраниях художественных обществ и др. Не обследованы с этой точки зрения воспоминания и эпистолярное наследство художников. Его связывали более или менее постоянные отношения с А. Е. Лрхпповым. П. П. Кончаловскпм. А. И. Кравченко, Б. М. Кустодиевым, Д. П. Штеренбергом. Ф. С. Богородским, И. Э. Грабарем, В. И. Дени. Н. А. Касаткиным. П. В. Кузнецовым, С. В. Малютиным, И. П. Машковым, А. А. Осмеркипым, П. А. Радимовым, К. Ф Редько, А. В. Шервудом, И. Г. Фрих–Харом. С. Т. Коненковым, В. П. Комарденковым, И. В. Жолтовским. К. Ф. Юоном. Ф. Ф. Федоровским, К. А. Коровиным (список наш, составленный по памяти, конечно, не полон); старое знакомство, поддерживаемое позднее эпизодической перепиской, — с И. Е. Репиным, II. К. Рерихом, А. Н. Бенуа. С Г. Б. Якуловым Луначарского связывала дружба.
Наш перечень не включает имена деятелей, критиков, историков искусства, среди которых были Я. А. Тугендхольд, А. М. Эфрос, А. А. Федоров–Давыдов. И. Л. Маца, А. В. Бакушинский и другие.
Всем группам художников не могли быть безразличны и оказывали на них воздействие мысли Луначарского о высоком назначении искусства, определенность его критерия художественности в сочетании с широтой взглядов.
Не менее действенной была и другая сторона художественно–критической деятельности Луначарского в послеоктябрьский период — та сторона, которая была обращена к «потребителям искусства».
Он всегда верил, что их отклик на художественные произведения современников будет даже более убедительным для «производителей искусства:», чем отзывы специалистов, когда образуется живая, подлинно демократическая среда, научившаяся любить и понимать искусство и получившая возможность проявить свое мнение. Художникам же, когда они научатся прислушиваться к голосу трудовых масс, этот отклик поможет «постичь подлинную душу времени». На протяжении всей деятельности Луначарский ставил перед собой цель — способствовать устранению отрыва профессионального искусства от народа. Но до Октября его статьи об искусстве могли читаться лишь образованными людьми, и между ними было совсем мало культурно передовых рабочих. В этом отношении само изобразительное искусство— не только посвященная ему критическая литература — было в гораздо худшем положении, чем художественная литература.
Положение резко изменилось, притом с быстротой, какой трудно было ожидать. Шла гражданская война, а Государственное издательство не успевало удовлетворять спрос, выпуская по дешевой цене многотысячные тиражи сочинений русских классиков, переполнены были уже открывшиеся музеи — даже издавна популярная Третьяковская галерея никогда еще не видела такие толпы в своих залах; один за другим возобновляли свою работу старые театры и во множестве организовались новые, в их числе передвижные и клубные. Деятельно брались за дело художники — в первую очередь оформители, плакатисты, декораторы.
Масса новых зрителей требовала, чтобы ей дали руководителей — даже, скорее, путеводителей по неизведанной области, полной впечатлений: не получая ниоткуда первоначальной помощи, большая часть этих людей, прихлынувших к искусству, могла так же стихийно и отхлынуть. Отдадим должное работникам художественных музеев: многие среди них, откинув элитарные предрассудки, горячо взялись за пропаганду искусства, обучая с азбуки умению им пользоваться. А перед Луначарским и его ближайшими сотрудниками встала новая задача: помочь — также нуждающимся в помощи — всем, кто проводил экскурсии и читал популярные лекции. Составлялись и издавались брошюры, планы, читались лекции для лекторов — Луначарский как организатор, пропагандист, критик участвовал во всех работах, которые не прекращались и в последующие годы (см. статьи «Почему мы охраняем дворцы Романовых», «Почему мы охраняем церковные ценности», лекцию для экскурсоводов Третьяковской галереи и др.).
