Юстиниан был редкой, в своем роде единственной, фигурой в линии «ромейских», т.е. греко-римских, императоров послеконстантиновской эпохи. Он был племянником императора Юстина – безграмотного солдата. Юстину для подписания важных актов подавалась золотая пластинка с прорезанным на ней рисунком его имени. И он по этому трафарету выводил буквы своего имени. Но Юстин ценил просвещение и дал своему племяннику Юстиниану первоклассное образование, филологическое и юридическое. Перед самой смертью (1 августа 527 г.) Юстин формально приобщил Юстиниана к власти, обеспечив тем ее преемство.

Одним из учителей Юстиниана был игумен Феофил, оставивший не сохранившуюся для нас биографию своего великого ученика. Из позднейшей ее редакции XVII в. извлекаются интересные известия, что родиной Юстина и Юстиниана было местечко Таврисион возле нынешнего Скопле (по-турецки Ускюб) в Македонии. A так как местное имя Юстиниана было «Управда» и имена других родственников его звучат так же по-славянски, то многие славяноведы и племенное происхождение родства Юстинианова ведут от славян. Эти иллирийцы были, может быть, по племени и албанцы, говорившие и по-славянски. Школьный и литературный язык их был латинский. Сознавали они себя политически и культурно «римлянами». Как римляне, живущие на Востоке, они считали нужным знать и греческий разговорный язык. Как люди образованного класса, они были «билингвами» («двуязыкими»). Сам Юстиниан именовал себя очень аристократически, по-римски: Flavius Petrus Sabbatius Justinianus. A в половине своего царствования, будучи украшенным рядом побед и аннексий, – еще пышнее: Caesar Flavius Justinianus, Alemannicus, Gothicus, Francicus, Germanicus, Anticus, Vandalicus, Afrikanus.

Одним из учителей, давших Юстиниану блестящее классическое и юридическое образование, был известный ученый-богослов того времени скифский монах, известный под именем Леонтия Византийского. Он был аристотелик по философской школе и почитается основателем византийской схоластики.

Πо установившемуся со времени императора Льва I (457 г.) обычаю коронаций императоров, и Юстиниан короновался, приобщив к этому ритуалу и свою жену Феодору, прошлое которой из народных низов было сомнительно.

Феодора – дочь хранителя зверинца на столичном ипподроме – была рано втянута в жизнь цирковой актрисы. Будучи яркой красавицей, ступила на путь амурных и громких похождений, от которых даже бежала в Александрию. Там она пережила резкий перелом. Ее заинтересовали фиваидские подвижники. Она вернулась в Константинополь другим человеком. Увидевший ее соправитель Юстина, тогда еще молодой Юстиниан, сразу влюбился, женился на ней и нашел в ней верную жену, мужественную советницу в самых больших вопросах церковной и имперской политики. Теперь это был достойный брак. Феодора была умна, властолюбива и охотно вмешивалась в государственные дела. Произошло размежевание интересов. Муж проводил общие линии политики, жена интересовалась деталями – назначением лиц. Сановники и политики очень считались с Феодорой и стремились через нее проводить разные планы.

Вот пример ее роли в больших политических делах: усмирение бунта, прозванного словом «νίκα!» Случилось это 11 января 532 г. Присутствовавшие на ипподроме две партии – так называемые «зеленые» и «голубые» – соединились вместе против Юстиниана. Сожгли самый центр столицы, в том числе Св. Софию, Св. Ирину, Сенат, Термы и прилегающую к ним часть города. Выдвинули претендентами на престол племянников бывшего императора Анастасия – Ипатия и Помпея. Юстиниан, забрав деньги и сокровища, хотел бежать, но Феодора повернула дело. Явилась к Синклиту и вдохновила на борьбу. Брошены были деньги для подкупа, и бунтовщики разделились. Привели в порядок и вооруженные силы. Под командой великого Велизария и Мунда (остгота) возобновилась борьба, начиная с ипподрома. Бунтовщики были раздавлены и безжалостно перебиты в количестве 30 тысяч. Ипатия и Помпея казнили. Порядок удалось восстановить.

Феодора чувствовала себя по праву y власти. После тяжелого опыта своей молодости она искренно тяготела к благочестию и была почитательницей аскетов Востока. Есть гипотеза о сирской родине семейства Феодоры. Она была знакома с Севиром еще до замужества с Юстинианом. Севир именует ее ».царицей, которая чтит Христа». Для Иоанна Ефесского она – «правоверная царица». Михаил Сириянин свидетельствует, что она заботилась о мире церквей больше, чем муж, и побуждала его работать в этом направлении. Восточное монашество, чтимое Феодорой, было носителем монофизитской заразы. И с заразой, и с монашеством боролась систематически высшая государственная власть. Ho борьба была сложная, до виртуозности религиозно-компромиссная. Компромиссы имперского православия с монофизитствующими монахами и целыми провинциями начались столетием раньше Юстиниана и продолжались еще столетие после него. Зная расположение к себе на верхах власти в лице Феодоры, монофизитствующие монахи Востока стимулировали через Феодору церковную политику Юстиниана именно в этом направлении. Историки Евагрий и Прокопий дают обобщенное изображение разделения ролей в этой политике в целях укрепления политического единства империи, подрываемого национально-еретическими сепаратизмами. Было выгодно, чтобы около верховной власти сосредоточивалась надежда на милость и благоволение к диссидентам. Для Юстиниана это было одной из гарантий, что в случае победы диссидентов он не будет обязательно сброшен с трона, если монофизиты останутся друзьями Феодоры. Тогда и в случае революции династия уцелеет. Когда гонимые монахи-монофизиты в Сирии в озлоблении оскорбляли портреты Юстиниана, они в то же время молились о здравии «благочестивейшей государыни» и желали ей победить «несторианствующего синодита», т.е. своего мужа. С другой стороны, православные, видя уступки Юстиниана монофизитам, приписывали это дурным влияниям Феодоры и желали Юстиниану поскорее избавиться от нее.

Сам Юстиниан обладал большим диалектическим искусством и потому в своих имперско-богословских планах был настойчив, неутомим.

Он думал, что можно сговариваться с религиозно-больным, антикосмическим Востоком, держась за авторитет Халкидонского собора. Это, конечно, было абсурдом даже для умеренных монофизитов, каковым был Севир. Юстиниан зазывал Севира в Константинополь, но тот справедливо счел это опасной ловушкой и не явился.

Юстиниан начал с системы диспутов, посредством которых он думал переубедить и православную сторону – заставить ее мыслить так же утилитарно политически, как и он – хранитель единства империи прежде всего.

Особо парадный диспут состоялся в Константинополе в 533 г., это – так называемый Collatio Constantinopolitana. Ho результат был ничтожный. Присоединился к православию только один епископ – Филоксен Долихийский, правда с большим числом монахов и клириков. Другие остались глухи. Но Юстиниан был милостив. Он отпустил их по домам. Из них Иоанн Телльский устремился к персидской границе и перешел ее. Он осуществил свой давнишний замысел – утвердить базу монофизитства в Персии.

Таким образом, система «уговариваний» дала ничтожные результаты.

Установившаяся мягкость в отношении монофизитства, и в частности пропаганда любимцев Феодоры в Константинополе, приносила неожиданные для Юстиниана плоды. Настроение в пользу монофизитов повышалось. B ноябре 533 г. случилось землетрясение. Жители Константинополя, высыпав на улицы, вдруг начали петь Трисвятое с монофизитским добавлением: «Распныйся за ны». A затем послышались крики: «Август, сожги томос Халкидонского собора!»

Юстиниан был испуган и издал богословский указ, растянутый и не вполне ясный, в духе вскоре сочиненной им песни «Единородный Сыне и Слове Божий», с формулами: «Одному и Тому же Христу принадлежат и чудеса и страдания». Так понемногу сдавались позиции Халкидонского собора.