Несмотря на эту озорную выходку, сверхплановый вариант Як-15 с двумя пушками 30 мм (вместо двух 20 мм) был нами спроектирован, построен в Тбилиси в те же сроки, что и основная партия самолетов, отстрелян в местном тире и вместе с другими переправлен в Москву. Наше вознаграждение также было выплачено еще здесь, на месте.

31 октября 1946 года последний, не пятнадцатый, а даже девятнадцатый Як-15, упакованный в ящик, погрузили на платформу и прицепили к скорому поезду Москва-Тбилиси. Этим же поездом поехал Саладзе со свитой и вся наша группа конструкторов.

В Москве гонка возобновилась. Прибывшие самолеты разгружались в Жуковском, срочно собирались на летной станции ОКБ, облетывались нашими летчиками-испытателями и передавались военным. Рядом в таком же лихорадочном темпе работали микояновцы, собирая свои МиГи, прибывающие из Горького.

Я опять очутился в центре этой катавасии, подписывая на ходу полетные листы и решая возникающие вопросы. Готовившие к полетам эти самолеты механики тоже были с нашей летной станции.

Подавая мне на подпись полетный лист подготовленного им самолета, здоровенный механик, фамилии которого я не запомнил, но лица, конечно, не забыл, небрежно бросил:

— Все в порядке, только керосиномеры не работают.

— Оба?[16]

— Да.

— Давай, подгони-ка сюда керосинозаправщик.

Как только из шлангов пошел в крыльевые баки керосин, стрелки керосиномеров стали отсчитывать литры.

«Кто он — дурак или вредитель?», — промелькнуло у меня в голове. — «Выпускает в полет самолет с одним небольшим заправленным фюзеляжным баком, которого хватит только на взлет и на один круг, а потом… катастрофа?»

— Уходи, — говорю я ему со зверским выражением лица. — Уходи отсюда, уезжай в Москву, доложишь своему начальнику, как сумеешь, что я тебя прогнал отсюда.

— Как так?

— Уходи немедленно, чтобы я тебя здесь больше не видел! А то сдам, куда следует.

Дозаправленный самолет осмотрел заново другой механик и благополучно выпустил в воздух.

Меня не покидало приподнятое настроение от всей этой кутерьмы. Серьезные разговоры причудливо перемежались с шутками. И вдруг, словно холодный душ: сидящий в кабине одного из самолетов военный летчик подполковник И. П. Полунин бросает мне в лицо:

— Вы вот тут хихикаете на старте, а выпускаете в полет неисправный самолет.

— Неисправный, говорите? Вылезайте! — мои глаза в эту минуту чуть не вылезли из орбит.

Пожилой подполковник, не ожидавший такого резкого отпора со стороны мальчишки, каким был я по сравнению с ним, не привыкший к неподчинению молодых, опешил и пошел на попятную.

— Да нет, этот самолет как будто в порядке, другие летчики жаловались на неисправности матчасти.

— Тогда нечего болтать: или вылезайте, или летите и пускай вам сопутствует удача, — проговорил я, уже успокаиваясь, ворчливым тоном.

Полетав в Жуковском самостоятельно на реактивных самолетах, военные летчики стали перебазироваться в Монино и Чкаловскую, где им предстояло слетаться на своих Як-15 тройками и отрепетировать проход колонной.

Почувствовав необходимость в присутствии сразу во всех трех местах, я выпросил у АэСа небольшой самолетик Як-10, на котором и стал поспевать всюду, к досаде Саладзе, которому тоже хотелось играть значительную роль.

Ранним утром мы с летчиком Федей Абрамовым вылетали с Центрального аэродрома, приземлялись в Жуковском, знакомились с ходом подготовки резервных Як-15, перелетали в Чкаловскую, где уже шли полеты тройками, выясняли неполадки и нужды по материальной части и, напоследок, садились в Монино, где базировалась меньшая часть военной группы.

Возвратившись на Центральный аэродром, я отправлялся на завод за техпомощью, а Абрамов готовился к полетам следующего дня.

В. Е. Саладзе, надеявшийся на получение Золотой звезды Героя соцтруда, почувствовал, что «жар-птица» ускользает из рук. Пользуясь своим Як-10, я поспевал повсюду, а он, на автомобиле, оказывался в хвосте событий.

— Слушай, — как-то говорит он мне, — я директор, а вы тут в Москве, будьте моим главным инженером.

— Владимир Еремеевич, у меня и без вас начальников хватает. Если нужен главный инженер — вызывайте из Тбилиси.

Это ему не понравилось. Переменив тактику, он обратился к Абрамову, бывшему транспортному летчику тбилисского завода:

— Федор Леонтьевич, по старой дружбе, сделай что-нибудь, ты сам знаешь что, чтобы Адлер хоть на время перестал всюду летать. Мотор заставь менять, или бак пусть потечет, или еще что-нибудь такое.

— И не думай, Владимир Еремеевич. Тут везде комитетчики нос суют, еще посадят.

Рассказывая мне об этом, Абрамов добавил:

— Ишь, налитый вином бурдюк, что придумал.

Неотлучно во всей суете принимал участие важный генерал Кувенев, начальник над всеми военпредами, аккредитованными при авиазаводах, по прозвищу «Генерал Стоп». Где бы что ни случилось, у него одна реакция — остановить постройку. Заводы садятся на мель, оставаясь без оплаты продукции.

Как-то раз я ему и говорю:

— Что-то мне непонятно, почему у вас к Якам и МиГам разный подход. Яки летают безотказно, особых претензий к ним нет, а о них молчат. МиГи идут туго, с утра до вечера неполадки и доработки, а их нет-нет да и похвалите.

— Як хорош, но он стоит на месте. МиГ плох, но он хорошеет.

Я пожалел, что Яковлев, не слышал этих слов. Генерал-то оказался прозорливым!

Но вот наступило, наконец, утро 7 ноября 1946 года. На трех подмосковных аэродромах застыли на взлетных полосах пятнадцать реактивных Як-15 и девять еще более быстроходных МиГ-9, не считая резервных, тоже готовых к полету. В кабинах сидят слетанные летчики, даже ракетные пистолеты заряжены зелеными ракетами.

…И вдруг туман. Надо же такому случиться, выдался довольно редкий в Москве полностью туманный день. Сенсационный военно-политический эффект, которого ожидали от этого воздушного спектакля, не удался. Парад, правда, все-таки состоялся спустя полгода, приуроченный к празднованию Первомая, но он опоздал, прошел вяло, хотя к этому времени успели подготовить побольше Як-15 и МиГ-9. Участники были, конечно, награждены, но не так щедро, как это могло быть сделано полгода назад.

Мне пришлось еще несколько раз побывать в Тбилиси, но эти поездки на серийный завод носили скорее туристический, чем деловой характер. Так, однажды, прилетев туда рейсовым самолетом «Аэрофлота» и проезжая мимо православной церкви с коническим куполом, не похожим на привычную всем «луковку», я попросил шофера остановиться. В церкви в этот час никого не было. Я из приличия поставил свечку и обошел богато убранные внутренние помещения вместе с любезным батюшкой, не без гордости показывавшим мне свой храм.

Через несколько дней до меня докатился слух, пущенный шофером директорской машины:

— Адлер-то, якобы неверующий, а каждый раз после полета ставит Богу свечку за благополучное прибытие.

Однажды в свободную минуту главный инженер Г. Н. Пивоваров предложил прокатиться с ним по городу. Прекрасно зная город, он провез меня по всем достопримечательностям Тбилиси. Я был в восторге.

— Какой красивый город!

— Если бы отсюда можно было выселить всех грузин, он стал бы еще лучше.

«Ну и ну», — подумал я. — «Слышал бы тебя Саладзе!».

Однако Пивоваров, караим по национальности, видимо, знал, что говорил. Еще работая в Саратове, он едва отвертелся от доноса с обвинением его во вредительстве: якобы он приказал ставить на Як-1 заведомо негодные моторы. Только благодаря толковому следователю, который все же проверил этот факт и выяснил, что моторы-то были без поршней, т. е. действительно макетные, пригодные только для примерочных работ, его выпустили на свободу. А здесь, в Тбилиси, недостатка в поклепах такого рода он явно не испытывал.