— Мне кажется, я его уже защитила. — Она приподняла брови.

— Извини, дорогая. — Главный жрец слегка коснулся ее плеча. — Я неверно выразился. Я имел в виду Великое Белое Дерево.

— Великое Белое Дерево? — Рапсодия удивленно покачала головой.

— Да.

Неожиданно налетел порыв ледяного ветра, забрался под плащ Рапсодии, и она вздрогнула от холода.

— Я не понимаю, Ллаурон. Разве вы, будучи Главным жрецом, не защищаете Дерево?

— Разумеется. — Голос старика прозвучал мягко и ласково, как в те времена, когда он давал ей уроки в лесу. — И буду продолжать это делать до конца своих дней. Но мне кажется, ты смогла окружить юное дерево такой защитой, которой не имеет даже Великое Белое Дерево, — защитой от гибели в огне. — Он улыбнулся и развел руки в стороны. — Смотри: века истории, само здание и все, что находилось внутри, превратилось в пепел, а дерево продолжает жить, бушевавший здесь пожар его не коснулся. Поразительно, верно? Такого до сих пор еще не случалось. Во время намерьенских войн и страшных бурь, имевших место за прошедшие столетия, Великое Белое Дерево сильно пострадало, а однажды — во время Сражения Внутреннего Круга — и вовсе чуть не сгорело дотла. Даже я, давший клятву его охранять, не могу обеспечить его такой защитой. Ты можешь остановить огонь, не допустить, чтобы он уничтожил то, что тебе дорого, что ты любишь. Я давно за тобой наблюдаю, Рапсодия, и видел, как реагирует на тебя огонь. Он радостно тебя приветствует, когда ты проходишь мимо, и становится ласковым и послушным, точно котенок, подчиняясь твоей воле. Это великий дар, и я знаю, что он дается тому, кто его действительно достоин. А теперь, как наставник, я прошу тебя об одолжении: защити самое святое, что у нас есть, — Великое Белое Дерево. Оно рождено в последнем из пяти мест, где началось Время, — что может быть важнее?

— Ллаурон…

— Рапсодия, ты помнишь легенды Серендаира, которые я тебе рассказывал?

— Да, — с трудом выговорила Рапсодия.

— В далекие времена там царила сильная магия и жили волшебные существа, а воздух был пронизан древним могуществом. С тех пор как погиб Остров, мир многого лишился. Знаешь почему?

У Рапсодии имелись собственные соображения на этот счет, но она только покачала головой.

— Дело в том, что погиб Сагия, Дуб Глубоких Корней. Его смерть унесла с собой волшебство. Каждое из великих деревьев — а их было всего пять — росло в одном из пяти мест, где возникло Время и одна из пяти стихий. Сагия рос там, где родился эфир, где звездный свет пролился на Землю. Эфир стал первой стихией, и его магия была самой сильной. Когда Остров исчез, Сагия ушел под воду. Это невосполнимая потеря.

Ллаурон начал задыхаться и вдруг сильно раскашлялся, Рапсодия протянула к нему руку, но он отмахнулся: ему не терпелось продолжить рассказ.

— Великое Белое Дерево растет на последнем месте, где родилось Время, там возникла стихия земли, оно защищает землю и ее магию. Представь себе, во что превратится мир, если мы потеряем и его? Жизнь станет бесцветной, лишенной смысла, бесполезной. Ты, Дающая Имя, ведь не захочешь, чтобы это произошло?

Рапсодия улыбнулась столь драматическому окончанию речи Ллаурона и ответила:

— Нет, конечно.

— Замечательно. А теперь, дорогая, обещай мне, что по возвращении в мои владения в Гвинвуде ты сделаешь все, чтобы защитить Великое Белое Дерево. В качестве дара человеку, который всегда тобой восхищался.

Рапсодия с трудом сглотнула, но ничего не сказала. Огонь, уничтоживший Дом Памяти, был до определенной степени делом ее рук. Он помог уничтожить демонический корень, который вырос из корней юного дуба. Он вполне мог сжечь и это деревце, и Рапсодия сама не знала, что его спасло. Но она видела, что Ллаурону по каким-то причинам совершенно необходимо получить ее согласие защищать священный дуб, и она не смогла ему отказать.

— Хорошо, я попробую, — ответила она, улыбнувшись и поправляя плащ Главного жреца, соскользнувший с его плеча. — А вы в ответ должны мне пообещать, что будете больше думать о своем здоровье, Ллаурон. Ходить с голой шеей в такой холод нельзя, вы можете простудиться.

— Давай заключим сделку, — весело предложил Ллаурон. — Я надену шляпу, перчатки и замотаю шею шарфом, а ты пообещаешь мне сделать все, что в твоих силах, чтобы защитить Великое Белое Дерево от огня. По-моему, так чаши весов придут в равновесие. Согласна? — Он протянул Рапсодии руку.

Рапсодия удивленно на него посмотрела. О весах в равновесии она впервые услышала в Сорболде; возможно, это выражение используется гораздо шире, чем она себе представляла. В голове у нее зазвучало наводящее ужас повторяющееся слово: Товврик, Товврик, Товврик. Она невольно содрогнулась и заглянула в лицо Ллаурона, на котором застыло ожидание ответа. В его глазах, сияющих в ярком свете, было нечто такое, что вселяло в нее беспокойство, хотя его просьба показалась ей вполне разумной. Она задумалась на мгновение, затем пожала протянутую руку.

— Договорились. Однако я не собиралась возвращаться с вами в Круг, Ллаурон, — призналась она. — Мне действительно нужно в Илорк. Но я могу попробовать сделать все здесь, через корни этого дерева. Они связаны с корнями Великого Белого Дерева — так, по крайней мере, говорит Грунтор.

— Чудесно, — обрадованно заявил Ллаурон и, подойдя к своему коню, раскрыл седельную сумку, откуда вытащил перчатки, шляпу и шарф из мягкой некрашеной шерсти.

Рапсодия оглядела руины Дома Памяти, пытаясь избавиться от холода, сковывавшего тело и мысли, словно крепкий лед. Она подождала, пока Ллаурон оденется, затем подошла к юному деревцу.

— Вы знаете истинное имя Великого Белого Дерева? — спросила она.

Ллаурон несколько мгновений смотрел на нее, а потом покачал головой.

— Боюсь, что нет, — печально ответил он. — Это помешает тебе сотворить заклинание, которое защитит дерево?

Рапсодия тяжело вздохнула.

— Не знаю. Думаю, нет, — мне известно несколько имен, которыми его называют филиды и лирины, но истинное имя значительно облегчило бы мне задачу.

— Ничего не поделаешь, — только и проговорил Ллаурон, — придется воспользоваться тем, что у нас есть. Давай, дорогая. Я постараюсь тебе не мешать.

Рапсодия посмотрела на гладкие белые ветви, прислушалась к шепоту благоуханных цветов и закрыла глаза, чтобы настроиться на песнь ветра, сливающуюся с голосом самого дерева. Ту самую, что она слышала, когда они путешествовали с двумя болгами под землей по корням Сагии, давшего жизнь юному чуду. Мудрость и могущество наполняли мелодию, значительно более яркую и полную жизни, чем под землей; она раскрывалась медленно, ее тональность едва заметно менялась, воссоединяясь с торжественным гимном синего неба; ей не было нужды спешить, пытаясь угнаться за безумным миром, давшим приют сыну Сагии.

Рапсодия осторожно положила руку на ствол дерева, настроилась на его мелодию и запела, обращаясь к каждой из исходных стихий, кроме той единственной, от которой хотела его защитить. Она знала, что они обладают могущественной магией, и просила у них помощи:

Через несколько мгновений Рапсодия почувствовала, как ее песнь проникла внутрь ствола, наполнила его ветви и каждый ослепительно яркий цветок, стала постепенно уходить в землю, к корням. Она начала произносить имена, которыми филиды называли Великое Белое Дерево, в надежде направить свое заклинание на него: