Такие рассуждения и велись в доме Кориных. И в нем Правќда зачастую благодуше-ствовала. Заходили Старик Соколов Яков Филипќпович и художник Андрей Семенович. Вместе и переживали навалившиќеся на дом очередные напасти. Коммунист во Христе держался своих предречений и ободрял. Как навалилась хула, так она и сникнет под зна-ком добра. Художник отложил свой отъезд из Мохова, счел долгом своим защитить Свет-лану и Зою. Светлану винили больше. Делалось опять же с целью — бросить тень на дом Кориных.
Казалось бы только радоваться дарам осени. По зиме иные заботы. Они в досужих хлопотах мужика-крестьянина. А осень — подготовка к новой весне и новому урожаю. Но вот всех заволок дурман, как ядовиќтый смрад бездны. И ты уже невольно приучаешься дышать этим смраќдом. И свыкаешься, будто так и должно быть. Да и как по-иному-то вы-жить, когда каждый обязан быть как все. Было ясно, что сыр-бор начал тлеть давно. И разгорался наперво без видимого дыму. Выжидалось время, чтобы ив искру плеснуть го-рюќчее. Как раз для того и пригодился памфлет в клубной газете. И пламя яростно вспых-нуло, и пошло вширь, раздуваемое ветром лжи. Саша Жохов плел тенета. Как ночной хищный лунь, хищно взирал на Куркуля-Корня из темноты. Вроде бы как в случайных разговорах лукаво оправдывал наветы на Кориных, ссылаясь на утвердившиеся установки. Всем одинаково положено жить. И тут ни у кого обиды не должно быть. А если кто высовывается, того подстриќгать надо. Колхозник — он человек общественный. А этот Корень то и дело изловчается вылезать из массы. Шутка ли, видано ли?.. До чего тут можно дойти.
И верно, до чего?..
Андрею Семеновичу, вспомнился писатель сатирик, изобразивший мыќтарство обезьянки, очутившейся на воле, среди таких вот нас, человеков. Автора чуть ли со света не сжили, каяться-виниться понудили. А тут Пахарь какой-то о жизни своей сам порассу-ждать посмел. И Соќкрат — тоже тут не ускользнул хитрый намек. Не смиренник, бунтарь. Крысиный яд принял в непокорности. И тоже ни чему-нибудь, а тогдашќним установкам. А мог бы и не принимать, смириться. Или за бугор махнуть, как вот ныне повелось. Но Правда и честь, не в пример нынешним "мудрецам", заставили древнего правдолюба смерть принять. Может и ныне есть такие, не может не быть, но кто эту тайну откроет. Потом узнается, уже уроком для потомков.
О писателе-сатирике и его обезьяне, и о Сократе Андрей Семенович и рассказал Кориным, чтобы приподнять их дух, подразвеседить. Но больше взволновался сам выс-просом себя же, вроде бы и не новым: "Что же такое Правда, коли за нее на смерть шли и идут?.." И сам собой подсказывался ответ: "Это то — без чего не может быть жизќни. Она слава — дух, истинный Свет, кой растворяет тьму… Но вот, поди ты — наша правда соблаз-няется сама собой и смиряется с ложью. А кому вот при такой олукавленной правде воль-ней?.. Не Пахарю и не Сократу!..
5
И вот подошло время, собрали коммунистов колхоза, комсомольцев, беспартийный актив. Когда-то так устраивались показные суды над мужиками-твердозаданцами, не выполнявшими хлебопоставки. Так засуќдили на принудиловку и дедушку Данила.
Вызвали как подсудимых и виновниц — "платоних и сократих". Так нарекла их молва. Но без зла, а вроде бы как во свою забаву. Когќда клубный зал наполнился, на сцену вышли Нестеров — "Первый", и Горяшин, и прибывшие с ними представители отдела культуры и роно. Это уж по души Зои, завклубом, и Светланы, учительницы.
— Платонихам и сократихам, — гудел в зале Симка Погостин, разруќшая тихий говор, — философам в юбках, вот и пропишут ижицу, больно размудровались… — Скорее повторял высказы своего деда, Авдюхи Активиста, а вернее — Саши Прокурора.
Сам-то Симка мог бы и помолчать. Жена — учительница, подруга Светланы. Но в парне вжилась привычка под кого-то подлаживаться, ловчить. А когда укорно прижмут — отделываться шуточками: "А я что — не все как, что ли?.."
Горяшин перед началом собрания подошел к Светане и Зое, сидевших вмесќте. Вро-де желая одобрить виновниц, а скорее из явного любопытства, спросил: "Ну, дак как, мудрицы?.." Сам-то он к их делу вроде бы и не причастен. Светлана на каверзу зава отве-тила нарочито громко: "Призовите вот и нас к самонаказанию, как правители Афин Со-крата". Горяшин молча усмехнулся и отошел. А казенных сам от роно рассеќрдила дерзкая выходка учительницы. И над ними издевка — судьями над "мудрицами". Нахмурились, но тоже смолчали, как сидетельствующие до начала суда.
Авдюху Ключева, автора "информации", каковым он и сам себя посчитал, привез-ли на председательском "Уазике", и ввели в клуб. Ему это польстило. И он направился было в президиум. Но его усадили в переднем ряду, вроде как свидетеля на суде. Несте-ров, при виде такого действа, снял очки, досадно поморщился. Огладил подбородок левой рукой и отвел взгляд в сторону. Немощного челоќвека выставили для прикрытия чего-то постыдного.
Заведующего почтой Кочеткова Вадима Демидовича избрали председаќтелем от-крытого партийно-комсомольского собрания. Горяшин выступил с докладом "О должном отсутствии идейно-политической работы в колќхозе, повлекшей за собой идеологические срывы". Сослался при этом на рекомендации Обкома партии рассмотреть сигналы с мест.
Доклад зава выслушали в тишине. Председатель собрания, нарушая эту тишину, глядя в зал, спросил, кто хочет выступить. В ответ быќло лишь шевеление в радах, похо-жее на шарканье ног. Кочетков выжќдал, помедлил, и обратился к автору "информации", Авдею Федотычу Ключеву, с вопросом, читал ли он лично стенгазету в клубе. Не все чи-тали, сам вот он тоже не читал, не успел… Горяшин сверкнул глаќзами. Зал насторожился, а заведующий почтой, явно переча заву, отќветил сам за молчавшего Авдюху Активиста:
— Значит, не читали, Авдей Федотович… Вот для всех эту статейќку сейчас бы и прочитать… Не мешало бы и глянуть на нее, говорят с рисунками красивыми. А то все на разные лады мусолят-пересказыќвают. В списках ходит, как Божья заповедь… А может ведь там,
переписанном-то, и нет того, что есть на самом деле?
Горяшин решительно задвигался на стуле. Посмотрел недоуменнно на "Первого", хранившего невозмутимое спокойствие. И сам смолчал.
Авдюха Активист, глядя на вопросительные взгляды из президиума, и слыша гул зала, растерянно проговорил:
— Так ведь и я знаю о том со слов других, вот Александра Ильича. Не ходок, да и глазами слаб… — И ободряясь, добавил: — Но интересуюсь вот. Как же, кое-то больно мно-го воли забрал, смутьянство сеет.
Среди собравшихся в радах послышались смешки и шушуканье. Но президиум на это не ответил. "Первый" на удивление весело оглядыќвал жал. И председательствующий, заведующий почтой, как судья свидетеля, спросил Авдюху Активиста:
— Так кто же за вас, Авдей Федотович, информацию-то послал куда следует?..
Горяшин не сдержался, возвысил голое:
— Товарищ Кочетков, Вадим Демидович… — не договорил.
Нестеров "Первый", зава остановил:
— Ничего, ничего!.. Не сам же Авдей Федотович писал, раз глазами слаб.
К вопросу "Кто писал?", Авдюха Ключев был подготовлен. И ответу научен. Сбивчиво объяснил, что важно тут сигнализировать. А писать — кому продиктовал, тот и писал. Это он имеет право и не говорить. Но секрета ни для кого не было, кто был "пи-сателем". Симка Погостин спьяну похвастался, что за переписку бумаженции с деда Ав-дея две поллитрухи стребовал.
Поступило предложение зачитать саму информцию, посланную Авдюхой в Обком. Чего в темную разговоры вести. Может, там и нет того, в чем винят.
Горяшин по знаку "Первого" протянул листки председательствующему. Кочетков и зачитал "основную информацию".
В письме Авдюхи Ключева повторялись высказы его самого, говоренќные в разное время на собраниях. Но в неуклюжих словах-выражениях сквозили каверзы прокурорских обвинений. "Высмехание антисоветское партийного руководства"… "Обзывание разными выдуманными словами, демиургыны вот какие-то" и "У языка-то своих слова нет, так выговаривания буржуазного элемента на вооружение взяли"… "Хоть за кого готовы спрятаться, а против кого все — против партии"… "Первую заповедь опохабили, призывы хлеб от государства скрывать"… "Я всегда выступал против твердозаданцев Кориных, а теперь они, куќлацкие элементы, власть над колхозом берут. Дом свой ладнее помещичьего устроили. За колхозного бычка себе что надо и получили. И все молчек"…
