– Одна выжила.

Красавин застонал.

– Скажите мне: зачем? Почему? Потому что они слышали угрозы Лиды в мой адрес? Ведь эти же двое – Лида и ваш сын – вызвали вас. За помощью? Но почему вы…

– Лидка с Жоркой не помнили точно, что говорили. Но явно говорили лишнее. И…

Игорь Георгиевич потер лицо руками, на меня не смотрел.

– Что вы хотите от меня? – спросила я прямо. Время было позднее, я устала, а завтра не поспишь – с Ильичом Юрьевичем договорились к Самохваловой ехать.

– Обещай мне, что позаботишься о Лидке. Что не лишишь ее всего. Теперь-то я уж точно отправлюсь в бега. Помочь ей не смогу.

Я непонимающе уставилась на Игоря Георгиевича.

– Не доходит? Может, через какое-то время дойдет.

– Я понимаю, что вам нельзя здесь оставаться. И вы все равно не исключаете, что вас арестуют. Но ведь конфискации…

– Ее в любом случае отменили, – перебил он. – И по грозящим мне статьям она не полагалась. Нет… Просто о Лидке некому будет позаботиться.

– Но у нее же есть отец!

– Он – не жилец. Дай слово, что девка не останется без гроша в кармане. Или, клянусь, буду приходить к тебе по ночам даже с того света – спать не сможешь. Ты, Наталья, по-моему, – самый порядочный человек во всей этой истории. А я должен о Лидке подумать. Она совсем одна остается.

Я дала. Признаться, меня поразила такая забота дяди. Но, может, у человека к старости просыпается любовь к родственникам? И таким образом Красавин отмаливает свои грехи?

Игорь Георгиевич стал собираться. Перед уходом я спросила у него, почему он ни разу не упомянул Андрея Голованова и Джеймса Блэка. Он разве не считает их кандидатами на роль возможных воров?

– Их? Воров? Ну что ты, Наташа. Эти двое как раз расследуют исчезновение. Они коллекцию не крали, они ее ищут. Вот только кто их нанял – большой вопрос.

Красавин оставил мне телефоны, по которым его можно пока найти. Я заперла за ним дверь, прислонилась к ней спиной и закрыла глаза. Зачем он все-таки приходил? Хотел послушать мое мнение? Направить в какое-то русло? Не прямо, а косвенно попросить что-то узнать? Или заставить? Например, у Сони…

Сил убираться не было. Я почистила зубы и рухнула в постель.

– Они теперь детективы? – перебравшийся в Англию бизнесмен долго смеялся. – Ну ты меня повеселил. Слушай, попроси их… нет, не надо. Знаешь, как надо сделать? Напомни Лехе про пересыльную тюрьму в Свердловске. За ним должок имеется. А Кривому напомни про сосну. Он поймет. Он мне жизнью обязан. Пусть поделятся с тобой всем, что собрали.

Утром я еле встала, приняла холодный душ, чтобы проснуться, потом горячий, чтобы не простудиться, после второй чашки кофе почувствовала себя человеком.

В машине Ильич Юрьевич сразу же вручил мне каталог.

– Это вам. Персональный экземпляр.

– Подарок от правоохранительных органов? – улыбнулась я.

– Можно считать и так.

Рассматривать каталог за рулем я не могла, поэтому просто перекинула его на заднее сиденье. По пути мы обсуждали, что я должна говорить Самохваловой.

– А под гипнозом с ней не работали? – уточнила я.

Ильич Юрьевич покачал головой. Я обратила внимание на то, какой у него измученный и пришибленный вид. В возрасте рецидивиста Красавина следователь Человеков, если доживет, будет выглядеть не лучше, а то и хуже, хотя и не прошел лагерей и пересыльных тюрем. Более того, в Ильиче чувствовалась апатия, какая-то надломленность, а ведь трещина может углубиться… От него точно не исходила внутренняя сила, которая есть в Красавине. Хотя Ильич честно выполняет свою работу, вон вчера примчался по первому требованию, взяток, похоже, не берет. Но он по жизни – неудачник.

А Красавин? Как я поняла, пожил он лихо, воровал, гулял, садился, выходил… Познал любовь – мать Жорки, как я знала, любила его всю жизнь. И вообще, наверное, по молодости этот старый антиквар был весьма привлекательным мужчиной… А как готовит!

Машину я поставила в кармане у дома Самохваловых, в ряду других автомобилей. Для дневного времени, по-моему, их было многовато. Или это авто неработающих жен, которые только-только проснулись и раздумывают, куда отправиться – на массаж или в бассейн?

Анна Игоревна явно ждала нас и выглядела совсем не так, как в предыдущие наши встречи. На этот раз перед нами предстала не мегера, не разъяренная фурия, выкрикивающая проклятия, а вполне милая женщина. Значит, в самом деле ей что-то давали? А теперь организм почистили и она стала нормальной?

Она приготовила кофе, и мы уселись за небольшим столиком в красиво оформленной большой и светлой комнате. Все было выдержано в бежевых тонах. Как я поняла, квартиру сделали из двух соседних.

– Мне говорили, что я к вам приходила, – улыбнулась она мне. – Но я, признаться, этого не помню. Мне кажется, мы видимся в первый раз.

Я рассказала ей про ее вечерний визит, только не стала перечислять все использованные ею слова. Анна Игоревна закрыла лицо руками. Ей было стыдно.

– Это была не я! Не может быть!

Сидя напротив этой приятной полной женщины, я теперь тоже считала, что она сама по доброй воле не могла устроить ничего подобного. Если бы я своими глазами не видела, как она носилась вокруг дачного домика за юной дивой…

– У вас никаких воспоминаний не всплывает, когда вы видите Наталью Петровну?

– Никаких.

– Вы никогда нигде не пересекались – если не считать последних встреч?

Мы обе покачали головами.

– И простите… – Анна Игоревна посмотрела на меня. – Вы совсем не во вкусе моего мужа.

– А вы… знаете про… – я не представляла, как спросить.

– Про то, что он иногда ходит налево к юным стриптизершам? Знаю. И смотрю на это совершенно спокойно. Принимаю как факт жизни. Юра – бизнесмен, и ему по рангу положено иметь молодую любовницу, иначе люди не поймут. Но он всегда возвращается в семью. Семья для него – святое. Нас он не оставит. Меня не бросит. А в старости мы будем вместе гулять в парке и кормить голубей. – Говоря все это, она очень дружелюбно улыбалась. Я же не понимала, как это все можно так спокойно принимать. Или это отношение – еще одна причина, помимо денег, заставляющая Самохвалова всегда возвращаться? Зачем ему молодая жена, которая станет устраивать истерики по поводу и без, когда есть такая плюшка Анна Игоревна, которая не станет? Или не делала этого до недавнего времени.

Внезапно в дверь позвонили. Мы все замерли на своих местах.

– Так, я скроюсь, – объявил Ильич Юрьевич, схватил чашку с кофе и исчез в соседней комнате, откуда при приоткрытой двери он все услышит.

Анна Игоревна впустила в квартиру мужчину совсем неприметной внешности и неопределенного возраста – от тридцати семи до пятидесяти двух. Я именно так определила возрастные рамки. На таком типе никогда не остановишь взгляд, а остановив, через минуту забудешь, как он выглядит – светло-русые, редеющие волосы, небольшие усики, бледно-карие глаза, рост где-то метр семьдесят два, небольшой животик, чуть сутулые плечи, никаких родинок и шрамов в видимой части тела. Одет он был в дешевенькие серые брюки – то ли сохранившиеся с советских времен, то ли купленные в секонд-хенде, и вытянутый свитер домашней вязки, но вязаный, судя по его внешнему виду – катышкам и спущенным петлям – немало лет назад.

Мужчина вежливо со мной поздоровался.

– Утверждает, что мы с ним договаривались о встрече, – с улыбкой сообщила мне Самохвалова. – Но я ничего не помню.

– Ну как же, Анна Игоревна?! – чуть ли не со слезами в голосе воскликнул мужичонка. – Я же вам раз в неделю именно в это время приношу отчет и отвечаю на все ваши вопросы.

– Давайте садитесь, я вам кофе принесу, и вы нам с Наташей все расскажете.

Хозяйка ушла, а я попросила неприметного господина представиться. Он протянул мне визитку, на которой значилось, что некий Валентин (без фамилии и отчества) – частный детектив. Указывался только номер мобильного телефона.