Первая тут же прекратила отвечать на вопросы. Вторая материла нас так, как недавно материла теперь мертвая девица, переодетая бабкой в сожженной деревне.
Я посчитала, что нам с парнями стоит ретироваться, по крайней мере временно, и доложить об услышанном.
— Фигня полная, — сказал Афганец и посмотрел на мага Альберта. — Поработаете с красотками?
Альберт Михайлович кивнул.
— Приведите первую, — велел Афганец. — Послушаем, что расскажет интересненького.
Альберт, правда, заявил, что предпочтет общаться с дамочками с глазу на глаз. Афганец выделил помещение.
Но допрос даже под гипнозом не дал нам ничего. В головах у девиц была страшная каша.
Обе в свое время подверглись изнасилованию, потом долго лечились, проходили курс реабилитации в одном из кризисных центров города, в отделении помощи жертвам сексуального насилия. Именно там им предложили пойти на курсы самообороны. Обе согласились и на этих курсах и познакомились.
Занятия проводились в городе, инструкторы (все — женщины) также вели с каждой девушкой долгие беседы. Потом состоялся их первый выезд в замок из красного кирпича.
А вот там, как понял Альберт Михайлович, и началась настоящая обработка… Правда, и в замке проводились занятия. Но там девушки уже сражались с мужчинами. В первый раз их обеих сильно избили. А наставница, приставленная к ним и еще двум девушкам (которым тоже досталось), заявила: вы видите, как вы еще плохо готовы? Тренируйтесь. Одна из четырех новеньких после того случая вообще отказалась продолжать обучение. Ее это избиение мужчиной сломило. Она то ли сама ушла из группы, то ли ее отчислили. Три другие (включая наших пленниц), наоборот, решили стать сильнее и тренировались теперь с удвоенной энергией. Схватки с мужчинами время от времени повторялись. Позволялись любые приемы. На тренировках же с инструкторшами в зале и во время сражений со спарринг-партнершей использовались шлемы и всевозможные защитные насадки. Иногда на бока и грудь даже надевались поролоновые подушечки, чтобы падать было не так больно. Сражения же с мужчинами рассматривались, как экзамен. Не выдержала — расхлебывай сама. Твои синяки — твои проблемы.
После успешного сражения (когда наконец девушкам удалось отправить соперников в нокаут) им объяснили, что они теперь могут пройти посвящение. Им предстояло выдержать еще одно испытание. Оно заключалось в лежании в гробу всю ночь, вернее, не всю — ритуал начинался в полночь, а из гроба посвящаемую могли извлечь и в пять утра, и в семь. В гробу имелся специальный датчик, так что испытуемая в любой момент могла дать сигнал, чтобы ее вытащили, — если ей станет плохо или она решит отказаться от испытания. Но, как правило, его все выдерживали. Это считалось очень почетным, и всем хотелось попасть в ряды избранных.
Двум нашим пленницам было ужасно страшно, но они понимали необходимость испытания. Они должны стать сильными — иначе их так и будут бить и насиловать в дальнейшем. А если выдержала ночь в гробу — то уже все нипочем. Они очень боялись, что задохнутся, но, как оказалось, воздух поступал в ящик в достаточном количестве. Ведь в землю гроб не закапывали, просто опускали в какой-то склеп, а там, видимо, имелся доступ кислорода сквозь не заметные глазу щелочки. Страшнее всего было пение на непонятном языке, исполняемое старшими девушками. Оно заставляло все внутри похолодеть. Потом лежащую в гробу заставляли отвечать на какие-то вопросы. (Именно это и слышали наблюдавшие за происходящим из-за склепов у реки? Или в гробах в землю опускали не только испытуемых, но и плененных мужчин?)
После того как девушки прошли испытание, им стали давать какие-то задания. Правда, пока наши две пленницы не успели выполнить ничего серьезного: они прошли испытание только в начале лета. И вот сегодня они провалили задание… Их взяли в плен мужчины… Это считалось самым худшим из возможных результатов.
Во время допроса Альберт Михайлович также выяснил, что девушкам регулярно выплачивали стипендию, на которую можно было не только жить самим, но и помогать родителям, им сняли однокомнатную квартиру на двоих. Большая часть девушек жили в городе, а самые избранные, прошедшие несколько ступеней посвящения, — в замке. Это считалось очень престижным, и все к этому стремились. Замок воспринимался как нечто типа горы Олимп, где обитают боги.
Самым удивительным оказалось то, что ни одна, ни вторая ничего не знали про ампулы с ядом, вставленные им в зубы.
— Ваши выводы? — спросил Афганец у Альберта Михайловича, прослушав пленку допроса и одной, и второй девушки. Поскольку Альберт Михайлович общался с каждой из них один на один и никто из нас при допросе не присутствовал, во время разговора крутилась пленка.
Маг усмехнулся и с хитринкой в глазу повернулся ко мне.
— Мне кажется, это какая-то феминистическая чушь, — заявил он. — Побить мужиков, раздавить. Мужчины — ничто, женщины — все. Все могут, так как умнее, сильнее, хитрее и так далее.
— Вообще-то феминистки всегда боролись за равные права с мужчинами, — невозмутимо заметила я. — Тут вы что-то напутали.
— Ну, может, это не классический феминизм, — ретировался Альберт Михайлович, — а так, утрированная вариация на тему. — Он помолчал немного и добавил: — Но это однозначно секта. Подбирают или изнасилованных, или бывших путан (есть там такие, эти две упоминали), или просто мужененавистниц. Приветствуется лесбийская любовь, как вы слышали. Наверное, руководство тоже относится к одной из этих категорий. Но для того, чтобы все это организовать, требовались немалые средства.
— Средства были, — кивнул Афганец и рассказал про наследство.
— Вот только интересно, сколько эта бабуля оставила Ипполите? — медленно произнесла я. — Насколько хватит этих денег, если, как мы поняли, они не требуют никаких выкупов?
— Ну, может, и требуют, — заметил Афганец. — У нас слишком мало информации, чтобы это утверждать. Или начнут требовать в самое ближайшее время.
— Я не могу поверить, что эти дамочки устроили все это, чтобы просто мстить мужикам, — признался Альберт Михайлович. — Ведь какие организационные расходы! Тут ведь строительство, подбор кадров, их подготовка, квартиры им даже снимают, стипендии платят… Какое бы наследство ни было — это слишком много.
— Не верите, что все это дело рук одной ненормальной бабы? — усмехнулась я.
— А ты веришь?! — взвился Афганец.
— Секундочку, — подал голос Павел Леонидович, слушавший все внимательно и пока с комментариями не встревавший.
Мы все повернулись к нему. Павел Леонидович предложил еще раз внимательно прослушать пленки. Ведь первый раз мы хватали только основную информацию.
Когда пленки прокрутились во второй раз, Павел Леонидович заговорил вновь, заметив, что, судя по всему, в организации две руководительницы — Ипполита, про которую нам всем хорошо известно, и некая Лейла. Ее называли трижды, просто мы не обратили внимания.
— Имя-то нерусское, — заметил Афганец.
Я напомнила, что даже мы с Веркой и Сашкой видели арабку среди амазонок. Более того, ее видели бабульки, когда амазонки искали Витю, Марининого мужа.
— Признаться, я вначале решил, что Лейла — инструкторша вот этих, — Альберт Михайлович кивнул вниз.
— Это что, какая-то международная феминистическая организация?! — прошипел Афганец. — С филиалами по всему миру?
— Вы представляете что-то подобное в арабской стране? — заметил Альберт Михайлович.
— Но если тут есть арабка?!
— Она удовлетворяет свои феминистические потребности, которые не может удовлетворить у себя на родине. Потому что у нее в стране за подобное высекут где-нибудь на центральной площади. Или камнями закидают.
— Камнями закидывают за измену, — заметила я.
— За феминистический бред тоже надо закидывать, — многозначительно посмотрел на меня Афганец. — Я бы лично закидал. Или просто хорошо поддал ремнем по заднице. Хотя некоторые, наверное, считают, что им нужно памятник ставить за развитие феминизма в одной отдельно взятой местности.
