– Так ты не знаешь, почему эту Людмилу Борисову…

– Я же говорю тебе: я до сегодняшнего дня ни про нее, ни про твою соседку не слышал! А версия про рекламу… Да, согласен, это реклама. Весь город услышал про компанию «Сфинкс», но, знаешь ли, если бы все компании себя таким образом рекламировали, у нас бы девушек не осталось.

– А твой тестюшка мог на такое пойти?

– Мог, – кивнул Некрасов. – Но попозже.

Я непонимающе на него посмотрела.

– Да дом еще строить где-то полгода! Я бы на его месте немного повременил.

Некрасов говорил спокойно, а меня поражал его цинизм. Хотя… Я не первый день знакома со своим бывшим мужем.

– Но квартиры ведь уже сейчас можно купить?

Он кивнул.

– Так почему бы и нет?

– Я думаю, он выбрал бы какую-то приезжую девчонку – из Украины, Молдавии, – которую бы никто не опознал и не стал искать. А эта – ленинградка, с пропиской, с родственниками, широким кругом знакомых, с работой, пусть и в стриптизе. И менты нам на голову совсем не нужны. А они сейчас будут рыскать по двум компаниям, искать связь… Мне это надо?! И Красавину тоже совсем нет.

– Ты считаешь: конкуренты?

– Не знаю. В самом деле не знаю. Может, вообще убийство этой Борисовой со «Сфинксом» не связано никаким боком, а ее так прикрепили, например, чтобы запутать следствие. Люди, про которых мы с Красавиным вообще никогда не слышали и не услышим, хотели отвести подозрения от себя.

Некрасов опять разлил вино, зацепил вилкой копченую рыбку.

– Но я вообще не за этим пришел, Наташа…

Я внимательно на него посмотрела. В глазах стояла печаль… Некрасов не очень походил на себя обычного. Значит, что-то в самом деле случилось, пусть и не связанное с убийством Людмилы Борисовой?

– Я составил завещание, – сказал он.

Я смотрела на него, не произнося ни звука.

– Я все оставил тебе.

Я аж поперхнулась.

– За-зачем?

– Потому что мне некому оставлять свое добро. Детей у меня нет. И, наверное, хорошо, что у нас с тобой детей не было. – Его взгляд вдруг стал жестким. – А ты… Я уверен, что ты сможешь всем распорядиться.

– А… Лида?

– Лида обойдется.

– Но ведь, кажется, по закону… Она же – жена и…

– Я советовался с толковыми юристами. Мне объяснили, какие документы следует подготовить. Брак с Лидой – не настоящий брак. Но, Наташа, зачем тебе детали? Ты просто знай: все имущество переходит к тебе после моей смерти.

– Коля, я не хочу, чтобы ты умирал! Ты вообще о чем? Тебе угрожают? У тебя есть подозрения, что кто-то…

– Все мы смертны, – отрезал Некрасов. – На Западе правильно делают, что еще молодыми составляют завещания. Разве принцесса Диана собиралась умирать? А оставила все своим сыновьям. Я – тебе. Точка. Обещай, что не дашь пропасть делу моей жизни. Обещай, что…

– Коля, я ничего не знаю про строительные материалы!

– Да не надо тебе про них знать! У тебя будут толковые помощники. Я оставил распоряжения. У меня есть верные люди. Они тебе окажут любое содействие.

Я откинулась на спинку кресла.

– Так ты обещаешь мне?

– Обещаю… – медленно произнесла я. Я не знала, что и думать.

Но, значит, Некрасов до сих пор любит меня?! И ему эта Лидка на фиг не нужна?!

Но когда он попросил разрешения остаться, я сказала, что спать он будет на диванчике в гостиной. Почему не возвращается домой и что скажет Лидке, я не спрашивала. Не мое дело. Но всегда приятно, когда твоей сопернице кто-то делает гадость. А уж такой плевок от нашего общего мужа… На душе стало хорошо.

Некрасов кивнул, я достала ему комплект постельного белья, повесила в ванной полотенце. Когда он отправился почистить зубы, раздался звонок в дверь.

Коля выглянул из ванной уже по пояс голый.

– Ты кого-то ждешь? – спросил он.

Я покачала головой, почти уверенная, что ко мне опять заявилась Варвара. Вероятно, ей будет полезно посмотреть на полуголого мужчину у меня в квартире, а то она во время нашей прогулки к месту преступления пыталась меня воспитывать – в смысле, что надо замуж выходить. Женщине плохо одной: гвоздь некому забить и кран починить. Я ответила, что в состоянии сама забить гвоздь, а для починки крана имеются сантехники. Но для профилактики соседкиного воспитательного зуда Некрасова ей продемонстрировать следует. У него же на лбу не стоит штамп, что он – мой бывший муж.

Я посмотрела в глазок. На площадке стояла какая-то незнакомая баба.

– Открывай, открывай, шалава! Я знаю, что ты дома! – заорала она. – Я свет в твоих окнах видела и слышала, как ты к двери подошла! А не откроешь – дверь выбью! Я знаю, как нужно разговаривать с такими, как ты!

Мы ошалело переглянулись с Некрасовым. Дверь открыл он.

При виде полуголого мужика баба заткнулась на полуслове. Назвать ее женщиной у меня язык не поворачивается. Это было создание непонятного возраста, очень сильно накрашенное (как индеец на тропе войны) и облаченное в пальто фасона «колокол», которое скорее напоминало плащ-палатку, причем какого-то странного сиреневатого цвета. Помню, ездила я по зверосовхозам Ленинградской области, чтобы купить шкурки норки для шубы: продававшиеся в наших меховых салонах мне не нравились. Там предлагали купить мех, при покраске которого ошиблись в цвете. Иногда такое случается. Шуба, конечно, будет единственной в своем роде, но я хотела натуральную коричневую норку, а не бежево-голубоватую. Песец там тоже был грязно-сиреневого цвета… Видимо, при покраске «плащ-палатки» кто-то тоже сильно ошибся в колорите.

– Что вы хотели, мадам? – вежливо спросил Некрасов.

Баба переводила взгляд с Некрасова на меня и обратно.

– Нет, старовата, – внимательно меня осмотрев, наконец выдала она.

– Моя жена старовата?! – воскликнул Некрасов. – Знаете ли, мадам, мне так совсем не кажется.

– Она для моего мужа старовата, – выдала непрошеная гостья, которую мы в квартиру не приглашали, разговаривая через порог.

– А какое отношение я могу иметь к вашему мужу? – подала голос я.

– Вы не можете, – сказала баба. – Он молоденьких любит. Значит, меня неправильно информировали…

С этими словами она развернулась и, не прощаясь, отправилась к лифту. Мы с Некрасовым переглянулись, ничего не понимая, он запер дверь и вернулся в ванную.

В эту ночь мы вели себя целомудренно. Каждый спал в своей постели, хотя, признаться, я не исключала, что он придет ко мне. Спала я плохо, ворочалась. И Некрасов, как я слышала, тоже не спал, вставал, ходил то ли на кухню, то ли в ванную… Вроде бы вода лилась. Может, теплый душ принимал? Говорят, помогает заснуть. Или помогает теплая ванна, желательно с ароматическими маслами? Но ко мне он все-таки не пришел.

Завтракали мы, как брат с сестрой. На прощание Некрасов чмокнул меня в щечку и уехал.

– Все пропало! – воскликнул лорд.

– Но как?! Ты же говоришь, что она уходила с пустыми руками. И как она могла что-то найти? Ты бы услышал, если бы она… Или не услышал?

– Я не знаю. Но даже если она нашла, как бы она это… Нет, не может быть! Но где все?!

Солдат исключительно плодотворно провел время в Лондоне. Уши и глаза у него постоянно были открыты, он многое увидел и многое услышал. Кусочки картинки-загадки вставали на место.

– Что думаешь делать теперь? – спросил бизнесмен, с которым они встречались всего два раза и не в особняке, чтобы не привлекать лишнего внимания. На этот раз солдата в Англию отправили русские, не зная, на кого он работает на самом деле.

– Возвращаюсь в Россию. Теперь события будут развиваться там. Мне самому интересно, как.

В пятницу я решила вначале заглянуть в больницу, а уже оттуда направиться в Общество потомков царской семьи. Как раз получу от Сони последние указания. Да и надо бы поговорить с ней без присутствия следователей.