Коренная разница между романами Вальтера Скотта и английским романом XVIII века не в том, что Дефо, Филдинг и Смоллет изображали современную им жизнь, а Вальтер Скотт в большинстве случаев изображал прошлое, а в том, что он был историчен, а они — нет. Конечно, типы, созданные Филдингом и Стерном, взяты из действительной жизни их времени. Но в этих романах судьба человека всецело зависит от обстоятельств частной жизни, от встреч с добрыми или злыми людьми, от силы воли и других проявлений индивидуального характера.

Постоянное место действия английского романа XVIII века — большая дорога, придорожный трактир, незнакомый город, куда только что прибыл герой, гостиница. Этот сервантесовский выход в широкий мир, особенно сознательно применяемый Филдингом, конечно расширяет возможности реалистического изображения жизни. Это разбивает рамки «семейного романа». Но включение широкого круга разнообразных людей не придает историзма, потому что всякое соприкосновение между собою персонажей романа все-таки остается в пределах их частной жизни и не связано с историей народа в целом. Поэтому и «человеческая природа» в образах Филдинга и Смоллета внеисторична.

Некоторые современники Вальтера Скотта, например Джейн Остин, продолжают традиции реалистического романа, постоянно выступая против мрачной фантастики готического романа. Но обособленность частной жизни в их сочинениях сказывается еще больше, чем у Филдинга и у Стерна.

Какова же в этом отношении позиция Бульвера в его романе «Пелэм»?

Прежде всего интересна творческая история «Пелэма».

В раннем варианте этого романа — совершенно то же начало. «Я единственный сын. Мой отец — младший отпрыск одного из самых родовитых графов…» И дальше несколько страниц — совершенно те же в первом варианте и в окончательном тексте. Это страницы, посвященные изображению аристократической семьи героя.

С первых слов — удивительный эпизод, когда у матери были за долги конфискованы все ее бриллианты. Суетная и беспечная, она была встревожена только тем, как же ей сегодня ехать в гости к герцогине Д. И чиновника убедили отправиться в роли гувернера. На самом деле он все время следил за бриллиантами и за тем, чтобы почтенная дама их куда-нибудь не спустила.

Мишура, суетность, тщеславие деградирующего английского дворянства — речь об этом идет с первых строк романа. В соответствии с этим и эпиграф к раннему варианту, не сохранившийся в окончательном тексте: «Это — блистательное ничтожество света.

Шекспир».

Мелочные и смешные распри отцами матери. Их показные взаимоотношения, случайность их поступков, ничтожество их характеров ~— все это изображено одинаково резко в обоих вариантах. Семейный уклад такого рода и светское общество в целом могут только развращать и губить ребенка.

В полном соответствии с такого рода мыслями и написан Бульвером первый вариант. Мортимер, предшественник Пелэма, вначале поэтически влюбленный в молодую девушку, потом, развращенный светским обществом, ведет себя с ней в высшей степени неприглядно. Трагические последствия его мерзкого поступка искусственны и надуманны. Финал носит сентиментально-назидательный характер.

Не только наивность и схематизм не удовлетворяют Бульвера в этой ранней редакции, его не удовлетворяет мысль о роковых последствиях тлетворного влияния высшего общества. Ведь такая мысль оправдывает того, кто поддался этому влиянию. Между тем человек может ему сопротивляться, отстаивая себя и свои нравственные принципы. С этим связан замысел образа Пелэма, и не только Пелэма.

Однако Бульвер очень далек от мысли о ричардсоновских идеальных и ходульных героях. Напротив, слова Жермены де Сталь о том, что у одного и того же человека может быть одновременно характер и чувствительный и веселый, поражают Бульвера, и он сознательно хочет построить роман на этой мысли о многообразии личности.

В предисловии к изданию 1835 года Бульвер недаром упоминает романы Гете о Вильгельме Мейстере. В сравнении с английским романом XVIII века, Гете в «Ученических годах» и в «Годах странствований» сделал большой шаг вперед, создав образ мыслящего, ищущего героя, который постоянно находится в идейном общении с собеседниками разного рода.

Бульвер выступает не только как романист, но и как теоретик романа. Его реалистические принципы особенно сказываются в настойчивом намерении исследовать все, ничем не пренебрегая, потому что пристальное внимание в пустяках обнаруживает существенное, даже в безумии обнаруживает мудрость. Поэтому и в изображении человека писатель-исследователь должен охватывать все многообразие характера, не боясь сочетать в одном лице пошлого фата и глубокого мыслителя, человека нравственного и беспутного.

«Романист должен быть философом», — утверждает Винсент, один из героев Бульвера. Полемизируя с сентименталистами, Бульвер говорит, что романисту недостаточно иметь доброе сердце, он пристально наблюдает, тщательно анализирует, высказывает обоснованные моральные суждения и приговоры.

Придавая большое значение зоркому наблюдению действительности, вводя в роман много лиц и обстоятельств, взятых прямо из жизни, часто заменяя инициалами имена, которые современники разгадывали без труда, Бульвер, однако, крайне настойчиво говорит о том, что роман — это не копия, а глубокое обобщение, в широком смысле слова, «природы». В это понятие «природы» у Бульвера входят общество и история.

В «Пелэме» ясно очерчен определенный и краткий период в истории Англии. Его нетрудно установить на основании ряда конкретных событий. В частности, в романе речь идет о посмертном сборнике сочинений Шелли и о встрече Пелэма с графом д'Артуа, который еще не стал французским королем Карлом X. Шелли умер в 1822 году, а Карл X вступил на престол в 1824-м. Другие факты не противоречат такой датировке событий романа. О Байроне, как и о Вальтере Скотте, герои романа говорят как о современных им писателях и как о живых людях. Весть о гибели Байрона (1824) еще не дошла до героев романа.

1822–1823 годы — это годы обычной для Англии того времени парламентской борьбы, ожесточенной и суетливой. Джон Рассел, яростный виг, уже размахивал деревянным мечом фальшивого либерализма. Джордж Каннинг, консерватор и тори, в качестве министра иностранных дел уже воплощал в своей деятельности ту жажду гегемонии, торговой и политической, о которой грезили английские промышленники и банкиры.

В «Пелэме» нет последовательного отрицания английского капитализма и государственной системы, с ним связанной, даже идеализируются некоторые черты патриархального уклада. Критика в романе Бульвера еще далека от суровости и глубины, которых достигнет Теккерей в «Ярмарке тщеславия» или в «Генри Эсмонде». Все же в «Пелэме» много язвительного и острого. Современников, конечно, поражала конкретность нападок Бульвера, затрагивавшего самые живые вопросы политической борьбы того времени, систему добывания голосов избирателей, подкупы депутатов, бессовестный авантюризм буржуазных политиканов, вопрос о «хлебных законах», об «эмансипации католиков» и пр. Сам участник политической борьбы, Бульвер нередко задевает отдельных лиц, которые, конечно, себя узнавали. Но роман не мелочен, автор отнюдь не ограничивается критикой злоупотреблений и недостатков. Буржуазная парламентская система в целом, общественная роль господствующих классов поставлены под удар. Ирония автора постоянно обнаруживает, что корысть, тщеславие и суета являются главною движущею силой политической жизни, что высокие слова государственных деятелей, высокие принципы, благородные манеры, все — лицемерие и ложь.

Выборы в парламент изображены в романе как борьба разного рода интриганов, которые ставят перед собою одинаково низменные и корыстные цели.

Бесспорная сила Бульвера сказывается не столько в сюжете романа, сколько в создании правдивых и конкретных типических образов.

Раскрытие этих образов в их совокупности, характеристика поэтического строя романа, его достоинств и недостатков может дать верное понимание общественно-политической и историко-литературной роли этого произведения.