– А где бы стали? – вкрадчиво спросил Иванов.

Юрик осекся.

– Я серьезно спрашиваю, – продолжал Иванов. – Помогите следствию, Юрий Сергеевич. Нас в первую очередь интересует коллекция, а только потом, кто ее украл. Тут престиж страны пострадал. По вашему мнению, где ее станет держать укравший?

Юрик какое-то время молчал, потом сказал, что, во-первых, явно действовала группа людей, а не один человек. Одному такое дело было бы не провернуть. Хотя организатором, наверное, выступал один человек.

Значит, ему требовалось поделиться с участниками. Например, ценными экспонатами.

– Вы бы сами взяли экспонат? – уточнил Иванов, который вел допрос.

– Никогда, – сразу же ответил Юрик. – Такие вещи сложно продать – если нет заказчика. Я имею в виду, что подобные кражи обычно осуществляются не просто так, а под конкретный заказ конкретного лица. Какого-то крупного коллекционера, например. Или финансового, нефтяного магната, который хочет иметь у себя в закрытом особняке нечто вроде домашнего музея. А просто красть коллекцию, занесенную в каталоги, глупо. Что с ней делать?

Со шкатулки тем временем сняли отпечатки пальцев, которые потом исследуют, и привезенный опергруппой эксперт принялся за работу, предварительно оценивая вещь. Через некоторое время он кивнул.

– Кто знал про вашу дачу? – устало спросил Иванов.

– Да мне до утра перечислять всех, кто про нее знал! Ее еще мой отец начинал строить…

– Кто-то сейчас живет в поселке?

– Если только на выходные приезжают. Зимой тут постоянно никто не обретается.

– Давайте вернемся к возможному месту хранения коллекции. Где ее может держать тот, кто украл?

– Мог уже продать заказчику, – сказал Самохвалов. – Тогда вы ее никогда не найдете.

– В банке? В ячейке?

Самохвалов покачал головой.

– Не думаю. Я не стал бы доверять нашим банкам, а в Швейцарию ее не вывезти. Даже если подкупить нашу таможню, не подкупить швейцарцев. Это же не денежный перевод.

– Зарыта в землю, как в старые добрые времена? – хмыкнул один оперативник.

– Зря смеетесь, – сказал уже протрезвевший Юрик. – Я бы не исключал такого варианта.

– А не испортится? – впервые подала голос юная дива, забившаяся в угол кровати и слушавшая разговоры с широко распахнутыми глазами.

– Золото? Конечно, нет. Да, наверное, и упаковали как следует, если закопали.

– Так вы склоняетесь к мысли, что скорее закопали в землю?

– Ну не дома же ее держать? Все тайники в квартире можно обнаружить. Хотя если не знать, в какой именно квартире искать… А если честно, то, думаю, вы сможете обнаружить коллекцию только случайно.

Признаться, я склонялась к той же мысли. Хотя кто-то пытается Юрика подставить. И кто-то поместил солонку в сервант Людмилы Борисовой. Если, конечно, не она сама это сделала. И кто-то ее распял. И кто-то застрелил Катю – одну из девушек, навещавших мать Людмилы Борисовой после ее гибели. А Катя, не исключено, поставила солонку в сервант…

Кто все это делает? Зачем? Вначале этот человек хотел свалить кражу на Людмилу Борисову (хотя кто поверил бы?), теперь – на Юрика?

Или это все-таки Юрик такой умный? Но, наверное, он все-таки не стал бы выставлять шкатулку на даче, в которую могут вломиться бомжи, орудующие по Ленинградской области после окончания дачного сезона. Или стал бы? Я склонялась к мысли, что его подставляют.

С Самохвалова, как и с юной дивы, взяли подписки о невыезде, шкатулку изъяли, я выступала понятой, а потом вся опергруппа отправилась восвояси. Я повезла Ильича с Ивановым на своей машине. Самохвалов с дивой остались на даче.

– Я ее ненавижу! – опять кричала молодая женщина. – Почему? Почему? Почему?

Молодой человек пожимал плечами и только просил любимую не делать глупостей, хотя знал, что она сделает. Он мог ее только подстраховать. Но в самом деле, почему?

Англичанин позвонил шефу.

– Я договорился. Меня ей представят. Они приняли мою версию о желании жениться на титулованной русской. Меня здесь все считают придурком.

Он позволил себе легкую улыбку. Так умеют улыбаться только английские аристократы.

По пути я поинтересовалась, не наведывался ли кто-то из органов к старому рецидивисту, специалисту по антиквариату, ныне потомку последнего российского императора, а также его сыну, очень похожему на покушавшегося на Соню типа.

– Завтра поедем, – сказал Ильич. – Они никуда не денутся.

– Почему вы так думаете? – удивилась я. – Человек, имеющий три ходки…

– Во-первых, их имеет папаша, а сынок перед законом чист. Во-вторых, с чего бы это им сбегать? Откуда они знают, что мы ими заинтересовались? Хотя папаша, наверное, не исключает интерес органов, знающих его трудовую биографию… Я уверен, что у него дома мы не найдем никаких шкатулок, солонок или яиц Фаберже.

– Папаша живет вместе с сыночком?

– Нет. У сыночка своя однокомнатная квартира. И за ней, скажу вам по секрету, Наталья Петровна, как и за квартирой папы-антиквара, установлено наблюдение.

Иванов посоветовал Ильичу связаться с наружкой. Пусть отчитаются, что сегодня высмотрели. Куда ходили объекты?

Ильич связался и выяснил, что папаша, как сыч, весь день сидит дома, а у сынка днем была девушка. Девушка уехала с недовольным видом, а молодой человек остался дома, даже не вышел проводить ее до машины. В общем, ничего интересного.

Вскоре мы оказались в черте города, забросили Иванова по месту прописки на Васильевском острове и поехали с Ильичом в наш родной район.

На Троицком мосту, по которому я решила ехать, внезапно заметила в зеркале заднего вида большой темно-синий джип. За рулем сидел тип в вязаной шапочке, надвинутой на глаза, на этот раз прикрытые черными очками.

– Звоните ребятам! – заорала я Ильичу, тыкая в зеркало заднего вида.

А джип уже выталкивал меня на встречную полосу… Удар в бок со стороны пассажира, еще один. Ильич связался со своими и, запинаясь, пытался описать ситуацию, водителя, место… Еще удар. «Слава богу, не в Неву толкает!» – почему-то пронеслась мысль, хотя встречная полоса тоже была не самым лучшим вариантом. Я включила клаксон и давила изо всех сил. Наверное, я также орала, по крайней мере, в ушах звучал голос, вроде мой собственный:

– Мамочки!!!

Визг тормозов. Удар. Я врезалась грудью в руль. Сбоку что-то крякнул Ильич. Потом звуки на мгновение стихли. Возникли вновь. Гудки множества клаксонов. Крики людей. Мат. Вдали завыла сирена.

Я оглядывалась вокруг. Джипа больше не было видно.

Моя машина стояла, развернувшись перпендикулярно потоку движения уже на спуске с моста. Показалась милицейская мигалка. Патрульная притормозила рядом, выскочили парни в форме, рванули мою дверь, дверцу со стороны Ильича.

– Так, что тут у вас? – выкрикнул молодой парнишка в бронежилете.

– Джип, – промычали мы оба с Ильичом. – Номер «386 ДМ». Темно-синий.

Ильич замолчал и закрыл глаза. Теперь говорила только я, описывая ситуацию и рассказывая предысторию – вкратце, то, что относилось к делу.

Потом приехали другие милицейские машины, «Скорая», коллеги Ильича, которого положили на носилки. У меня самой оказался лишь ушиб груди, правда, по-моему, самым серьезным был шок.

От госпитализации я отказалась. Один из коллег Ильича предложил отвезти меня домой на моей машине. Она была на ходу, только в автосервис все равно придется съездить. Но это сейчас было наименьшей из моих проблем.

Следователь привез меня домой не просто так, а еще и из корыстных интересов – чтобы допросить под протокол. Как я понимала, именно этот парень будет вести дело о покушении.

– Как вы считаете, на кого покушались, Наталья Петровна? – спросил он. – На вас или на Ильича Юрьевича? Или на обоих?

Я серьезно задумалась над вопросом. Ведь оба покушения произошли, когда мы были вдвоем. В первый раз, у «памятника», мне показалось, что убить хотели меня, теперь – все-таки Ильича. Или обоих?