Она несется вслед за появившейся женщиной в белом халате, толкающей впереди себя каталку. В ней наверняка он, ее Кирилл!

Прикрепляя на ходу прозрачный пузырь с кровью, женщина распахивает перед собой двери. Одну за другой. Много дверей. У Оли кружится голова.

– Вам туда нельзя, – строго говорит кто-то Оле.

Она падает. Острый запах хлорки и какого-то еще лекарства бьет в нос. Забытье. Очнулась Оля на больничной койке. Перед ней склоненный мужчина в белом халате. Очки и чеховская бородка, верно, земский врач?

– Как дела? Как вы себя чувствуете? – мягко спрашивает он.

– Я к Заломову, что с ним? – Оля пытается вскочить с койки.

– Лежите спокойно. Давайте поговорим.

Напряжение на лице Ольги сменяется мертвенной бледностью.

– Он... жив?

– Вы его родственница? – почему-то издалека начинает доктор.

– Я-я... – не в состоянии вымолвить слово «невеста», Оля выдыхает: – знакомая.

В эту минуту Оля сама себе кажется мелкой и незначительной по сравнению с Кириллом, о котором здесь все знают и говорят.

– Я коллега, я знакомая Заломова, – мямлит она, но, набравшись мужества, твердо произносит: – Я его очень близкая знакомая.

– Близкая? – Доктор многозначительно смотрит на нее. – Приехали выручать?

Оля согласно кивает.

– А его родственники, случайно, сюда не приехали?

– Что, с ним так плохо? – Из глаз Оли катятся слезы. Ком подкатывает к горлу. Давясь от слез, она крепко трясет пожилого доктора за рукав: – Скажите мне правду, я выдержу, я видела, его на каталке везли?

– Разбираетесь в медицине?

– Да, – шепчет Оля. Громко говорить почему-то нет сил. – У меня бабушка медсестра.

Врач хмыкает.

– Она военная сестра, всю войну прошла.

– Это меняет дело. – Врач гладит Олю по голове, словно случилось что-то с ней, а не с Кириллом. – У него то все в порядке. Сквозное ранение... в предплечье. Пуля по касательной прошла. Но большая потеря крови. Нужна кровь.

– Я же видела кровь, у вас ведь есть кровь! – Прорезавшийся голос Оли звучит хрипло. Она пытается сесть на кровати.

– Успокойтесь. У нас есть кровь, даже очень много. Только у него редкая группа, – поясняет доктор, глядя на Олю как на больную. – Я интересуюсь, может, с вами прилетели его отец, мать, сестра?

– Нет. У него есть только отец, он там, в Москве, и... – Оля качает головой, которая совсем ее не слушается.

– Ничего страшного, не волнуйтесь вы так, милая девушка, не убивайтесь! Я уже из центра заказал. Обещали на вертолете доставить. У него ранение хорошее, повезло.

– Как вы можете такое говорить? «Хорошее ранение»?! – возмущается Оля.

– Не задеты важные органы, – мягко, как душевнобольной, поясняет врач. Он странно смотрит на Олю: – Вы себя сейчас берегите! Себя!

Только теперь Оля осознает, что на ней больничная одежда и она на больничной койке.

– Доктор, а действительно, что со мной?

– Теперь давайте поговорим о вас.

Бабушка Татьяна, встретив бледную, осунувшуюся внучку на пороге дома, всплеснула руками:

– Все ведь в порядке, детка? Что с тобой? На тебе лица нет! Жив, поправится. На свадьбе танцевать скоро станем!

– Не будет никакой свадьбы. – Оля бросилась в родные объятия. – Мы поссорились.

Слезы сами по себе вновь катятся из глаз.

– Когда это вы успели? – Обнимая внучку, бабушка вытерла салфеткой ее глаза.

– Успели. За ним и за ребятами военные самолет прислали. Я с ними вместе летела. У-у... – зарыдала Оля.

– И что, в самолете поссорились? – улыбнулась бабушка, стараясь успокоить любимицу.

– И в самолете, и до самолета, какая разница! – наконец остановившись, в сердцах бросила Оля. – Ну что ты так на меня смотришь? Есть причины.

– Конечно-конечно, причины для ссор найдутся всегда. Простить его надо, деточка, он столько пережил. По телевидению показывали. Настоящий герой!

– Конечно, герой! Для него все важно. Все, понимаешь, кроме меня!

Татьяна укоризненно смотрит на Олю.

– Ведь его же никто не просил возвращаться к ребятам? Хоть бы мне слово сказал! Хоть словечко! Каково мне было в загсе, когда все гости собрались, и цветы кругом, и машины ждут, а я ничегошеньки не знаю... Обо мне он подумал? – Гордо вскинув голову, Оля посмотрела на бабушку горящим взглядом: – Знаю, что ты меня осуждаешь: «Эгоистка, ребята его поддержки ждали, правильно поступил». А я – это так, второстепенно?

– Что-то ты не так говоришь, – покачала головой Татьяна. – Он жизнью своей рисковал ради детей.

– Чужих, а своего потерял! – Признание вырвалось у Оли само по себе.

– Оля, ты ребенка ждала? – огорченно всплеснула руками бабушка. Внучка молча опустила голову. – Не сказала! – сокрушенно вздохнула бабушка.

– Сама еще не знала, – буркнула Оля. – Теперь ты понимаешь, что я права?

– Тебе так важно быть правой? – покачала головой Татьяна.

Оля не отозвалась.

– А может, важнее быть любимой?

Внучка вновь разрыдалась.

Она оплакивала ребенка, который мог бы появиться на свет, пережитый страх за Кирилла, несостоявшуюся красивую свадьбу – мечту каждой девушки, свадьбу, которая не повторится никогда, все то, что сделало ее брошенной... брошенной ради какой-то более высокой цели. Плечи тряслись, никакие слова утешения, казалось, не могли помочь в эту минуту.

– Помнишь, я сказала тебе, что он другой. – Бабушка погладила ее по голове. – Поэтому, если любишь, ты должна принимать его таким, какой есть.

– Не буду-у! – плакала Оля.

– Ты сейчас перед очень важным решением – если расстанетесь, он не вернется!

– Ну и пусть!

– Не пожалеешь?

Оля не отзывалась.

– Любимая должна уметь прощать.

– А ты бы простила?

Татьяна тяжело вздохнула.

– Бабушка, ну подумай, если бы не я, а он ждал меня в загсе, разве бы я так могла поступить с ним? – Оля не могла остановить слез.

Ей было жаль себя, своего потерянного ребенка и свои неосуществленные мечты.

– Мужчины устроены не так, как мы. Они другие, понимаешь? – Теперь Татьяна трясла внучку за плечи. – Перестань! Ты же сама сказала про него...

– Что, что я про него сказала?

– «Мужчина высшей пробы»! Помнишь?

– Ну и что? Я не напрашивалась! Он сам меня выбрал, – продолжала всхлипывать Оля.

– Раз выбрал, то терпи!

– Не буду!

– Не повторяй моих ошибок, детка!

– Твоих? – Глаза внучки широко раскрылись.

– Да, – горько покачала головой Татьяна.

– Ты никогда мне ни о чем таком не рассказывала!

Бабушка в семье всегда была примером всего-всего.

Правды, мужественности, смелости и, конечно же, женской доброты. Хрупкая, ничем не примечательная в молодости, она сумела гордо, с достоинством встретить старость. Строго одетая, всегда ухоженная, она являлась для Оли эталоном женственности. Однако прошлая ее жизнь, до Олиного рождения, оставалась тайной за семью печатями. И если честно, то не очень-то занимала внучку, поглощенную своими проблемами, казавшимися такими важными по сравнению со всем остальным.

Молодость жестока! Она не интересуется ни прожитой жизнью, ни опытом, ни болью даже очень близких людей, которые рядом с ней, под одной крышей, до той поры, пока сама не столкнется с несчастьем, горем, пока не придет час.

– Не рассказывала? – переспросила Татьяна. – Тогда еще не пришел час. – Бабушка посмотрела в бездонно-синие глаза внучки. Глаза, которые так напоминали ее молодость, глаза ее мужа, красивого, страстного любовника, друга, которого она не смогла, не сумела и не захотела простить. Жалела ли она об этом?

– А сейчас уже час пришел? – наивно спросила Оля.

– Получается, что пришел. – Татьяна помолчала. – Твой дедушка был таким же, как Кирилл.

– Самым лучшим?

– Мужчиной высшей пробы! – улыбнулась Татьяна. – Познакомились мы с ним в последние дни войны. Я – шестнадцатилетняя медсестра, он – человек-легенда, славный хирург. Любовь с первого взгляда.