Так уж получилось, что этот день совпал с днем рождения Гвидиона из Маносса, умершего двадцать лет назад. Горечь воспоминаний душила Стивена, перед глазами вставало окровавленное тело друга, которое он нашел в свете луны в первую летнюю ночь. Душу сжимала тоска, боль становилась невыносимой, ведь он потерял еще и Лидию, мать своих детей. Уложив Мелисанду в постель без обычной колыбельной, он поцеловал маленького Гвидиона и поспешно ушел, сославшись на головную боль.

Около полуночи ветер стих, и Стивен решил рискнуть и выйти на свежий воздух. Он открыл балконную дверь и шагнул вперед. Однако ему тут же пришлось прижаться к стене, поскольку ветер налетел на него с новой силой, мигом заморозив лицо и руки. Несмотря на жгучий холод, воздух показался Стивену удивительно чистым, хотя в нем оставался слабый привкус дыма: из всех труб замка в небо поднимались густые клубы.

Фонари не горели; дул такой сильный ветер, что слуги давно перестали их зажигать, и поэтому во дворе было темнее, чем обычно. Стивен с трудом различал очертания зданий: недавно отстроенные конюшни и казармы, сгоревшие прошлой весной во время необъяснимого крестьянского восстания, и намерьенский музей, выходивший во двор северным фасадом, его толстые стены покрылись сажей во время того пожара, но больше никак не пострадали. Повсюду царила тишина, лишь выл ледяной ветер, словно бы заморозивший все вокруг.

Потом он это увидел. Сначала Стивен не поверил своим глазам: в окне музея возникло голубоватое сияние, которое почти сразу же исчезло. Стивен сморгнул набежавшие от ветра и холода слезы. Да, теперь он уже не сомневался — в музее что-то происходит.

Скользя по насту, он пересек заснеженный балкон. Остановившись у перил, вновь внимательно посмотрел в сторону музея.

Вот, опять.

Если он попытается добраться до музея по внутренним покоям замка, уйдет много времени. Он отбросил эту мысль и начал осторожно нащупывать ногой лестницу, ведущую от полукруглого балкона вниз, во двор. Оказавшись на засыпанных снегом ступеньках, Стивен пошел быстрее.

Чтобы пересечь двор, ему пришлось идти по колено в снегу. Уши и руки мучительно ныли, ветер и не думал униматься.

Дверь музея была закрыта, все вокруг окутала непроглядная тьма. Стивен больше не видел голубоватых вспышек света в единственном окне здания. Дрожащими от холода пальцами он вытащил ключи.

Найдя на связке большой бронзовый ключ, Стивен засунул его в ржавый замок и повернул. Дверь со скрипом отворилась, но все звуки заглушал вой ветра. Стивен быстро вошел внутрь и захлопнул за собой дверь.

Лишенный окон первый этаж больше походил на мавзолей, чем на хранилище артефактов. Музей был построен в те времена, когда люди стыдились своего намерьенского происхождения; во всяком случае, никто им не хвастался.

Население всего континента в течение долгих семи веков испытывало все тяготы войны, разразившейся между Энвин и Гвиллиамом, а посему люди откровенно ненавидели потомков тех, кто принимал участие в этом кровавом безумии. Музей был без окон по двум причинам: во-первых, чтобы оградить многочисленные экспонаты от гибельного воздействия солнечного света; во-вторых, чтобы защитить их от ярости вандалов.

Глядя на собранные в зале реликвии, Стивен прекрасно понимал причины ненависти не-намерьенского населения. С самой ранней юности прекрасные статуи, редкие вещицы, манускрипты и многие другие предметы, рассказывавшие об истории намерьенов, завораживали Стивена, но для обычных людей они представляли собой красноречивые свидетельства эры хвастунов, людей, которые обладали могуществом, не понимая его сути, и считали себя чуть ли не богами. Теперь, после падения великой цивилизации, ненависть обывателей была вполне понятна.

Однако варварское отношение к великим достижениям прошлого вызывало в душе Стивена боль. Он смотрел на тщательно сохраненные артефакты, точные копии древних манускриптов, полированные статуи, многочисленные экспонаты, которые сами по себе никого не интересовали. Эпоха намерьенов была Золотым веком, но никто, кроме историков, не мог этого понять. Глубокий интерес к самой жизни и ее возможностям, который Стивен испытывал с самой юности, все еще не угас в его крови, несмотря на скорбь и тщету его существования.

Он услышал шаги на втором этаже и крикнул:

— Кто здесь?

В ответ последовала вспышка голубого света, озарившая лестницу у противоположной стены. Стивен быстро повернулся к одной из стен, на которой висело оружие, и сорвал меч, принадлежавший Фейдриту, королю наинов, и оставленный во время Великой Встречи, завершившей Намерьенский Совет. Говорят, что Фейдрит с отвращением швырнул меч в Чашу Встречи, разорвав таким образом связь своего народа с намерьенами, после чего вместе со своими подданными покинул Совет и направился в земли, расположенные за Хинтервольдом.

Стивен медленно приближался к лестнице, откуда волнами шел свет.

— Кто здесь? — повторил свой вопрос Стивен.

В ответ свет разгорелся еще ярче, стал почти гипнотическим. Стивену вспомнились стеклянные блоки в стенах огромной прибрежной базилики, Аббат Митлиниса. Часть стеклянных блоков располагалась ниже уровня моря, что позволяло наблюдать за его обитателями. Кроме того, базилика была почти постоянно наполнена рассеянным голубоватым светом, волнами окутывающим прихожан. Стивен тряхнул головой, чтобы избавиться от нахлынувших воспоминаний, и начал бесшумно подниматься по лестнице.

На верхней площадке, освещенная лазурным светом, стояла медная статуя драконихи Элинсинос, украшенная ослепительно сверкающими в темноте самоцветами и позолотой. Стивен присел на корточки, прячась за статуей. Свет погас.

— Привет, Стивен. — Негромкий голос, доносившийся из дальнего, левого угла комнаты, показался ему смутно знакомым.

Услышав свое имя, Стивен выпрямился и решительно двинулся вперед, сжимая в руках меч короля наинов. В том углу, где Стивен собрал вещи, принадлежавшие Гвидиону из Маносса, стоял человек в плаще с капюшоном. Мужчина ласково провел рукой по вышитой ткани, которой был накрыт стол. Его пальцы задержались на подставке с незажженными свечами.

— Свечи для дня рождения? — Голос звучал дружелюбно, но в нем угадывалась легкая ирония.

Стивен поудобнее перехватил меч и слегка его поднял.

— Это памятные свечи. Кто вы? И как сюда попали?

Человек повернулся к Стивену.

— Сначала я отвечу на второй вопрос. Я открыл дверь ключом, который ты сам мне дал.

Стивен подошел поближе.

— Ложь. Ключ есть только у меня. Кто вы?

Мужчина в плаще вздохнул.

— Я тот, кого все считают мертвым. — Он поднял руку и снял капюшон. — Это я, Стивен. Гвидион.

— Уходи отсюда, или я вызову стражников. — Стивен отступил на шаг и схватился за перила лестницы.

Эши взялся за рукоять меча и вытащил его из ножен. Голубой свет Кирсдарка озарил комнату, сияющие волны высветили его волосы и лицо, и сияние меди заставило Стивена широко раскрыть глаза.

— Это правда, я, — мягко сказал Эши, опуская меч. — И я все еще жив, в том числе и благодаря тебе, ведь именно ты нашел меня в лесу.

— Невозможно, — пробормотал Стивен. — Каддир… Каддир не мог тебя спасти. Ты умер прежде, чем я вернулся.

Эши вздохнул и провел рукой по медным кудрям.

— Сожалею, что солгал тебе, Стивен. Едва ли я сумею тебе объяснить.

— Тут ты совершенно прав! — вскричал Стивен и швырнул меч на пол. — Значит, все эти годы ты был жив? Что за непристойная шутка?

— Так было нужно, — мягко ответил Эши, хотя его сердце рвалось от боли, а лицо стоящего напротив Стивена исказила судорога страдания. — Но шутки тут ни при чем. Я скрывался.

«И ты все прекрасно знаешь, если в твоем теле поселился ф’дор», — подозрительно прошептал в его сознании дракон.

— От меня? Ты не доверял мне? И позволил все эти годы думать, что ты мертв? Провались ты в Пустоту! — Стивен сердито повернулся и двинулся к лестнице.

— Так едва не случилось, Стивен. Иногда у меня даже возникают сомнения, не добралась ли до меня Пустота.