3

Рожь сжали. И Дмитрий Данилович с Лестеньковым снова корпели во дворе мас-терских над новым комбайном. Готовились к уборке яровых. Поспевал ячмень, подгоняла и пшеница. В эту осень решили бескомбайќновым способом убрать часть полей своего звена. Новизны в этом ниќкакой — древность. И верно говорится, что новое — это увиденное стаќрое. В крестьянстве ныне такое сплошь и радом. Дмитрий Данилович был уверен, что будущее у них за исконно крестьянским способом убоќрки хлебов. Он предполагает простую надежную технику, исключающую потери. Сохранить урожая — это вторая главная половина дела.

Стояли наготове переоборудованная валковая жатка, старый комбайн со снятой молотилкой… Изготовлены короба-прицепы для перевозки "хлебной массы". Новое вот словечко — куда от него денешься. Уборку решили начать с ячменя у Барских прудов. Часть сжать прямым комбайнированием, другую половину с обмолотом в нагуменнике. И сравнить.

Своей затеей Дмитрий Данилович заразил и звено Тарапуни. И он возќмечтал о мо-лотильном токе.

В поле, в мастерских за работой Дмитрий Данилович как-то забывалќся. Но каждый раз с тревогой шел домой. Анна не выходила из дому. Его встречала на крыльце Светла-на. По выражению ее лица он и угадыќвал как дома. Притихшими были и дети. Дочери с мужьями уехали, конќчились отпуска. Не переодеваясь, он первым делом заглядывал в комќнату к Анне. Она любила идущий от него запах поля, железа, бензина. Спрашивала, что делал. Заботливо посылала, чтобы умылся, переоделся да и поел.

Дмитрий Данилович не мог заглушить в себе мысли, что Анна умирает. Это ей предрешено судьбой. Если бы не разъяренный бык, так что-то другое подловило бы ее. Непосильная схватка души и сердца подломила и дедушку Данила. Во все времена труд-ных лет тихие совестливые люќди взваливали на свои плечи тяжкий непосильный груз, и несли его как свой крест искупления за грехи остального люда. Совестливые всегда неза-метны. Страдание их в себе, и они больнее других переноќсят общий недуг мирского люда. От окрика и хулы обороняются молчаќнием, привыкая к неволе как к зимнему вою ветра в печной трубе. И только боль сердца от скорбного гласа обиженной земли не унимается в них.

Мысли об Анне, что дни ее сочтены, наводили Дмитрия Даниловича на покаянные размышления. Может, и он чем-то обидел ее, словом, мыслью, взглядом… Дедушка просил Анну простить его. Винился, что вот не уберег. Но как он, председатель колхоза, мог уберечь ее, доярку, от зверя — быка, за которым она ухаживала. Но сама Анна пуще, в страданиях, винилась перед ним, умирающим, за свою порой несдержанность. Легче расставаться с жизнью, когда есть вера в свою праведность. Она, праќвда твоя, за тебя и остается на земле, в твоем доме. У Дмитрия Даниќловича расставание с отцом было по-крестьянски простым. Отец сказал: "Береги, Митя землю, держись ее, а меня прости за все". Дмитрий тоќже просил прощения у отца и заверил его: "От земли своей, от дома, куда мне, батюшка". Друг перед другом у них вины не было. А перед Анной, матерью, вина у каждого. И она вселенская: всех, всего люда, всего мира, перед матерью-родительницей. Так же, как и перед землей кормилицей.

Час прощания подошел неожиданно. Такое — всегда неожиданно.

Он подъехал к дому. Светлана выбежала к калитке, позвала, сказала:

— Все ждет, спрашивает, где Митя… Велела послать за дьяком Акиндием, чтобы особороваться.

Он сел возле ее изголовья. Анна смотрела на него без печали. И он в эту минуту с явью увидел, как возле их подбитого танка умирал от ран паренек пехотинец. "Ты давай вперед, — сказал он Дмитрию Данилоќвичу, — а я уж свое сделал…" И это чувство виноватости перед погиќбающим сотоварищем он вновь испытал. Все сливалось воедино. Никогда не привыкаешь к смерти человека, если она приходит раньше… Дед Галибихин, умирая, прощался с накопившейся годами усталостью. Отхоќдил как бы на отдых. И его мирно провожали в свой путь, где вечный покой.

Анна повела глазами в его сторону. Он взял ее руку и ощутил холод в ней. Не та-кой, когда зябнут руки, а текущий по жилам изнутри.

— Боялась не дождаться… — понял он скорее по губам эти ее слова. Потом голос ее поотвердел. — Митя, меня прости. А на тебя обиды нет никакой…

— И ты прости, — высказал он скорбно, с тоской, будто вина перед Анной была не-прощаемой.

Потом она вроде бы что-то вспоминала. И в ясном сознании высказаќла, как самое важное и необходимое:

— С Татьяной-то дай вам бог счастья… Душа-то моя и будет споќкойна…

Он не стал возражать ей, боясь невольной неправды. Промолчал. Во взоре ее уви-дел покой. Глаза полузакрылись в дреме. Она сделала последнее дело, которое непремен-но надо было сделать. И ушла.

Кажется, дедушка как-то сказал в беседе со стариками: "Если челоќвек осознает свою вину перед кем-то, даже обидчиком своим, это праќведный человек". Он свою Вину перед Анной осознавал, хотя и невольќной она была. Анна тоже винилась перед ним, же-лая, чтобы ему жилось лучше. А кто вот виновник во вселенской вине каждого перед каждым!..

1

Вечером на другой день приехали младшая дочь Настя с мужем и старшая — Тама-ра. Муж Тамары был в командировке, ожидали его в день похорон. Покойница была при-брана, положена под образа. Анна, как и дедушка Данило, верила в святую добродетель.

Детей поселили на верху, не велели выходить в пятистенок. Но Парсковья Кирил-ловна сказала Светлане, что не надо бы так-то. Пусть внучатки увидят бабушку под об-разами и запомнят. Прикоснуться по обыќчаю и бояться не будут. Боятся того, чего не ка-саются. Знать и таќкое им надо. Чего таить, что смерть есть и она обыкновенная. Как день начинается и кончается, так и человек.

И похороны умершей взяла на себя Прасковья Кирилловна. Светлана оставалась в той вере, что обычаи, сложившиеся в народе, само действо проводов усопшего, следует блюсти и ей. Пришел дьяк Акиндий и ночью читал молитвы перед покойницей.

До погоста гроб несли на руках. Тропа шла через убранное ржаное поле, пересека-ла большую дорогу. Проводить покойницу пришли и большесельцы, и миряне из других деревенек. Впереди шествия Прасковья Кирилловна послала свою племянницу Лиду. Дала в руки домотканный рушќник с расшитыми по концам красными петухами. Рушник был из приданого Анны Савельевны, может еще от бабушки. Покойница и завещала его себе в дорогу.

Лида шла впереди, держа рушник на вытянутых руках, протягивая его для приня-тия поклона первому встречному на пути. Этим добрым человеќком оказался секретарь райкома Петр Павлович Нестеров — "Первый". Заќметив шествие, вышел из машины. При-знав его, Лида растерялась. Но подошла и протянула рушник, как учила тетя Прасковья. Светлана тоќже смутилась. Лида ее ученица… Петр Павлович взял рушник и присое-динился к провожающим покойницу. Пошел рядом со Стариком Соколовым и Марфень-кой. А Лида так и шла впереди до могилы. Светлана в обычае идти с рушником впереди гроба с покойным усматривала уверование в бесконечность человеческой дороги. Отро-ком рушник передается встречному и дорога продолжается… Светлана опасалась, что не избежать объяснений, поќчему она ученице своей позволила исполнять религиозный обряд. Но и другая мысль нашла: почему обряд этот надо считать непременно религи-озным, а не народным?.. И кто, и как может запрещать соблюдать такие обряды?

Петр Павлович Нестеров не раз бывал в доме Кориных еще при дедуќшке Даниле, когда был инструктором райкома. Покойницу хорошо знал.

Светлане запали два слова, сказанные "Первым" на могиле Анны Савельевны: "Безответная", "Бескорыстная". "Мои мысли высказал о маме, — подумала про себя. И спросила себя же, — а видит ли он эту "Безответность" и "Бескорыстность" в других дере-венских людях, остаќвшихся при земле. И видел ли это в Анне Савельевне при жизни ее?.. Не слова ли это?.." Скорбь сердечная вырвалась и у Прасковьи Кириќлловны: "Прости, Аннушка, за все нас-то. Грехи наши забрала вот с собой. Мученица ты, добродетельница наша". В причитаниях простились и старухи. Марфа Ручейная, вся в черном, припала к гробу, коснулась губами лика усопшей, покинувшей этот мир. Стон какой-то утробный, беззвучный исшел из ее груди, и так остался над ликом усопшей… Агаша Лестенькова на-взрыд рыдала, называя покойницу Аннушкой… "Что же это — мирской люд оплакивает свою судьбу?.." — ворвалась мыќсль к Светлане. И уже не покидала ее.