После прочтения сочинения Плутарха стало многое понятно и в поведении наших амазонок. Современные, как и древние, были уверены, что женщине плохо с мужчиной. Древние, например, отправились в Аттику мстить грекам за разрушение своего города и освобождать Антиопу из тяжкого плена. Но она сражалась рядом с мужем. Она любила его и не хотела покидать. А амазонкам это было непонятно.
Родственники с охранниками также ознакомились с творениями Овидия и Вергилия. Если и не выяснили все, что нас интересовало об амазонках, по крайней мере повысили свой образовательный уровень. Я их действия очень одобрила.
— А что это вдруг вам захотелось сделать экскурс в историю? — спросила я.
— Думали, найдем что-то про подземные ходы, — сказал Сашка.
Но, к сожалению, в купленной литературе про подземные ходы ничего не было. Признаться, мы вообще нашли мало параллелей. Наши амазонки не особо-то руководствовались историческим материалом. Совпало только имя одной из цариц. Мы даже не нашли нигде упоминания кольчуг, в которые они почему-то облачались. Были луки, боевые топоры, легкие щиты, шлемы, которые они изготовляли сами.
— По-моему, кольчуги — это вообще что-то средневековое, — заметила я.
— Нет, мама, — просветил меня сынок. — Кольчуги получили наибольшее распространение в Средние века, но появились они в Ассирии в десятом веке до нашей эры.
— Наверное, эти дамочки просто развлекались, — высказала предположение Верка. — Лана, ну подумай сама. Сравни все, что нам известно. Решили вернуть матриархат в одном отдельно взятом замке.
— Но они убивали, Вера, — напомнила я. — Они калечили людей. Что же это за развлечения?
16 августа, понедельник
Воскресный день прошел относительно спокойно, мы съездили на карьер, вечером я рано легла спать. В понедельник начиналась новая трудовая неделя.
Часов в пять вечера в понедельник услышала шум в зале, где мы принимаем клиентов. Но выйти туда сама не успела: дверь в мой кабинет распахнулась, и в него вихрем влетел Лешка, в очередной раз свалив по пути столик с рекламными проспектами.
— Водички выпьешь? — спокойно спросила я. — Или коньячка?
Лешка уже хотел что-то завопить, но, раскрыв рот, его закрыл, выдохнул, посмотрел на меня и сказал:
— Водички.
Я налила ему стакан из графина, Лешка его осушил. Прислушиваясь к тому, что делается в зале, я поняла, что сопровождающие Лешку молодцы опять налаживают контакты с моими девочками. Может, нам с Лешкой еще свидетелями на свадьбах придется выступать. Или посажеными отцом с матерью.
— Чего примчался? — спросила милого. — Ход раскопали?
— Нет, — выдохнул Лешка. — Копают пока. Ты же видела, какая там площадь?
Я-то видела, но я также знала, что чем больше людей, тем больше бардака. А если там в основном еще и лица мужского пола… Надо поговорить, посоветоваться, перекурить, обсудить события в мире, в стране, затем помыть кости начальству (и Лешке, и милицейскому), послать гонцов за пивом или продукцией бабки Никифоровны. Бабка-то, бедная, небось теперь денно и нощно самогон варит. Аппарат-то у нее не перегорит? Или запасной есть?
Я вопросительно смотрела на Лешку. Он не стал больше испытывать мое терпение и сообщил, что сегодня с утра своему знакомому милиционеру позвонил один работник типографии, принадлежащей моей приятельнице Марине. В обед они встретились, и работник типографии передал сотруднику органов весьма любопытные листовки, которые им заказано срочно напечатать, отложив остальную работу. Хозяйка аж лично звонила откуда-то из Африки.
Милиционер, ознакомившись с содержимым листовки (вернее, переводом, сделанным кем-то из сотрудников типографии, знающих французский язык), передал ее в ФСБ — она оказалась по их части.
— Ознакомься, — протянул мне Лешка смятый листок, который извлек из кармана брюк.
В листовке говорилось про борьбу за независимость, национальное освобождение и прочие подобные вещи. Текст, врученный мне Лешкой, был на французском языке, которым я владею не так хорошо, как английским, но изъясниться и читать в состоянии. Никакой подписи внизу не стояло.
— А к кому обращаются-то? — подняла я глаза на Афганца.
— Вопрос, конечно, интересный, — вздохнул он. — Но раньше подобные листовки печатали арабской вязью, которую в типографии никто не в состоянии прочесть. Но был точно такой же формат, бумага, в общем — все то же самое, только другой язык.
И тут я вспомнила, что говорил мне в пятницу вечером интерполовец. Какая-то новая дамочка из России прониклась борьбой алжирского — или арабского — народа и сейчас путешествует по Северной Африке. Марина? Значит, она тоже одна из амазонок? И в ее типографии печатались эти воззвания? Но как их доставляли по назначению?
— Ты что, не знаешь, что через таможню можно переправить все, что угодно? — устало посмотрел на меня Афганец. — А тут ведь не контейнер даже, тираж умещается в чемодан.
Лешка добавил, что сотрудники типографии и Марининого издательства сейчас с готовностью отвечают на вопросы следователей. Правда, особо интересной информации предоставить не могут. Однако все отметили, что в последнее время у издательства наметился крен в сторону феминистического движения. А листовки печатали уже примерно год.
— Но ведь кто-то должен их забирать? — спросила я.
— Уже готовится группа захвата. За тем, или скорее — той, кто приедет за ними, проследят. Так, надеемся, удастся выйти на новое логово этих самых амазонок.
Глава 27
Санкт-Петербург, 17 августа, вторник
На следующий вечер, когда я только вошла домой, позвонил Лешка и пригласил к себе всю нашу семью вместе с Веркой и охранниками. Он был готов рассказать нам о достигнутых успехах.
Когда мы приехали на моей «БМВ» и вошли в Лешкины апартаменты, нас встретил Вовчик, правда, немного похудевший и осунувшийся.
Не сговариваясь, мы с Веркой бросились к нему на шею. Затем Костя с Сашкой по-дружески обняли его.
— Тебя надо откармливать, — сказал братец. — Приезжай в гости.
— Так, Вовчик, — вылетел в коридор Афганец, — давай-ка неси еду.
— Костя, помоги, — велела я брату и вслед за Лешкой проследовала в гостиную, где нас уже ждал сервированный стол.
За трапезой Лешка приступил к рассказу.
За листовками приехала одна из начинающих амазонок, которая и привела группу захвата к квартире на Захарьевской улице, неподалеку от Большого дома.
«Интересное место выбрали девушки», — усмехнулась я про себя.
На квартире взяли и Ипполиту, и ее двойника, и двойника Лейлы (вернее, девушку, выглядящую так, как Лейла до пластической операции), и еще нескольких амазонок из основного ядра. У них сразу же вынули ампулы с ядом. Правда, Ипполита ничего подобного во рту не носила — как и нигде в одежде. Она не собиралась умирать.
Более того, она очень многого не знала…
— Притворяется, — заметила Верка.
Афганец покачал головой.
Несколько лет назад, когда Ипполита узнала о существовании родственницы, живущей в Швейцарии, у предгорья Альп, она тут же поехала к ней. В те годы все ее путешествия оплачивал Олег Макаров. Она сказала ему, что едет просто покататься на горных лыжах. Зачем было мужу знать, что у нее обнаружилась богатая прабабка?
Они с прабабкой сразу же нашли общий язык, несмотря на разницу в возрасте, проживание в разных странах, разное воспитание: обе обожали путешествия по экзотическим местам, охоту, мужчин разных рас и национальностей. Ипполита даже пожалела, что не встретилась с прабабкой раньше. Та, по всей вероятности, тоже.
Ипполита захотела переехать к прабабке: у той в домике было достаточно места для двоих. Более того, светило немыслимое наследство, прабабка не возражала, а, наоборот, поощряла путешествия Ипполиты, муж ей опостылел, и жила она с ним только из-за денег. Теперь же денег хватало и без него. Однако требовалось урегулировать кое-какие формальности в России, в частности развестись с Макаровым.