— Это почему же триста?

— Потому и триста. Соболева Вершинин отстранил от работы.

На палубе появился растерянный Соболев.

— Штурвал держать — не кулаками махать. — И Новиков, косясь на Соболева, рассказал всё, что случилось в рубке в эту ночь.

— Ах ты, сатана, — вскипел боцман. — Нашёл чему радоваться!

Весь день Соболев чувствовал себя отвратительно. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, он открыл учебник навигации. Но перед глазами неотступно стояло хмурое лицо Вершинина, ехидная усмешка Новикова… Отшвырнув книгу, Соболев растянулся на койке и заложил руки под голову. «Пойду к капитану, — убеждал он себя, — и докажу, что рулевой трос заедает. Но почему это должен делать я? Почему не Вершинин или Новиков?»

Спал Соболев неспокойно, встал хмурый. Вершинин встретил его сдержанно.

— Садись, Вася, — сказал он, заканчивая бриться. — Что с тобой творится?

— Ничего… Рулевой трос заедает, — хмуро проговорил Соболев.

— Почему же у других не заедает, а у тебя чаедает? Я сегодня всё облазил и проверил. Опозорил ты нашу вахту.

— Как опозорил? — спросил Соболев предчувствуя что-то неладное.

— Пропечатали в стенгазете. — Вершинин убрал бритвенный прибор, умылся и надел китель. — Может, временно откажешься от штурвала?

— Нет, — твёрдо ответил Соболев.

— Ладно, не ершись. В следующую вахту приглядывайся больше, авось исправишься.

— Мне нечего исправляться!

— Ну, знаешь, — пожал плечами Вершинин. — Амбиция тут ни при чём. Признаться бы лучше честно, что не овладел…

— Но в чём, в чём я должен признаваться, когда трос заедает?!

— Заладил — трос, трос! — начал сердиться и Вершинин. — Пойдём, узнаешь, в чём ты должен признаться. А я ещё членам редколлегии говорил, что зря пропустили заметку.

Они вышли из каюты и спустились в красный уголок. Здесь были все свободные от вахты моряки. Новиков читал статью начальника экспедиции Ларина о первых итогах лова рыбы на свет. Николай Щербань тряхнул чубом и насмешливо сказал:

— Именинник пришёл.

Соболев протиснулся к стенгазете и сразу увидел карикатуру. Наверху было написано: «Лихой моряк». Соболев отшатнулся, стащил с головы фуражку. В красном уголке стояла тишина.

— Ну как? Нравится? — всё так же насмешливо спросил Щербань.

— А здорово похож, — проговорил Новиков, но, взглянув в побледневшее лицо Соболева с плотно сомкнутыми губами, попятился назад и спрятался за Вершинина.

— За что, ребята? — глухо спросил Соболев и, глядя перед собой невидящими глазами, вышел из красного уголка.

— Да он же взбесился! — изумлённо выкрикнул Щербань. — Критики не понимает!

А боцман, поняв, что с Соболевым неладно, вышел вслед за ним…

Соболев лежал на койке. Он был глубоко и незаслуженно оскорблён. «Ничего, — утешал он себя, — я ещё докажу, что умею работать. И моряком буду… В стране много судов, найдётся место. А здесь больше не поднимусь в рубку».

В каюту вошёл боцман. Соболев отвернулся к стене.

— Ты, Василь, не отворачивайся. Расскажи толком, что у тебя случилось, — попросил Кузьма Степанович.

— Говорил Вершинину…

— А ты повтори.

Соболев сел на койке, обхватив колени руками, и подробно рассказал всё, что случилось на вахте. Кузьма Степанович, выслушав, задумался, потом сказал:

— Ладно, я поднимусь в рубку и посмотрю, что там.

Между тем в красном уголке разгорелся горячий спор.

— Может, зря обушком-то по голове? — как всегда смущаясь, сказал Володя Данилов.

— Прикажешь ручки ему целовать за такое дело? — зло бросил Щербань и уничтожающе посмотрел на Данилова.

— А я верю Соболеву, — продолжал Данилов. — Если он сказал, что трос заедает, значит так оно и есть.

— Не в тросе дело, Данилов, — возразил Вершинин.

Щербань и Новиков многозначительно переглянулись.

— Конечно, не в тросе, — подтвердил Новиков. — Просто у человека самомнение большое. Думает, так это просто: встал за штурвал и крути…

— А ты, Новиков, почему не помогаешь Соболеву? — спросила Саша.

— Я не педагог, и мы не в школе, а на экспедиционном судне, — язвительно пояснил Новиков. — Тем более…

— Подожди, Юра, — перебила Саша. — Ты помнишь пятый пункт нашего обязательства — помогать друг другу? Вот меня и интересует, почему ты не выполняешь этого пункта?

— Ну что пристала? Тоже — нашкодила, а теперь стараешься выслужиться.

Саша вспыхнула:

— Ты за меня не беспокойся, за свои поступки я отвечу сама, где будет нужно. А ты сейчас отвечай на вопрос.

— И отвечу. Соболеву я нянькой не буду. И всё. Не буду!

Комсомольцы переглянулись.

— Заставим, — тихо произнёс Данилов.

— Это ты, что ли, заставишь? — презрительно фыркнул Новиков.

— Не я, а комсомольское собрание.

— Правильно, Володя!

— Да что вы, в самом деле — учить да учить, — растерянно бросил Новиков. — Кто хочет учиться — учится без нянек…

— Всё равно надо созвать комсомольское собрание, — сказал Володя Данилов.

— По случаю первой удачи не грех и рюмку пропустить, — весело предложил Усков, входя в каюту начальника экспедиции.

Ларин достал из буфета бутылку коньяку и две рюмки, поставил их на стол.

— Не помешал? — спросил Усков, кивнув головой на разбросанные листы бумаги.

— Я сказал бы.

Ларин наполнил рюмки.

— За успех!

— За успех! — повторил Усков. Он разгладил усы, поставил рюмку. — Много работаете, Василий Михайлович.

— Время быстротечно, а сделано так мало. — Длинные, тонкие пальцы ловко и аккуратно собрали исписанные листы рукописи. Ларин поднял глаза на Ускова. — Рыбаки давно ждут книгу, а сегодня и строчки не мог выжать. Расклеился что-то, раскис…

— Бывает, — согласился Усков.

— Ну, как, может, ещё по одной?

— Нет, хватит. А то прошлую ночь не спали, может и в голове зашуметь. Вот кофейку не мешало бы…

Ларин включил электрический чайник и повернулся к Ускову.

— Найдём косяк сельди и начнём испытывать электроловное оборудование. А по ночам будем ловить на свет…

«Некоторые тоску глушат вином, этот — работой. Сгорит — останется пепел. А кому нужен пепел?» — подумал Усков, вслух же сказал:

— Большой груз вы навалили на свои плечи — нельзя всё сразу. Лекции для команды, книга, изобретения, подводное плавание. В прошлом году вы куда спокойнее работали.

Чайник закипел. Ларин выключил его, достал чашки и разлил кофе.

— Да, — сказал он. — В прошлом году до цели было далеко, сейчас всё на стадии завершения — и книга, и изобретения…

«Хитришь, парень, — отметил про себя Усков. — Когда дело идёт к концу, человек радуется, а ты невесел, дорогой».

— Мне кажется, — сказал он, слегка дотрагиваясь до горячей руки Ларина, — оттого вы мечетесь, что рядом находится девушка, которая повседневно напоминает вам о прошлом… Всё от этого.

— Это не так, — возразил Ларин, хотя знал, что это именно так. Отхлёбывая небольшими глотками горячий крепкий кофе, он отвёл глаза в сторону, глухо сказал: — Возможно, я переутомился. Но это пройдёт…

— Может быть… Всё может быть, — согласился Усков…

Шёл одиннадцатый час ночи. Ларин поймал себя на том, что думает о Поленовой, о своей судьбе в связи с этим. «Да, действительно раскис. Даже со стороны заметно. А ведь ничего особенного не случилось. Что она, не оправдала твоих надежд? Но почему ты должен расстраиваться? Какое тебе до неё дело? — Он грустно усмехнулся. — Признайся, она заняла в твоём сердце гораздо больше места, чем ты предполагал…»

Раздался стук в дверь. В каюту вошла Саша и смущённо остановилась у порога. Ларин молча предложил ей кресло.

— А, проказница, — добродушно произнёс Усков. — Легка на помине… — Настроение у него было хорошее, да и девушка ему всё больше нравилась. Стариковским глазом он видел, как моряки наперебой ухаживали за ней и как она умеючи, с тактом отвадила их от себя. «Анфиса тоже строгая была», — подумал он. А Анфиса для Ускова на всю жизнь осталась идеалом женщины.