Он вскочил и с удивлением осмотрел себя, даже спал он в эту ночь почему-то одетый. Поправив треники, он мельком заглянул в рябое облупленное зеркало, покрытое мушиной сыпью, взъерошил рыжую шевелюру, потрогал кудрявые, немного запавшие щеки и крикнул:

– Входите, не заперто!

На пороге стоял высокий, может быть даже слишком высокий, милиционер.

– Здравствуйте, я ваш новый участковый, – произнес он немного в нос, точно подул в гнусавую дудочку.

Макар рассеянно взглянул в новехонькое удостоверение – четкие каллиграфические буквы не складывались в слова, а фиолетовые штемпели расплывались перед глазами. Запомнилась только странная фамилия новенького – Цмок.

– А старого-то куда дели? – машинально спросил Пупорезов.

– Съели. – Милиционер обнажил мелкие, но с выдающимися резцами зубы.

То ли от сизо-голубой рубашки, то ли от плохого пищеварения его лицо казалось зеленовато-серым, каким-то мертвецким.

– Завтракаете? – приветливо поинтересовался он у Макара, оглядывая веранду, стол с початой литровкой, с пушистыми цыплятами и блюдечком оладий.

Закончив осмотр, участковый раскрыл портфель и вынул оттуда пустую бутылку с остатками глины и пластиковую папку с подмокшей запиской. На Макара повеяло болотной сыростью и неотвратимой тяжестью вещественного доказательства.

– Как же вы это так, Макар Васильевич? – мягко укорил он оробевшего ветеринара. – Депеши всякие посылаете первым лицам страны? Хорошо, что у нас нынче демократия, в прежние времена вас за подобную самодеятельность, знаете, куда упекли бы!

Макар знал.

– Ну да ладно, учитывая вашу отменную характеристику и отзывы соседей, на первый раз мы вас прощаем.

– Кто это мы? – спросил Макар, разглядывая странные эмблемы на пуговицах участкового, где вместо привычного герба с орлиными клювами извивались две змеиные головы, как на кадуцее античного бога Меркурия.

– Мы – представители местной власти.

Макар некоторое время тупо смотрел на латунных гадов, пытаясь совместить образ местной власти с двуглавым пресмыкающимся.

– Вот ведь как оно повернулось, – неопределенно промямлил он.

Тем временем участковый умильно оглядел стол.

– Угощайтесь, – пробормотал Макар, подвигая блюдечко с оладьями. – Вот джем земляничный летошнего сбора, сестрица варила.

Лицо участкового заметно потеплело.

– С удовольствием, я сегодня не завтракал, – признался он, осторожно присаживаясь к столу, точно боялся помять китель.

Дело, кажется, шло на поправку. Радуясь переменам в голосе участкового, Макар торопливо нарезал чернушки, открыл банку частика в томате и неуверенно, точно к уснувшей гадюке, потянулся к бутылке «Президентской». Но Цмок опередил его: плотоядно ухмыляясь, он схватил со стола резвого цыпленка с едва проклюнувшимися перьями на крылышках и проглотил…

Макар остолбенел.

– Дракон! – вывел он одними губами. – Пожиратель душ!

Лицо участкового внезапно задрожало, и под ним проступило другое, узкое, зверообразное, покрытое пятнистой чешуей.

Перед Макаром сидел один из ненашей, коварный и безжалостный чужак. Макар застонал от бессильной ненависти. Его отчаянный шаг, письмо Главному Управленцу Страны, – все было наивной и губительной ошибкой, словно он вздумал жаловаться Сатане на самоуправство его мелких дьяволосов.

Проглотив живой золотистый комок и справившись с волной животного удовольствия, дракон оправил китель и вновь вошел в привычный облик.

– Вообще-то я к вам с обыском, – негромко рыгнув, заметил Цмок, он вытер губы рукавом кителя и сделал вид, что ищет ордер. – Вы вот тут пишете, что у вас живет некий Ленин. Почему жилец до сих пор не зарегистрирован?

Макар не отвечал, он рассеянно смотрел в окно. Удобство Макарова жилья заключалось в том, что, сидя на кровати, можно было глядеть на улицу и огород.

Между укропных грядок, выпятив грудь гогольком, быстро и даже стремительно шел Ленин. Заложив пальцы обеих рук за отвороты жилетки, он по привычке о чем-то напряженно думал. Босой пяткой он наступил в куриный помет и потешно затряс ногой.

– Бегите, Владимир Ильич! – успел крикнуть Макар.

Ленин вздрогнул, замер и уже в следующее мгновение сиганул в высокие кусты рядом с дощатым нужником.

Макар схватил со стола початую бутылку и изо всей силы ударил ею по голове участкового. Он метил в темя и, кажется, не ошибся, эта точка – ахиллесова пята у высших позвоночных – место, где соединяются черепные кости. Дракон захрипел, зашатался и завалился набок в судорожном припадке. Через секунду тело его пошло зловонными бурыми пузырями, потом зашипело, как сало на сковородке, и стало понемногу исчезать в воздухе, оставляя по себе едкий запах сероводорода. Вдыхать субстат призраков для непривычного человека смертельно опасно. Макар задрожал всем телом и рухнул головой на стол.

Вернувшаяся Маруся окончательно разрушила драконьи чары: она распахнула окно, перетряхнула скатерть и выплеснула злополучную бутылку в помойное ведро. Потом по-сестрински заботливо привела в чувство Макара. Странный визитер давно испарился, свежий июльский ветерок колыхал занавеску на распахнутом окне.

– Я чё, опять спал? – удивился Макар.

Маруся только улыбнулась неопределенно чему-то тайному, чувственному внутри себя и поправила перед зеркалом выпавший завиток, не замечая, что вместо привычного отражения в покрытом патиной стекле отражаются завихрения туманностей и спиральные рукава безымянных галактик.

Макар глотнул холодного молока из глиняной кринки, и, выйдя на крыльцо, опрокинул на себя дождевую кадушку. В одиннадцатом часу утра он вышел на Светень. Шалашик на берегу, где жил Ильич, был пуст. Еще дымились угли покинутого костра и томился у берега кукан с окунями. Макар аккуратно выпустил рыбу обратно в озеро.

– Меня никто не спрашивал? – едва забежав в избу, спросил он.

– Пантелеевна заходила, – отозвался с печки дед. – Коза у нее захворала, третий день пучит.

– Так ведь Пантелевна-то… того… померла она… – обомлел Макар.

– Точно умерла! – внезапно огорчился дед. – Ишь, запамятовал, выходит.

– Так вот уже до чего дошло, – загадочно обронил Макар.

Даже время в подземелье казалось спрессованным, как пласты каменного угля, где от живого, полного соков стебля остается лишь плоский отпечаток. Неукоснительный распорядок дня был для Варвары единственным ориентиром и счетчиком дней. Но вопреки духу мрачного подземелья, она была бодра, решительна и абсолютно бесстрашна.

Она выполнила все условия Гвиадова и полностью сформировала группу для эксперимента. Это было нелегко: бывшие самоубийцы неохотно шли на контакт, не верили в посулы, многие из них так и не простили миру обмана и равнодушия. Кого-то из бывших ей предложил Гвиадов, других она нашла самостоятельно на сайте «Скорой помощи». С последним участником вышла совсем уж невероятная история. Этот человек написал ей по электронной почте странное письмо, полное намеков, которые она не сумела разгадать, тогда он осторожно заговорил о каких-то общих знакомых и предложил любую помощь. А потом, словно угадав направление ее поисков, признался, что он бывший контрактник, воевал на Кавказе и год назад едва не покончил с собою. Варвара не удивилась странному совпадению, она некоторое время работала с группой реабилитации суицидников, и ее новый корреспондент вполне мог найти ее адрес в Сети. Едва узнав о готовящемся эксперименте, он сразу же согласился принять в нем участие, и псевдоним у него оказался подходящий – Копейкин, капитан Копейкин. Последней в списке Варвары значилась Елена Родина, мать Святослава, нынешнего Сванте Аррениуса. Для матери это была единственная, хотя и призрачная возможность повидать сына. Родина-мать и капитан Копейкин были главными козырями в непредсказуемой игре, которую вела Варвара.

Вся остальная «группа» Варвары входила в группу смертников Гвиадова, то есть питательного груза для рептилий. Людей, когда-либо пытавшихся покончить с собою, не будут искать слишком упорно, и в этом и крылся наглый расчет драконов.