Итак, в 1994 году МВД, очевидно, «потеряло» Михаила Черного. По крайней мере, документов, характеризующих его деятельность в России, в МВД не было. После того как он уехал из страны (вскоре после убийства Отари Квантришвили), оперативники спецслужб перестали интересоваться его бизнес-биографией. Интересно, по собственной воле или были еще какие-то обстоятельства, повлиявшие на это решение? Вполне вероятно, что вся собранная информация могла быть спецслужбами использована в каких-то своих, как теперь принято говорить, корпоративных целях. Или передана коллегам из других стран. По крайней мере, такой соблазн у МВД или ФСБ наверняка был. Впрочем, теперь, после того как у меня появилась информация о работе западных спецслужб в отношении алюминиевого олигарха, не оставалось сомнений, что Михаил Черный именно после 1994 года стал поистине фигурой мирового масштаба, мишенью всех спецслужб и разведок. Кроме российских. Может быть, именно поэтому («наши», мол, уже отошли от дел) еще один документ, вернее, стенограмму выступления одного из депутатов парламента на том же самом заседании Думы в феврале 1997 года мой «контактер» из ГУБОПа Николай Петрович будто бы случайно прикрепил к переданной мне папке в самом конце. Мол, разбирайся в этом сам.

Оказывается, после упомянутого выступления Куликова слово взял депутат Евгений Логинов. Его заявление показалось мне весьма интересным.

«Я хотел бы сказать, – говорил Логинов, – что сегодня в числе названных предприятий алюминиевой промышленности почему-то не назван Саяногорский алюминиевый завод и Новосибирский электродный завод. Я хочу сказать, что именно сегодня борьба братьев Черных за этот Новосибирский завод еще не завершена. Он фактически находится в руках „Залог-банка“ (а за спиной этого банка стоит банк „Менатеп“, за спиной этого банка стоят все те же братья Черные). „Залог-банк“ в последнее время играет против государственных интересов, и в самое ближайшее время мы имеем реальную возможность потерять это предприятие. И Новосибирский электродный завод позволит братьям Черным и международным транснациональным корпорациям установить полное господство и контроль над замкнутым циклом в алюминиевой промышленности. Я скажу, что помимо „Залог-банка“ с откровенно израильскими интересами (структура зарегистрирована в Монако) здесь появляются непонятные личности. Если вы сегодня назвали сообщество узбекских воров, то здесь же интересы братьев Черных представляет узбекский криминальный авторитет Али. И на Саяногорском заводе также открыто действуют эти люди».

Прочитав стенограмму выступления Логинова, я тут же вспомнил о том, самом первом разговоре на Якиманке с двумя бывшими офицерами КГБ, в котором всплыла впервые в этом расследовании фамилия алюминиевого олигарха и с которого, по сути, вся эта история началась. Ведь они работали именно в «Менатепе», а интересовала их в тот дождливый день 1994 года фигура Михаила Черного! Теперь я понимал почему. Они проверяли своего же партнера, хотели собрать про олигарха как можно больше информации. Причем любого характера.

Стоит заметить, что «Менатеп» будет позднее фигурировать и в материалах уголовного дела про фальшивые авизо, когда следователи начнут рисовать схемы отмывки денежных средств. Кроме того, этот банк засветился и в статье Ричарда Бехара в журнале «Форчун». Я уже упоминал этот материал. Там дословно сказано следующее: «"Менатеп": этот нефункционирующий российский банк получил от Trans World более 40 миллионов долларов и, по информации ЦРУ, был связан с организованной преступностью. Статьи в прессе называли его „клиринговым домом мафии“. Позднее оказалось, что следователи по делу Bank of New York также заинтересовались банком „Менатеп“, включая и одну из компаний в Женеве, частично принадлежащую „Менатепу“»...

Теперь все, пусть даже маленькие детали этого расследования срастались в единую картину...

Но вернемся к стенограмме. Меня интересовало, сказал ли хоть что-нибудь кто-либо из депутатов, слушавших по-настоящему сенсационный доклад Куликова и выступление своего коллеги Логинова? Оказывается, нет, они пошумели немного в кулуарах и разошлись... А что же правоохранительные органы? Они, увидев полное безразличие парламента, просто свернули всю свою работу? Или все же решили ее плодами воспользоваться? Понятно, что на Житной улице я ответа на этот вопрос никогда не получу. Кто же из генералов МВД мне скажет!

Как это ни странно, но наиболее правдивый ответ на этот вопрос мог бы дать сам Михаил Черный. Или кто-то из его близких друзей, партнеров. Тем более мне как раз предстояло встретиться со многими людьми, которые могли бы добавить красок в его портрет. Кстати, одним из них был Константин Боровой, хороший знакомый Черного еще со времен существования Российской товарно-сырьевой биржи, через которую, как мне приходилось слышать, реализовывались бизнес-сделки по продаже алюминия за рубеж. Я договорился с бывшим президентом биржи о встрече на улице Маросейка, недалеко от его офиса.

Бывший президент РТСБ, известный предприниматель Константин Боровой назначил мне встречу в ресторане «Суши-тайм». Я приехал раньше времени и занял столик в углу зала. Привычка приезжать чуть раньше собеседника у меня выработалась давно. Лучше первым увидеть место встречи. Впрочем, я понимал, что мы сейчас – в центре Москвы, а не где-нибудь в Гудермесе или Грозном, здесь не будет стрельбы, никто нас не прослушивает и разговор не записывает. Но чувство тревоги не покидало меня. Пока я ждал Борового, мне почему-то все отчетливее казалось, что Михаил Черный давно знает, что кто-то пытается, колеся по всему миру, собрать о нем как можно больше любой информации. Так или иначе, кто-то из тех людей, с которыми мне уже удалось поговорить, ему наверняка все уже рассказал. Мне же не терпелось поговорить с ним самим лично. Будет ли у меня такой шанс? Согласится ли Черный встретиться с московским журналистом?

Мои размышления прервал вошедший в зал ресторана Константин Натанович, севший сразу же за мой столик. Я знал, что Боровой не так давно записал с Черным несколько часов интервью, знал, что у них прекрасные, почти дружеские отношения. Что и как будет говорить бизнесмен о своем израильском приятеле, мне в целом уже было ясно. Но именно этого я и хотел. Мало кто, говоря о личности и бизнесе Михаила Черного, говорил о нем что-то хорошее. Мне теперь хотелось увидеть этого загадочного алюминиевого олигарха глазами его товарища.

– Я вообще могу быть адвокатом крупного бизнеса, российских олигархов. Мне эта роль привычна, – так начал наш разговор Константин Боровой, как будто прочитав мои мысли. – Феномен Михаила Черного заключается в том, что он очень грамотно вложил свои средства – а его стартовый капитал как «цеховика» (он занимался производством тапочек, кроссовок, платков) составлял около 200–400 тысяч долларов – в промышленные схемы, я бы так это назвал. Он придумывал десятки схем: как заплатить деньги рабочим, когда денег в стране не было, как вытащить из долговой ямы АвтоВАЗ (а он работал и там). Платил, например, одному предприятию машинами, если не было денег, а брал взамен другой товар. Это был очень разумный бартер. Таких схем у Миши были сотни. Он разбирал экономические завалы в стране. И вытащил алюминиевую промышленность из комы. Миша в то же время работал как консалтинговая компания. К нему все обращались с просьбами, за советом. Например, один вице-премьер правительства, предположим, Сосковец, просил: «Миша, экономика задыхается. Найди решение проблемы в таком-то спектре рынка». И Черной ехал куда-то, встречался с людьми, находил деньги, брал кредиты. Ему все верили, было достаточно одного его слова, не надо было ни указов Президента, ни каких-то команд сверху. У него все получалось, потому что была репутация успешного в бизнесе человека. Сосковец просто просил его помочь – в угольной промышленности тогда был кризис, и правительство просило Черного как-то его разрешить. И Черной эти проблемы решал. Ну а консалтинговый бизнес ведь тоже приносит деньги. В этом смысле Миша всегда работал на самого себя. Он хотел заработать. Он – первый кризисный менеджер в истории России!