Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

- Правильно, но ты давал мне такую же клятву, а раз ты мне не даешь некоторые свои книги, я считаю возможным не показывать свою тебе. Тебе не на что жаловаться!

- Ты не подчиняешься мне? - переспросил Мильтон. - Ты посмела мне сопротивляться?

- Конечно, - ответила я, вне себя от возмущения. - И если ты только посмеешь коснуться меня пальцем, ты, закоренелый злодей, я не стану тебя молить о пощаде, как это делают твои несчастные ученики, а стану защищаться зубами и ногтями, как ты когда-то защищался против твоего наставника господина Чаппелла, и клянусь, на тебе останется множество отметок!

- Так, - он начал шумно дышать, - значит, ты вот как себя ведешь! Мое пламя, мой дух, моя кровь! И грязная тварь! Соломон писал, что плохая жена для мужа, как болезнь в его костях, и ее следует бить!

- Не смей заниматься пустой риторикой, вонючий дешевый плагиатор, неряха, грязнуля и грубиян, избивающий детей, пожиратель вонючего мяса! - кричала я, потому что, клянусь Богом, когда меня злили сверх меры, я становилась истинной дочерью собственной матушки. - Ты что, принимаешь меня за ослицу и считаешь, что я стану терпеть твои унижения?

Он оторопел и выдавил только: "Я поговорю с тобой утром!"

И вылетел из комнаты и запер за собой дверь.

Я спокойно разделась, легла в постель, прикрылась стеганым покрывалом и уснула. Я спала хорошо, сначала мне снились приятные сны. Но потом мне приснился Мун, и я видела, как он ворочает камни у реки, а позади него возвышался полуразрушенный замок и вокруг сновали солдаты. Я его спросила:

"Как ты поживаешь, милый Мун?"

А он мне ответил:

"Как я могу поживать, если ты вышла замуж за другого? Я ворочаю камни и курю трубку и жду лучших дней".

Мун от меня отвернулся и отправился к замку. Я не могла идти за ним, потому что у дверей стоял караул с пикой и караульный начал мне показывать некоторые элементы артикула и все время приговаривал: "Смотри, Мэри, как это упражнение нужно выполнять!" Я внимательно вгляделась в его лицо и увидела, что это был мой муж.

"Оставь меня в покое", - сказала я ему.

"Куда же я пойду, жена?" - жалобно поинтересовался он.

"К твоей исчезнувшей милой Миколь, королеве фей, которую когда-то ты вызывал в Бабрахеме, неподалеку от Кембриджа, с помощью свечи и волшебной палочки и у кого ты просил бессмертия за весьма высокую цену". Почему я это сказала, не пойму, я попыталась пробежать мимо него, но у него от рыданий затряслись плечи, мне стало его жаль, и я сказала:

"Муж мой, я не хотела тебя обидеть!"

Он засунул руку в карман и достал оттуда завернутые в бумажку кексы с тмином и предложил их мне.

"Но они стали черствыми", - сказал он, продолжая плакать.

Я больше ничего не помню, но проснулась я с улыбкой и передо мной стоял муж в сюртуке и шляпе. Светало, мне еще не нужно было вставать, поэтому я поздоровалась с ним и спросила, почему он так рано встал.

Он мне ничего не ответил, и я ему сказала, что жалею о нашей ссоре и что хочу быть для него хорошей женой, но не могу целыми днями сидеть дома и ничего не делать, мне нужно совершать прогулки, чтобы держаться в норме. Поэтому у меня в голове бродили разные мысли, я даже не знала, почему я ему наболтала столько глупостей.

Он коротко ответил:

- Нет, Мэри, мы не ссорились, потому что не бывает ссор между хозяином и слугой. Ты показала себя непослушной и вела себя крайне неприлично, и всю ночь я раздумывал, как мне дальше поступить с тобой, и только перед рассветом мне в голову пришла блестящая идея. Я не могу тебя побить, хотя ты этого заслуживаешь, иначе будет скандал. Как говорил мудрый Виргилий, ни один мужчина не может прославиться покорением женщины. Я не могу больше держать тебя в заключении - это неудобно и вредит твоему здоровью. Я не могу лишить тебя денег, потому что не плачу тебе, а ты не поддаешься, когда я ласково пытаюсь что-то тебе объяснить. Простить тебя было бы слабостью с моей стороны. Я хочу, чтобы тебе стало очень стыдно, я отошлю тебя домой к отцу в Форест-Хилл и не приму тебя здесь, пока не буду полностью уверен, что ты искренне раскаялась. Больше того, я ожидаю твоего возвращения на Михайлов день, эсквайр Пауэлл должен заплатить мне обещанное приданое в тысячу фунтов и еще - пятьсот фунтов. Он должен понять, что без денег я тебя не приму!

Я начала смеяться, и когда пораженный муж спросил меня, почему я так веселюсь, я ему ответила, что к Михайлову дню кексы будут такими же черствыми, как и бисквит тетушки Джонс.

- Какие кексы? - непонимающе спросил он.

- Простите меня, - ответила ему я. - Это мне приснилось во сне, что караульный достал из кармана кексы с тмином. Но это был лишь сон, и я до сих пор еще не проснулась.

Я уверена, что, увидев мои обнаженные руки и великолепные волосы, рассыпавшиеся по подушке, он ждал, что я обращусь к нему с униженной мольбой, да к тому же еще и прослезилась, а он смягчился бы ко мне. Если бы я молча подвинулась и освободила для него место в постели, он сразу сорвал бы с себя одежду и стал бы страстно меня любить и позабыл о несчастных дрожащих маленьких мальчиках, ожидавших его внизу в холодной классной комнате и готовых читать отрывок из Помпония Мела или Юлия Солиния Полихистора. Но я была гордой девушкой и не могла забыть, как он встал на сторону Джейн Ейтс, как страдала бедная Транко, как он грубо обходился со мной и громко потребовал показать ему дневник, и бесконечные побои, которыми он награждал своих племянников. Но самое главное, разве он не пожелал отослать меня прямиком в Рай? И поэтому я ему сказала:

- Делайте, как вы пожелаете, тоскливый вы человек, мне все равно. Но я должна вам признаться, что предпочитаю публичный стыд в Форест-Хилл моему страданию на Олдерсгейт-стрит.

Он не сводил с меня свирепых глаз и крепко сжал кулаки. Я его изгнала из конурки следующими словами:

- Так как я всего лишь формально числюсь вашей женой, и вы решили отправить меня обратно домой в состоянии невинности, вам не стоит здесь стоять и глазеть на меня. Вы оскорбляете мою скромность. Огради меня, Бог! Вспомните, как отвечала чистая и непорочная Леди в вашей пьесе, поставленной в Ладлоу, когда нахальный волшебник держал ее пленницей в собственном замке и пытался раздеть ее взглядом.

Он ушел, я причесалась и спустилась к завтраку. Я была спокойна и уверена, что он это заметил потом. Я плотно поела и, сидя за столом, сказала старому господину Мильтону, и это слышали мальчики:

- Отец, мне жаль вас оставлять, но всему виной ваш сын Джон, который был прекрасным для меня мужем. Здесь для меня нет никакой работы, а моя матушка просит меня приехать и помочь ей по дому. Джон позволяет мне уехать, потому что он полностью мне доверяет, и сегодня утром я уеду в почтовой карете с Транко. Она присмотрит за мной.

Муж собрался было резко возразить мне, но потом передумал и сухо заметил:

- Да, сэр, жена покидает меня утром, и я надеюсь, что она вернется к нам и станет больше любить наш дом, чем раньше.

Старый джентльмен воскликнул пронзительным голосом:

- Джон, у тебя действительно хороший характер, я верю, что ее мать оценит твою доброту. Ты знаешь, если в городе летом почти нет дел, а зимой наоборот, то в деревне - летом дел невпроворот, а зимой там всем гораздо легче, - он повернулся ко мне и заметил: - Дорогое дитя, я надеюсь, что тебе не надоела наша скромная, но духовная жизнь в нашем доме, и ты не скучала по охоте с соколом и другим сельским развлечениям. Джон - благородный человек, и если он такой же хороший для тебя муж, каким хорошим сыном был всегда для меня, ты - самая счастливая из всех женщин!

- Отец, я всегда стану с любовью вспоминать о вас, пока меня здесь не будет, - ответила ему я.

Мой сундук уже был упакован, Транко связала свой узелок. Ей не терпелось поскорее отсюда убраться. Мой муж извинился, сказав, что сегодня утром ожидает ученую компанию и нас проводил к карете Мильтон Старший. Чтобы отвезти туда мой сундук, мы наняли человека с тачкой. До отъезда муж позвал меня в кабинет, чтобы якобы попрощаться, но вместо этого он положил передо мной бумагу, которую он приказал мне подписать, прежде чем он меня отпустит. В бумаге было написано:

53
{"b":"130698","o":1}