– Я верю вам. Только, когда я зашла в палату к Кате...

Оля хотела рассказать, что ей не понравилось в больнице все. Облупленная краска на стенах, копившаяся слой за слоем в течение многих лет, обшарпанные, в выбоинах полы в коридорах. Чувствовалось, что за долгие годы без ремонта по ним прошли, прошлепали, проковыляли на костылях тысячи пациентов. И непроветриваемые палаты с заколоченными окнами, и неприятные запахи, и старые тумбочки без ручек и ножек. Но вовремя спохватилась: не стоит упрекать пожилую и не очень опрятную женщину в том, к чему она, наверное, привыкла, считала нормой. После вылизанного лицея Заломова с новеньким оборудованием с тем, что увидела здесь, в рядовой московской больнице, молодая учительница согласиться никак не могла. А самое главное, для девочки, которая сейчас находится в коме, все разговоры не имеют никакого значения. Ее нужно просто лечить быстро и эффективно, может, вовсе не теми лекарствами и методами, что имеются в распоряжении больницы.

Главврач прервала ее на полуслове:

– В общем, хотите от нас отчет – принесите запрос, а мы подумаем, если сочтем нужным... а пока будем справляться своими силами. Тем более что нам доверяют не какие-нибудь... – врачиха зло сверкнула на Олю глазами, но сдержалась, – непрофессионалы... Если я вам назову фамилию того, кто нам звонил...

– Ну какое это имеет значение, кто вам звонил?!

– Мы будем справляться своими силами, нам ее доверили, понимаете? Поэтому никакой помощи, тем более оттуда, – врачиха махнула рукой в неизвестном направлении, – нам не нужно! – Она вышла из-за стола, буквально указывая Оле на дверь и давая понять, что неприятный разговор закончен.

– Вы не можете так! – Оля поняла, что эту женщину кто-то настроил, возможно, тот, кому важно было, чтобы Катя никогда не поправилась и ушла на тот свет, унеся с собой страшную тайну. Не зря врачиха постоянно вспоминает о каком-то важном звонке. Возможно, это действует Шведов, возможно, не сам, действует тонко и расчетливо. Но Оля не допустит, она не даст умереть Кате!

– Мои бабушка и дед были медиками, – Оля медленно надвигалась на женщину, – прошли войну, вылечили сотни людей! И для них самым главным было здоровье пациентов, а не честь мундира! Если вы отказываетесь, я добьюсь, чтобы Кате устроили консилиум, я приглашу в вашу больницу лучших специалистов! – Расширенные глаза врачихи оказались совсем рядом. – Не дам ей умереть только потому, что кто-то позвонил в больницу и доверил лично вам ее лечение, с которым вы не справляетесь! Возможно, вам за это что-то посулили. Слышите, я вам обещаю! – Голос Оли звучал зловеще и твердо. Она даже сама от себя не ожидала такого порыва. – Я сделаю это, если вы не хотите по-хорошему дать выписку с диагнозом и методом лечения. – Мой дед – Алексей Рогов, его учебник стоит у вас в шкафу на полке, вон он! – Оля кивнула, показывая на толстый старый том по хирургии. – Мой дед был настоящим врачом! Девочка может умереть, а вам все равно! Вы... вы не врач!

Тетя Сабрина очень обрадовалась звонку Оли.

– Девочка, ты меня совсем забыла! Как поживаешь, когда обрадуешь меня хорошими новостями? Приезжай, у нас прекрасное лето! Сьюзен гостит у меня вторую неделю. Как здоровье родителей? Как бабушка?

Вопросы сыпались один за другим. Оля по порядку отвечала на каждый. Что мама и папа здоровы, работают. Что у нее есть замечательный жених и что скоро она познакомит ее с ним. Что с бабушкой все в порядке. Что сама она окончила вуз и преподает в лицее и у нее много-много ребятишек. Потом Оля изложила ей суть проблемы, по которой звонит.

– Ты так выросла, что занимаешься уже делами чужих детей? – удивилась тетя Сабрина. – Ведь совсем недавно ты сама еще была ребенком.

– Да, тетя Сабрина, время летит быстро.

– Ты все такая же красавица, как была? В куклы играешь?

– Что ты, тетечка? Даже мои ученики уже не играют в куклы, – сказала она и подумала: «Они играют в другие игры». – Вот девочка, о которой я тебя прошу, доигралась! – с горечью закончила Оля.

– Это плохо, что так рано уходит детство. Наша Сьюзен с ним пока расставаться не хочет.

– С кем?

– С детством. А я бы хотела уже нянчить ее детей.

Сьюзен перехватила трубку:

– Ольга, я так рада тебя слышать! Приезжай! Сейчас ты не узнаешь побережья! Наша тетя Сабрина совсем истосковалась в одиночестве.

– У нее же любимое дело. Что, она больше не занимается виноградниками?

– Знаешь, последнее время она как-то потеряла к этому интерес, наняла управляющего. А сама, Ольга, ты не поверишь, хочет взять на воспитание ребенка из детского дома. Говорит, пока есть силы. Ольга, я уже подслушала ваш разговор. Ты ей сообщила, что работаешь с детьми, может быть, ей в этом поможешь?

– В чем?

– Взять ребенка из детского дома. Я слышала, что из России привозят детей во Францию. Она хочет непременно девочку. Помоги ей.

– Я не в курсе этой проблемы, – припоминая, что она вообще знает о детских домах, отозвалась Оля. – Однако, – она вспомнила Лелькиного Ванечку, воспитанника детского дома, и черную французскую девочку Мадлен, – я все узнаю и перезвоню.

– Спасибо тебе, я надеюсь! А то она меня замучила, замуж торопит. А я еще не готова.

– Что это значит? – улыбаясь, поинтересовалась Оля.

– Видишь ли, у меня много планов. По истории костюма хочу писать докторскую диссертацию. Прилетай, поговорим.

– Ой, Оленька, – смешно делая ударение на втором слоге, взвизгнула Сьюзен, – здесь все твои подаренные куклы тетя Сабрина сохранила. Они не состарились, как мы с тобой! Я прощаюсь, тетя Сабрина снова хочет тебе что-то сказать.

– Оля, пока вы болтали, я дозвонилась до центра. Они готовы взять больную и даже в случае операции готовы принять на себя основные расходы. Но санитарный самолет придется оплатить тебе.

– А это дорого?

– Для тебя, думаю, да. Советую тебе найти благотворительный фонд. Это порядка пятидесяти тысяч евро.

– Тетя Сабрина, как вы считаете, девочку у вас вылечат?

– Олечка, они сделают все, что в их силах. А сил у них сейчас много. Да, больница, в которой она лежит, должна дать сопроводительные документы, а родители девочки – разрешение на выезд за границу. Она ведь несовершеннолетняя?

– Да. Только у нее один родитель.

– Одного родителя не бывает. Положено от обоих.

Поблагодарив француженку, Оля распрощалась и помчалась делиться новостями с Лелькой.

Лельке сразу же пришли в голову две хорошие идеи.

– Деньги попросим у отца Дениса, – сказала она. – А чернокожая Мадленка будет рада вернуться на свою французскую родину. Завтра же дадим задание Ванечке достать адрес ее французского отца. Пусть Сьюзен разыщет его и поговорит! С усыновлением за границу теперь очень сложно и дорого. Три шкуры сдерут. А при содействии родного отца...

– Мать у Мадлен россиянка? – поинтересовалась Оля.

– Конечно. Она сразу же после родов от нее отказалась. Ванечка рассказывал, что она приехала в Москву учиться с Урала. Познакомилась с отцом Мадлен. Влюбилась. Надеялась, что ребенок будет белый. Цвет кожи УЗИ, к сожалению, не показывает. Только пол. Написала родителям письмо. Они, узнав, что жених чернокожий, конечно же, возражали, но не очень. А уж когда она ребенка черного родила, взбеленились и заставили отказаться.

– Кошмар! – ужаснулась Оля.

– Ага, кошмар, посмотрела бы я на твою маму в такой ситуации!

– Бабушка бы ей меня в обиду не дала.

– Да ты и сама не хилая! – напомнила о ее твердом характере Лелька. – Так что овечкой не прикидывайся. А девочка хорошенькая, просто чудо! Глазки как бусинки, вся кудрявенькая и ласковая. Ванечка ее так любит. Только у нас с Ванечкой денег, видно, никогда не будет. Мы столько детей не потянем!

– А тетя Сабрина – очень обеспеченный человек, на берегу моря живет, собственный дом и одна!

– Вот ей будет с Мадленкой хорошо! Еще артисткой станет, как Наоми Кэмпбелл! Тогда и ее стервоза-мать со своими родителями вместе пожалеют!