Я пулей влетела внутрь и пристроилась рядом с мужчиной на столе, затем нажала на две точки на шее, что, как я знала, должно было привести человека в сознание. Мужчина дернулся, и из его горла уже опять был готов вылететь вой. Я закрыла ему рот рукой, как недавно закрывала Косте.

Если бы у этого типа не были выбиты зубы, он прокусил бы мне ладонь насквозь.

На меня смотрели безумные глаза, зрачки дико вращались, я почувствовала, что изо рта готова политься пена, смешавшаяся с кровью… Все тело совершало какие-то конвульсивные движения и уже начало снова ослабевать: мужчина был готов отключиться.

— Имя! — резко спросила я повелительным тоном, на мгновение снимая руку с его рта.

— Карен, — промычал мужчина.

— Фамилия!

— Мовсесян, — выдал мужчина и потерял сознание.

Я слезла с него, выскочила в склеп, где Костя в некотором роде пришел в себя в основном благодаря Веркиным поцелуям, и сказала:

— Сваливаем отсюда!

Костя резко дернулся ко второй открытой нише (пока я в ней занималась делом, ему было недосуг: от Веркиных поцелуев он обычно забывает обо всем), увидел голого мужчину и пролепетал, глядя на меня:

— А он?

— Идти он не может, — сказала я, — мы сами спасти его не в состоянии. Надо вытаскивать тебя.

— Но мы не можем его бросить! — взвился к потолку Костя.

— Мама! — раздался громкий шепот сына снаружи. — В замке открывается дверь.

Это окончательно решило дело.

Заставив Костю пригнуться, мы на четвереньках вылезли из склепа, я для вида все-таки закрыла решетку на «собачку», и мы вслед за сыном рванули к кромке леса, из которого начинали свое путешествие.

Костя больше не спорил, выполнял все указания, а по резвости напоминал олимпийского чемпиона в беге на спринтерские дистанции.

Вбежав в лес в том месте, откуда из него выходили, мы перевели дыхание. Я взяла бинокль из Сашкиных рук и направила его на замок. Там вновь все было спокойно. За такое время они, пожалуй, не успели бы дойти до склепов… По тропинке тоже никто не шел.

— Тихо! — приказала я своим, прислушиваясь.

Сашка в это время приложил ухо к земле.

— Нет, вроде бы никто за нами не гонится, — сказал ребенок через минуту.

— Лана, вы взяли что-нибудь поесть? — вдруг шепотом спросил Костя.

— Я бы тоже не отказался, — подал голос сынок.

— Да вы бы хоть отошли от кладбища немного, прежде чем о еде говорить! — воскликнула Верка укоризненно, пока я не успела ответить.

— Сколько раз я ни был на кладбище, там всегда кто-то пил и закусывал, — невозмутимо заметил сынок.

Я не особо удивилась его словам: поскольку Сашку на кладбище брала с собой только в Троицу, у него вполне могла возникнуть такая ассоциация. Да и вообще наш народ любит выпить и закусить на могилке. Национальная традиция, можно сказать. Но в любом случае мы еду с собой не брали.

Я решила больше не искушать судьбу. Верка с Сашкой со мной согласились безоговорочно, Костя хотел что-то возразить, но мы перевесили большинством голосов и всей компанией отправились к машине.

Братец рухнул на заднее сиденье и так и лежал бы там, если бы нам не требовалось также усадить туда и сына. Но Костя все равно остался в полулежачем состоянии, что я приветствовала: не надо никому показывать, что у нас в машине появился четвертый человек. Ведь деревенские же наверняка помнят, что нас было только трое.

Когда мы с Веркой тоже сели в машину, я повернулась назад и сказала братцу:

— А теперь рассказывай!

Вместо рассказа у братца началась очередная истерика. Он вопил про каких-то сумасшедших баб, потом стал проклинать женский пол в целом, после чего весь сотрясся в рыданиях. В таком состоянии я братца не видела еще ни разу, а он продолжал то размазывать слезы по лицу, то вопить про баб, то его опять начинало трясти в истерике.

Мы переглянулись с Веркой.

— Трогай! — шепотом сказала я ей. — Его вначале в чувство надо привести.

Верка кивнула, Костя продолжал рыдать сзади, Сашка его успокаивал.

При приближении к озеру Сашка вспомнил, что мы также собирались купаться. Его неожиданно поддержал Костя, заявив, что мечтает влезть в воду, чтобы смыть с себя могильную грязь.

— Давай в самом деле, что ли, — взглянула на меня Верка.

— Заверни в рощицу, — предложила я ей, — чтобы на всякий случай никому не мозолить глаза.

Обернувшись на Костю, я подумала, что купание может пойти ему на пользу, в особенности если еще и вода в озере холодная.

Верка съехала с шоссе недалеко от деревни (она явно была не первой, кто съезжал в этом месте, — судя по примятой траве) и, следуя по колее, частично обогнула рощицу, стоящую со стороны «обычных граждан», и уже там поставила «Сааб», заметив укромное место для машины под каким-то развесистым кустом. Мы все вышли, размяли ноги, которые почему-то затекли за такое короткое время (или сказывались переживания?), Сашка прихватил сумку с полотенцами и боезапасом (правда, у меня пистолет так и был заткнут за пояс), Верка закрыла машину, и мы тронулись в направлении озера. Нам предстояло пройти метров сто.

Их мы преодолели без приключений и оказались на узкой полоске берега, поросшего травой. Трава оказалась примята: тут явно загорали деревенские жители. С противоположной же стороны не возвышалось никакой рощи, берег был широким и частично песчаным. Возможно, песок завезли хозяева особняков.

Ни на одном, ни на другом берегу не было людей. Компания, не так давно веселившаяся у спуска к воде рядом с единственным стоящим на берегу домом, угомонилась, хотя из особняка и слышались звуки музыки. Упились, нажрались от пуза, искупались, теперь поплясать — и по койкам. Прекрасная программа для субботнего вечера. Простые советские граждане (вернее, граждане советской закваски) тоже уже устали, после трудовой недели повкалывав на участках, истопив баньки и приняв на грудь лекарство, правда, худшего качества, но, возможно, не в меньшем количестве.

Нам же после очередной порции совершенных подвигов хотелось смыть с себя грязь. И чего не купаться теплой летней питерской ночью? Тем более если все жители обеих деревень могли сделать это днем, а у нас такая возможность отсутствовала.

— Ой, блин, вы только посмотрите, что с моими ногами! — воскликнула Верка, наконец оглядывая себя. — Костя, неужели нельзя было падать поаккуратнее? Обязательно нужно было тащить меня с собой!

— Веруша, прости! — прижал руки к груди братец. — Я не хотел!

— Лана, неужели нельзя было плиту нормально поставить? — не унималась подружка. — И, как всегда, все на меня посыпалось! Костя, ты же мужчина, нет чтобы подставить тело под камни! Оно же у тебя не рабочий инструмент, как мое!

— Верочка, я бы с радостью за тебя поработал, — пролепетал Костя, слезы на глазах которого, к моей радости, высохли, — но, боюсь, не получится.

— Интересно было бы посмотреть на лица твоих клиентов, если бы ты вместо себя прислала Костю, — глянула я на Верку.

Сашка хихикнул.

— Да я, в общем, не в обиде, — смилостивилась Верка. — Искупаемся, потом ты, Лана, мне царапины обработаешь. Хотя вот тут, похоже, синяк будет… И шорты с блузкой надо стирать!

— Тетя Вера, кто же так одевается для лазанья по склепам? — ехидно заметил сынок перед тем, как броситься в воду, пока Верка не успела ему ответить.

— Ты посмотри, во что твоя мать одевалась и тебя одевала! — рявкнула Верка, бросаясь за Сашкой в воду. — Если бы сказала мне, что в камуфляж, я бы в камуфляж оделась!

Как и обычно, у Верки во всем была виновата я.

— Не ругайтесь, пожалуйста! — проблеял Костя. — Я все постираю.

С этими словами братец тоже прыгнул в воду. Отходит? Слава богу! Мне не терпелось узнать про его злоключения, но, пожалуй, придется подождать.

Я осталась на берегу, помня старую добрую истину: береженого бог бережет. Кому-то надо было стоять на стреме: а вдруг за нами уже увязалась погоня? А вдруг тут еще кто-то в засаде сидит? Да ведь и просто могут вещички спереть местные хулиганы — и из корыстных соображений, и просто из спортивного интереса. А у нас с собой было много ценного…