Молокозавод стоял целую неделю. В райкоме с продажей молока колхозќникам смирились. Примеру Большесельцев последовали и другие колхозы. В домах копили сме-тану, творог. Городской рынок оживился, давно таќково не было. Но и тут нашлись завистники. Полетели новые доносы, но уже не в райком, а выше. И опять комиссия в Большесельский колќхоз. Но тут колхозный люд свое голос подал: мыслимо ли дело — один молокозавод на весь район. Когда-то на территории одного нынешнего колхоза три молокозавода были. Молокозавод заработал. Комиссия покрутилась и уехали ни с чем. Саќша Жохов не возникал. Прасковья, заведующая моховской фермой, каждый день приглашала Федосью, мать Саши, с ведерком на терму. Молочко и Саша попивал. Своей-то коровы не было. Федосья копила сметану, сбиќвала в горшочке масло. Прасковья научила ее как в свежести сохраќнить творог. Саша и отвозил "свой" продукт родне в город. Масло перетапливали, впрок Федосья хранила.

Весь этот молочный "дуропляс", как выразился Тарапуня, как-то про яснил созна-ние колхозного люда. То ли дело так-то бы. И маслицем запаслись, и на продажу осталось, денежку подкопили. Добро-то у нас есть, вот если бы с разумом им распоряжаться, чего бы богато не заќжить без подачек тебе. Старик Соколов Яков Филиппович, тоже не мог не высказать своего отношения к этой "молочной ситуации". С умыслом вот привел чужое словцо, не сказал "дури нашей", а вот "ситуации". И за чаем у Кориќных и возник о том разговор, но как бы уже в осмысление этой "ситуации":

— Всякое, что душу людскую надсаждает, — повторил он уже не раз говоренное, — вразумляет своим гневом и близит нас к правде… Раќзом-то где и как за ум взяться и себя одолеть. А мечтать и в высказе слова, как не мечтать.

Светлана поняла, что это было сказано Яковом Филипповичем больше для нее. Этим он как бы подсказывал какой мечтой жил дедушка Данило. Многое изменилось в старом коринском доме, но пребывала неизќменной оставленная дедушкой забота о правде в нем.

Районные власти во время "молочной ситуации" в Большесельский колхоз не заяв-лялись. Им выгодней было не знать о Тарапуниной выходќке. На седьмой день поступило строгое указание: "Молоко сдавать на молокозавод". И тут не обошлось без язвительных усмешек: "На седьќмой вот день. За это время Господь Бог небо и земля создал, а они только маслозавод починили". В верхах не напрасно опасались, что колхозы не больно будут торопиться сдавать молоко. Вот строго и обяќзали. И контролеров разослали.

И все улеглось, пошло по накатанному. Но в душах-то колхозного люда, как от хвори телесной, осталась метина. И свои мысли: "Казне не о нас забота, а о нашем добре, как бы его экспроприировать". Коќпившееся в надрывах сознание униженности и будет разъедать раны страждущего люда, и толкать его, как вот и сказал Старик Соколов, к дей-ствам по изменению жизни своей. Знать бы вот только — в какую сторону?.. Что придет на смену нынешнему демиургызму?.. Может ведь и новая, неведомая еще одурь, охватить обокаяненную Святую Русь сатанинским соблазном безволия.

Подозрительно не появлялся в колхозе Горяшин. И телефонных звонќков не было от него ни парторгу, ни председателю. Колхозу давался как бы передых. Свистопляска с дополнительными планами озимого сева тоже уже вчерашняя компания. "Первой заповеди" полный молебен отслуќжили. Где-то в покаянии, а где-то и с похвалой. А сколько зерна рассыпано по ухабинам, сколько молока слито в канавы — об этом лучше не вспоминать. Горяшин держал шефство над Большесельским колхоќзом и должен бы напомнить о себе. Оставались догадки, что зав опаќсается попасть на язык Тарапуне и дояркам. Тарапуня при последней встрече с Горяшиным обозвал его принародно "демиургыном из наполеонычей". "Мы для таких, как ты, — сказал, — вроде солдаќтиков в строю. Махнут перчаткой и выполняй команду".

Горяшин смолчал: что с таким говорить.

Но все оказалось проще: зава переводили в соседний райком вторым секретарем. Это известие вызвало добродушные усмешки: "У нас он с чертом под ручку ходил, а туда заявится святым демиургыном". Молва разнесла догадки: "Сашу Жохова к себе забира-ет". И тут же другое: "Да почто он ему, на месте нового похлестче найдет".

О Горяшине разом забыли, посудачили и смолкли тут же. Что был он у них, что не был. Другой появится, не хуже и не лучше. Демиургын — он и есть демиургын. Займи то место хоть святой — и тот искусится, без покаянной молитвы где устоять сатанинских со-блазнов.

1

Подошел срок — и все утихомирилось, как в людском мире, так и в природе. И осеннее солнце вроде бы ласковей стало пригревать. И в души пахарей вселилась благо-датная забота о домашнем. А для многих, тоже желанная, беззабота. Заботиться-то о чем, коли дом — одни стены.

После появления Сухова в доме Кориных, тягостное ожидание кары у них исчезло. Иззябло и осело как смрадный туман в болотине. Вроде и не было того, что еще вчера наводило на скорбную тоску. Словно вихрь над головами путников пошалил и утих.

Но пережитое где-то внутри себя оставило след. Не могло не остаќвить. И студило природное тепло. Невнятно, исподтишка, тревожило недоуменное: а что же было-то, отчего и для чего?.. У кого-то ведь для всего этого был свой умысел. А что если без умысла. Просто раќзвлекался наветами на тебя, и злорадствовал, видя твои переживания и страдания от своих наветов. Злорадствовал, что кого-то приспичили по его доносам. Этим и жил. Такое время подошло… А теперь вот не доволен, что Корня не удалось побольнее стегануть. И потому не скажешь, что больше ничего такого не повторится. Как вот на дне буќтылки терпкого вина, загустел в душе осадок мутной горечи. Но и он, как сумрак ночи светом, растворяется добрыми помыслами и вестями. Вот уже и отпала над ними власть Горяшина. И те, кто его держался, попритихли. Но это до поры до времени. Будут ждать нового зава-демиургына, как черного колдуна обесованные. Ныне ихнее время: обесованных и демиургынов.

Старик Соколов Янов Филиппович сразу же после вестей о Горяшине, зашел к Ко-риным. Скорее для того, чтобы поостеречь Димитрия Данилоќвича. Сказал ему:

— Ты, Данилыч, и пообожди в тихости. Живи своей заботой в примиќрении. Верь одному — земле и небу. Нива обрадовала тебя урожаем, и лихо вот поотступило. Знамо, ненадолго. Зависть ретивых и будет подталкивать к скверне. С худом успели сжиться, оно и будет катиќться за нами, как колесо телеги за тем, кто ее везет. Многие и впќредь будут соблазняться сесть в эту телегу.

Яков Филиппович, пока ходили с проверками, прислушивался к разќным разгово-рам. Никого не осуждал и не защищал, плотничал смирно. Так вроде и шла жизнь, как ей надо идти. И дальше пойдет. Но под молчаливыми взглядами своего бригадира плотники невольно тревожиќлись. Работа не больно и клеилась. Тяпали, коли топор в руках, до-делывали недоделанное. Чаще курили. К Сонечке за бутылкой посылали. Яков Филиппо-вич на такое время уходил, чтобы не втягиваться в пеќресуды. Увещевать свою братию то-же не пытался. Тут сгонишь, другое место найдут, поукромней. От обиды на тебя еще и добавят. Ждал, как ждут в ненастье погоды. Солнышко глянет, день прояснится и человек к труду взовется.

И вот комиссии ушли, молва спала, как река после дождей. И слоќвно по благодати с колокольным звоном огласилось: Горяшин больше у них не появится. Никто не считал его единственным виновником всех нескладиц и неурядиц. Тоже как бы не от себя все совершал, долг исполнял. Кому-то он и благоволил. А тот уже по его хотению старался все делаќть. К нему даже и попривыкли. Но вот все равно весть, что его больше у них не будет, как тяжестью с плеч свалилась. Будто отнесло ветерком надоедливый запах и стало полегче дышать.

Яков Филиппович с плотниками немедля перешел на Большесельский комплекс, чтобы обновить перегородки. Жерди, колья, другие материќалы были припасены, но бри-гадир плотников медлил: сделанное без доброго настроя, и скотину отяготит твоим неду-гом. Кок бы все и ждало ухода от них Горяшина.