Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

От этих мыслей Феде не по себе. Кататься больше не хочется. Но делать все равно нечего, и он снова разбегается... Удача! Федя, не поскользнувшись, перелетел через весь двор. Теперь еще раз...

Федя возвращается для разбега и, обернувшись, замечает за углом школы женщину в белой шубке. Она стоит под окном его класса и машет кому-то красной варежкой. Белая шубка и красные варежки... Такие носит его мама. Но это не мама. Она сюда не придет. Зачем? Это кто-то другой. Стоит и машет кому-то красной варежкой. Кому и зачем? Ага, другой женщине. Той, что переходит улицу. На ней такая же белая шубка и такие же красные... Лицо у Феди удивленно вытягивается. Но не потому, что на второй женщине такая же шубка и такие же варежки, а потому, что ее, вторую, он отлично знает. Это мамина сестра Рита. Тетя Рита. Она только вчера приехала. Интересно, кто ее зовет? Первая женщина вдруг оборачивается, и Фединому изумлению нет границ. Он узнает маму. Его мама. Его тетя Рита. Зачем они здесь?

Федина мама снимает варежку и делает пальчиком «тс». Обе к чему-то прислушиваются. Федя, притаившись за забором, тоже прислушивается.

Скрипка в классе перестала смеяться и запела. Сперва тихо-тихо. Потом все слышней, слышней, и, когда казалось, что скрипке не взять выше, вдруг ударил молодой гром, и стекла в окне отчаянно зазвенели. Это запел хор.

Мама улыбнулась. Тетя Рита посмотрела на маму и тоже улыбнулась. А хор пел. Долго и весело. Пока не спел всего. Тогда мама с тетей обнялись и ушли тихо-тихо, чтобы не мешать уроку и новой песне, которую заводила скрипка. Мама то и дело оборачивалась и смотрела на школу. «Он там», — говорил ее взгляд. Тетя Рита тоже оборачивалась, и ее взгляд соглашался с маминым: «Он там».

Но его там не было. Он был здесь. Висел, как мешок, на заборе и ужасно хотел плакать.

Мама! Как он мог подумать, что она не любит его. Любит! Да еще как!.. А двойки прощает, потому что верит: он их сам исправит. Как ему стыдно перед мамой! Как ему хочется догнать ее и... Нет, нельзя. Пусть лучше думает, что он там, в классе. Всегда там. Только раз и ошибется, сегодня. А больше она в нем никогда не ошибется. Честное слово!

КАПИТАНЫ

У Вовки день рождения, но он не ждет подарков. Папа в отъезде, мама в больнице, а бабушка никогда не помнит его дней рождения. Но лучше бы помнила. А то раз схватила за уши и давай тянуть. Вовке что, раз такой обычай в день рождения — пусть тянет, он потерпит, хоть и больно. А если дня рождения нет? Зачем зря терпеть? Вовка и не стал. Как взвоет!.. Бабушка с испугу перекрестилась, хоть и неверующая.

Пес Тузик тоже, наверное, не помнит Вовкиных дней рождения. Помнит не помнит, а увидел Вовку, стал на задние лапы и полез целоваться. Почуял, значит, именинника. Вовка сперва так и подумал. А потом догадался. Не именинника он почуял, а бабушкины пироги с творогом. Бабушка Вовке пирогов напекла. Он один съел, а два про запас в карман сунул. «На, ешь, Тузик...»

На улице хорошо, весна. Ручьи мурлычат. На заборе два воробышка кричат. Жаль, не понять что. Может, спорят? Очень похоже. «Чик», — кричит один. «Чирик», — отвечает другой.

«Чик...»

«Чирик...»

«Чик...»

«Чирик...»

Все громче и громче. Как будто один на чем-то настаивает, а другой ему возражает: да, нет, да, нет...

Интересно Вовке, чем дело кончится. А тем и кончилось, чем всегда воробьиные споры кончаются, — потасовкой. Схватились забияки, и полетело воробьиное пух-перо. Наколошматили друг друга и разлетелись, довольные. Опустел забор. Ну и пусть. Вовке и без воробьев не скучно.

Он на канаву пойдет. Может, выудит что-либо. Весной по канаве чего не несет!

Вчера мышонка выудил. Мышонок в пенале плыл и пищал. Может, от удовольствия, может, со страху — не разобрать.

Мышонка домой принес. Дома у бабушки тетя Оля гостила. Увидела мышонка, как подпрыгнет! Толстая, а под самый потолок подпрыгнула. А бабушка, наоборот, под стол сползла. Большие, а маленького мышонка испугались. Пришлось выпустить.

Вот и канава. Интересно, что он сегодня выудит? Смотрел, смотрел — ничего! Вдруг мальчишку увидел. Мальчишка, длинный, как Гулливер, вдоль канавы шагал и флот за собой на веревочке волок: целых три корабля. Он этого мальчишку сразу узнал. С его улицы пионер-тимуровец. Еще зимой с ним познакомился. Он и другие с ним по домам ходили и выспрашивали, как октябрят зовут, у кого когда день рождения.

— Эй, — крикнул Гулливер, — это ты — Вовка?

— Я, — сказал Вовка.

— Это у тебя день рождения?

— У меня, — сказал Вовка.

— Принимай флот в подарок.

Сунул веревку в руки и ушел, довольный, насвистывая. А Вовка как обалдел. Стоит и глазам не верит. И рукам тоже. Неужели это его счастье? Его, его! На его голову свалилось.

Майка прибежала. Увидела флот, в ладоши захлопала. И чего чужому счастью радуется? И Валерка-друг тоже тут. К веревочке тянется. Флот поводить просит. Тоже мне, флотоводец нашелся! Турнул Валерку-друга.

— Не тронь, не твой день рождения.

И Майку турнул. Один остался. Странно, раньше никого не гнал. Скучно без Майки стало. А без Валерки-друга того скучней. И на флот смотреть не хочется. Из-за него всё. Утопить, что ли? Нельзя, подарок, да и корабликов жаль. А Майку с Валеркой-другом не жаль? Еще как жаль! Он вот что сделает. Майку и Валерку-друга капитанами назначит. А сам адмиралом станет. Поплывет флот в дальнюю даль.

Эй, где вы, капитаны? Адмирал зовет.

ВЫДУМКА

В общем, Даньке в деревне понравилось. На рыбалку захочешь — не проспишь: петух Архип как заорет — мертвый из гроба вскочит.

Правда, от коровы по имени Дарья приходилось держаться подальше. И с чего она себя парикмахером вообразила? Подошла раз, когда Данька на корточки присел, и прилизала своим коровьим языком Данькины волосы. Даньке показалось, будто у него по голове теркой проехали. И чего она сунулась? Мало, что Данькины волосы, как солома из худого мешка, торчат. Не ее, коровье, дело.

Был еще козел по кличке Беда. Кому беда, а Даньке — первый друг.

Рожища будь здоров. Захочет кто Даньке «салазки» загнуть, посмотрит на рога и пойдет от греха подальше другим рукоделием заниматься.

Вернулся Данька домой.

Про петуха Архипа рассказал — поверили.

Про корову Дарью — поверили.

Про козла по кличке Беда — поверили.

Про то, где рожь растет, не поверили. Да и как было поверить? Рожь, сказал Данька, на стене растет.

Надо же такое выдумать!

Пошла про Даньку плохая слава — врун.

Вызвали Даньку на совет отряда. Отрекись, велят.

А Данька не отрекается. Как Архимед, на своем стоит: рожь на стене растет.

Что с ним делать будешь...

Решили ребята Даньку проучить. Собрались — и в поход. И Данька с ними. Идет и не подумает, куда ребята путь держат.

Вот и деревня, где Данька гостил.

— Показывай, где рожь на стене растет.

— Тут.

Вошли в дом и ахнули: две стены у дома белые, третья рыжая, а четвертая зеленая.

Рыжая от глины рыжая. Побелить не успели. А зеленая от чего? От травы. Надо же, трава на стене растет!

— Рожь, — сказал Данька.

Пусть рожь. Разве ей в поле места мало?

С хозяином потолковали — дознались, рожь в глине нарочно проращивают. Для крепости. Чтобы глина на стене крепче держалась.

— А мы думали — выдумка...

— Не всякая выдумка ложь, — сказал хозяин.

Пришлось Даньку из врунов разжаловать.

57
{"b":"130560","o":1}